Сегодня его последний рабочий день, потом он уходит в недельный отпуск. На Валландере все еще висело дело об экспорте угнанных машин в страны бывшего соцлагеря. Он подумал, что скоро будет год, как он занимается этой бандой. Недавно полиция Гетеборга накрыла одну из мастерских, где угнанные машины обретали новую внешность и документы, прежде чем погрузиться на паромы и покинуть пределы страны. Но в этом запутанном деле многое еще оставалось неясным, и после недели отдыха Валландера снова ждала неблагодарная работа.
Если не считать угонов, последний месяц в Истадском полицейском округе выдался тихий. Валландер заметил, что его коллеги уже навели порядок на письменных столах. Огромное напряжение, которым сопровождалась погоня за Стефаном Фредманом, наконец начало спадать. Матс Экхольм предложил, чтобы несколько психологов исследовали реакцию полицейских на сильнейший стресс, пережитый ими за время расследования. С Валландером беседовали несколько раз, и он снова оказывался лицом к лицу с воспоминаниями. Долгое время он чувствовал себя подавленным и страдал от депрессии. Ему до сих пор была памятна одна ночь в конце августа: тогда он никак не мог заснуть, вышел на улицу и поехал на пляж в Моссбю. Он шел вдоль берега, в голове крутились мрачные мысли. В какое же время, в каком же мире он живет? Доступно ли это человеческому пониманию? Бедные девушки, которых обманом доставляют в бордели Европы. Торговля несовершеннолетними, от которой ниточки прямиком ведут в потайные комнаты на самых высоких этажах общественного здания. Ни одна тайна не выйдет за пределы этих стен. Их похоронят в архивах, и они никогда не станут достоянием гласности. Портрет Густава Веттерстедта так и будет висеть в кабинетах, где отдаются директивы высшим полицейским чинам страны. В это мгновение Валландеру показалось, что он почти чувствует власть серых кардиналов, которой, как он думал, уже пришел конец; теперь он видел, что их власть возвращается. От этой мысли ему стало не по себе. И еще из головы у него не шел рассказ Стефана Фредмана. Рассказ о том, как Стефан стащил ключи и не раз приходил в квартиру Валландера, собираясь убить и его, и Линду. Узнав об этом, комиссар уже не мог смотреть на мир прежними глазами.
Однажды ночью он стоял на побережье и слушал шум тысяч невидимых перелетных птиц, которые уже потянулись на юг. Это была минута великого одиночества и красоты, словно уверение в том, что теперь все переменится. Валландер почувствовал, что почва еще не совсем ушла у него из-под ног.
Ему вспомнился один из последних разговоров с Экхольмом. К тому времени убийца был уже давно пойман.
Экхольм приезжал в середине августа, чтобы еще раз просмотреть материалы дела, и снова собирался в Стокгольм. В последний вечер Валландер пригласил его к себе на спагетти. Они проговорили до четырех утра. Валландер купил виски, и оба они опьянели. Валландер раз за разом задавал ему один и тот же вопрос: как так получилось, что молодой человек, почти ребенок, оказался способен на такую жестокость? Ответы Экхольма раздражали его, так как тот все сводил к рассуждениям о человеческой психике. Валландер настаивал, что сегодня все больший груз вины ложится на социальную среду, на неотвратимые процессы деформации, которым подвергается каждый человек в мире, который стало невозможно постичь. Экхольм отвечал, что их время не хуже любого другого. Да, шведское общество скрипит и качается. Но этим не объяснить существования таких людей, как Стефан Фредман. Швеция по-прежнему остается одним из самых стабильных обществ в мире. Одним из самых чистых обществ — Экхольм несколько раз повторил эти слова. Стефан Фредман — лишь исключение, которое ничего не доказывает. Он — сам по себе, и второй такой человек вряд ли найдется. В ту августовскую ночь Валландер пытался рассказать Экхольму, скольким детям сейчас приходится туго. Он разговаривал с ним так, будто ему больше и не с кем было поговорить. Его мысли становились сумбурными. Но за ними стояло подлинное чувство, и никто не мог этого отрицать. Валландеру было неспокойно. Будущее пугало его. Пугали те силы, которые собирались и крепли, оставаясь незримыми для глаз.
Он часто думал о Стефане Фредмане. Думал о том, почему так упорно шел по ложному следу. Он отказывался верить, что за всеми убийствами стоит четырнадцатилетний мальчик. Отказывался — хотя, когда он в первый раз переступил порог квартиры в Розенгорде и увидел Стефана, он уже нутром почувствовал, что очень близок к страшной разгадке. Валландер знал это, но шел по ложному следу, так как не в силах был принять такую правду.
В четверть восьмого Валландер захлопнул дверь и спустился к машине. Было прохладно. Он застегнул «молнию» на куртке и, поежившись, сел за руль. По дороге в управление он думал о встрече, которая предстояла ему в то утро.
Ровно в восемь Валландер постучал в кабинет Лизы Хольгерсон. Услышав ее голос, открыл дверь. Она кивнула, приглашая его сесть. У Валландера мелькнула мысль, что прошло всего три недели с тех пор, как Лиза Хольгерсон стала их начальницей, заняв место Бьёрка, и тем не менее ее присутствие уже заметно отразилось и на работе, и на общем настрое подчиненных.
Поначалу многие скептически отнеслись к женщине, которая пришла к ним из Смоландского полицейского округа. Вдобавок Валландера окружали люди, которые еще держались за старые предрассудки и считали, что женщинам вообще не место в полиции. Да еще на руководящей должности. Однако Лиза Хольгерсон быстро доказала свою профессиональную пригодность. Она поразила Валландера цельностью натуры, смелостью и умением делать образцовые по своей стройности доклады, о чем бы в них ни говорилось.
Накануне Лиза Хольгерсон предложила Валландеру встретиться. Но даже теперь, сидя в ее кабинете, он не знал, с какой целью она его пригласила.
— На следующей неделе вы уходите в отпуск, — сказала она. — Я слышала, что вы с отцом едете в Италию.
— Он мечтал об этой поездке, — ответил Валландер. — Возможно, такой случай больше не представится. Моему отцу почти восемьдесят лет.
— Моему восемьдесят пять. Бывают дни, когда голова у него совсем ясная. А бывает, он меня не узнает. Но я поняла, что от родителей все равно никуда не деться. Неожиданно замечаешь, что вы поменялись ролями. И они из родителей превратились в твоих детей.
— Примерно то же приходило в голову и мне, — сказал Валландер.
Она переложила на столе какие-то бумаги.
— Никакого определенного дела у меня к вам, собственно, нет, — произнесла она. — Но я вдруг поняла, что у меня так и не было случая поблагодарить вас за работу, проделанную этим летом. То расследование может считаться образцовым во многих отношениях.
Валландер смотрел на нее в недоумении. Неужели она говорит серьезно?
— Не могу с вами согласиться, — сказал он. — Я допустил много ошибок. Увлек расследование по ложному следу. Я мог провалить все дело.
— Хороший следователь тем и хорош, что умеет в нужный момент сменить ногу, — возразила она. — Вернуться к версии, которую уже сбросили со счетов. Ваша работа достойна подражания. Так же как и ваша выносливость. Умение нестандартно мыслить. Я хочу, чтобы вы знали об этом. Мне говорили, что начальник Госполиции несколько раз при случае выражал свое удовлетворение в связи с этим делом. Возможно, вам предложат прочитать о нем цикл лекций в высшей полицейской школе.
Валландер сразу заартачился.
— Я не могу, — сказал он. — Попросите кого-нибудь другого. Я не могу выступать перед незнакомыми людьми.
— Мы еще поговорим об этом, когда вы вернетесь, — сказала она и улыбнулась. — Сейчас мне было важно сказать вам, как я вас ценю.
Она поднялась из-за стола, давая понять, что встреча подошла к концу.
Валландер шел по коридору. Похоже, Лиза Хольгерсон говорила искренне, подумал он. Ее похвала заметно подняла ему настроение, хотя он старался себе в этом не признаваться. Скорее всего, они сработаются.
Он отправился в столовую и взял кофе, спросил Мартинсона, как идут дела у его дочери: девочка болела ангиной. Вернувшись в свой кабинет, Валландер позвонил в парикмахерскую и записался на стрижку. Потом положил перед собой список дел на сегодня, который составил накануне вечером. Он рассчитал, что должен выйти из управления около двенадцати, чтобы успеть покончить с последними приготовлениями.
Валландер как раз закончил подписывать накопившиеся бумаги, когда зазвонил телефон. Звонила Эбба из дежурной части.
— К тебе пришли, — сказала она. — По крайней мере, мне так кажется.
Валландер наморщил лоб.
— Кажется? — переспросил он.
— Здесь стоит какой-то мужчина. Он не говорит по-шведски, но имеет при себе письмо. На английском языке. На конверте стоит твое имя. Одним словом, он хочет тебя видеть.
