Эдуард Тополь - Красная площадь

Детективный роман-версия о кремлевском перевороте, который чуть было не состоялся в период с 19 января по 3 февраля 1982

Совершенно секретно

Срочно

Военной спецсвязью

Следователю по особо важным делам Шамраеву Игорю Иосифовичу

Гостиница «Жемчужная» номер 605 город Сочи Краснодарского края

ГЕНЕРАЛЬНЫМ ПРОКУРОРОМ СССР ТЕБЕ ПОРУЧЕНО РАССЛЕДОВАНИЕ ПРИЧИН СМЕРТИ ПЕРВОГО ЗАМЕСТИТЕЛЯ ПРЕДСЕДАТЕЛЯ КГБ ГЕНЕРАЛА АРМИИ СЕРГЕЯ МИГУНА ТЧК СРОЧНО ВЫЛЕТАЙ ЗПТ ДЕВОЧКАМИ ДОГУЛЯЕШЬ ПОСЛЕ ТЧК НАЧАЛЬНИК СЛЕДСТВЕННОЙ ЧАСТИ ПРОКУРАТУРЫ СССР ГЕРМАН КАРАКОЗ

Москва

22 января 1982 года

Спросонок я трижды перечитал эту телеграмму. Сука этот Каракоз, вот и все. Военной спецсвязью послать мне телеграмму с упоминанием о девочках мог только такой прохвост, как Герман. В течение получаса телеграмма прошла через Генеральный штаб Советской Армии, через командующего Северо-Кавказским военным округом генерала Асанова и примчалась ко мне с его адъютантом майором Аверьяновым и двумя офицерами с капитанскими погонами на шинелях.

Несмотря на сургучные печати, облепившие телеграмму, и гриф – «совершенно секретно», вся эта военная свора, конечно же, знает ее текст. Поэтому сейчас, в моем номере, они, ухмыляясь, поглядывают на храпящего на диванчике Светлова и на молоденькую циркачку Ниночку, свернувшуюся калачиком под простыней на моей постели. Хорошо выглядят в их глазах следователь по особо важным делам Прокуратуры СССР Игорь Шамраев и начальник 3-го отдела Московского уголовного розыска Марат Светлов! Восемнадцатилетняя воздушная гимнастка Нина («бэби-вумен», как назвал ее Светлов, когда вчера на рассвете ввалился в мой номер) под простыней выглядит вообще девочкой, на столе пустые бутылки из-под коньяка… Надо побыстрее выставить их из номера, чтобы не ухмылялись так нагло. Я прокашливаюсь:

– Вот что, ребята. Вы бы посидели в вестибюле, я сейчас спущусь.

– Товарищ Шамраев, – говорит майор Аверьянов. – Командующий приказал срочно доставить вас в Адлер. Там вас ждет самолет. Но дорога ужасная – пробиться можно только на военном вездеходе. Поэтому у вас есть минут пятнадцать на сборы. Вам нужно сдать номер и…

– Я сам знаю, что мне нужно, – обрываю я майора. Еще не хватало, чтобы он меня учил, как выпроводить девочку из номера.

Действительно, два дня назад Сочи накрыло такими морозами и снегопадом, что город оказался парализован, общественный транспорт не ходит, школы закрыты, и счастливые подростки устраивают на пустых мостовых веселые снежные баталии. Но для гусеничного армейского вездехода сочинский снег, конечно, не проблема, армия у нас подкована на все случаи жизни.

– Идите и ждите меня внизу, – говорю я, закрываю за ними дверь и иду в ванную.

В руке все еще держу эту чертову телеграмму. Крошки сургуча, обломившегося с нее, каким-то дьявольским образом попали в тапочку и больно колют ногу. Сбрасываю тапочку, босиком возвращаюсь в комнату, пытаюсь разбудить храпящего Светлова и сую ему в руку телеграмму – пусть почитает, пока я буду мыться. Но Светлов не просыпается, мычит что-то матерное, переворачивается на другой бок, лицом к стене, и спит дальше. Еще бы! Он уснул 3 часа назад, а до этого ровно сутки занимался арестами сочинских главарей подпольного бизнеса, для того и прилетел прошлой ночью в Сочи. Приходится открыть жалюзи и распахнуть оконные створки. Теперь они у меня живо проснутся – «бэби-вумен» и Светлов. Японский бог! Какая за окном красотища! Пальмы в снегу, пляж – знаменитый на все побережье пляж гостиницы «Жемчужная» с привезенным из Анапы песком – тоже под тонким слоем снега, а волны Черного моря зябко накатывают на берег и слизывают снег с прибрежного припая.

Гостиницу «Жемчужная» построили лет семь назад исключительно для иностранцев, оборудовали по последнему слову курортной архитектуры, но рухнул детант, резко снизилось количество иностранных туристов, и почти импортный комфорт стал – слава Богу! – доступен нашему брату. Не всем, конечно. Летом достать номер в этой гостинице могут только партийные начальники высокого ранга, либо крупные махинаторы левой экономики. Я не принадлежу ни к тем, ни к другим, поэтому скромно забронировал себе номер зимой и уже 10 января отогревался здесь от московских морозов. 13 января, на старый Новый год, тут была такая теплынь, что расцвели олеандры, и в зеленой самшитовой роще удалое краснодарское начальство баловало шашлыками из молодой баранины и экспортными речными раками своих «высоких» гостей – подпольных дельцов из Закавказья. Налицо была очередная темная сделка, но хоть я и следователь Прокуратуры СССР, на кой они мне нужны, когда я на отдыхе? Всех не разоблачишь, вместо одних, которые идут под суд, тут же всплывают другие – пошли они все на фиг! У меня свой номер в «Жемчужной», балкон с видом на море и девочка Нина – 18-летняя циркачка из соседнего дома отдыха ВТО! Но сразу после старого Нового года все стало здесь круто меняться. Сначала поползли слухи, что в Москве идет операция «Каскад» – то есть повальные аресты главарей левой экономики (и тут же опустели сочинские рестораны). Потом весь город накрыло снежным бураном (опустели пляжи). А вчера, в четыре утра, ввалился в мой номер Марат Светлов, выпил с дороги стакан коньяка и сказал, что прибыл с оперативной милицейской бригадой брать заправил сочинской курортной мафии. Заодно, как сорока на хвосте, он привез глухую милицейскую сплетню о самоубийстве шурина Брежнева – первого заместителя Председателя КГБ генерала Сергея Мигуна: якобы, секретарь ЦК Михаил Суслов уличил Мигуна в связях с левым бизнесом и потому Мигун застрелился.

Но я в эту сплетню не поверил (чтобы в нашем правительстве кто-то застрелился?! Да еще – Мигун, хозяин КГБ!), и только теперь эта телеграмма с двумя красными полосами – знаком особой воинской секретности – наводила на размышления.

Почему Генеральный прокурор засадил в это дело меня, а не других следователей – «важняков», которые у него там под рукой, – Бакланова, Рыжова, Хмельницкого? Почему телеграмма послана не по почте и даже не по кремлевской телефонной связи, а по армейской линии? Почему спешка – военный эскорт, армейский вездеход и специальный самолет в адлерском аэропорту, словно я чуть ли не член Политбюро? И почему в газетах до сих пор нет сообщения о смерти Мигуна? Черт побери, в руках у Аверьянова была свежая «Правда», а я выпроводил его из номера и не попросил газету… А самое главное – не дай Бог, чтобы сплетня, привезенная Светловым, оказалась правдой! Что ж мне – Суслова, что ли, допрашивать? Обвинять его в доведении Мигуна до самоубийства? Нет, если бы это было самоубийство, да еще при участии самого Секретаря ЦК Суслова, то в эти тайны мадридского двора вряд ли станут посвящать такую пешку, как я. Тут что-то другое, не связанное с Сусловым, слава Богу. Но что?

Ниночка заворочалась в постели, поджала от холода ноги и попросила жалобно:

– Игорь, укрой меня, мне холодно.

Я проклял и свою службу, и этого Каракоза – из-за какого-то Мигуна бросай такой номер и такую девочку!

В это время Марат перестал храпеть и произнес со своего дивана:

– Ты что, спятил? Закрой окно!

Тут он открыл глаза, увидел у себя в руке телеграмму с двумя красными полосами, сонно взглянул на нее, но тут же рывком сел и присвистнул:

– Вот это да!…

За что я люблю Светлова – за быструю сметку. Мне понадобилось минут восемь времени и литров двадцать йодистого морского воздуха, чтобы понять, в какую заваруху меня бросает, а он в секунду все схватил. И это – после того, как до трех ночи он вынимал из постелей директоров сочинского курортторга, начальников крайпотребсоюза и самого начальника сочинского ОБХСС майора милиции Морозова. Затем, опасаясь встречных акций сочинской мафии, он прикатил не в свою гостиницу, где его могли поджидать родственники арестованных с ножами или стотысячными взятками, а ко мне в номер, и рухнул на диван. И теперь, после трех часов сна, ему понадобился лишь миг, чтобы все схватить и сказать: