— Да не надо, — поморщился сержант. — Езжайте. Счастливого пути.
— Ты подожди здесь, пока они закончат, — бросил Владик водителю. — А мы Настю отвезем.
— Я тоже могу остаться, — предложила Настя.
— Поехали, поехали, — торопил ее Владик. — Зачем ты мерзнуть будешь?
Охранник сел за руль, Владик поспешно вскарабкался рядом, а Настя разместилась на заднем сиденье.
— Мы можем сначала тебя отвезти, — сказала Настя.
— Нет-нет, — замотал головой Владик. — Я не тороплюсь.
Всю дорогу до ее дома он молчал. Ей хотелось сказать ему что-нибудь ласковое, но она никак не могла придумать, что. К тому же боялась, что получится только хуже. Она так и вышла, ничего не сказав, только попрощавшись, а охранник повез Владика дальше.
Возле подъезда охранник припарковал машину, подождал, пока Владик выберется, поставил джип на сигнализацию и вошел в подъезд первым. Лифт еще не успели включить, и охранник не спеша поднимался по лестнице, сунув руки в карманы, как почему-то всегда делает охрана, нарушая все инструкции. Владик, сдерживая нетерпение, топтался за ним; сначала отпускал вперед, а потом нагонял, перепрыгнув через ступеньки.
Когда они были где-то между вторым и третьим этажами, сверху послышалась дробь быстрых шагов. Охранник остановился. Навстречу им сбегало двое парней, громко и весело переговариваясь.
— Я ей говорю, слышь, а ты, в натуре, не офигела... — рассказывал один другому. — Такие фишки мне выкатываешь!
Второй смеялся и крутил головой.
Охранник посторонился, давая им дорогу. И в ту же минуту раздался хлопок. Владик еще не понял, что произошло. Он лишь увидел, как охранник медленно сползает по стене, хрипя и зажимая ладонями живот.
— Вы что делаете? — испуганно крикнул Владик.
Следующий выстрел настиг его. Он пошатнулся, дернулся назад и упал навзничь, хрипя от боли и от страха. Широко распахнутыми синими глазами он еще видел, корчась на бетонном полу, как один из парней наклоняется над ним и приставляет длинное дуло к его голове. Владик успел услышать еще один хлопок. А потом все погасло.
В понедельник утром я притащился в свой кабинет к десяти, в надежде, что Храповицкий будет все еще отсыпаться и что мы с ним сегодня не встретимся. После бессонной ночи я чувствовал себя совершенно разбитым. Голова была ватной, мысли путались, во рту стояла непереносимая горечь от сигарет и выпитого кофе. Зато я принял окончательное решение и надеялся, что оно придаст мне сил промучиться на работе с час. На большее я не рассчитывал. А потом я собирался исчезнуть.
— Вы что-то сегодня неважно выглядите, — озабоченно заметила Оксана.
— Странно, — буркнул я. — С чего бы это?
— Вас уже Владимир Леонидович спрашивал, — сообщила мне Оксана, глядя на меня с состраданием.
— Он что, уже здесь?
— И Виктор Эдуардович тоже.
— Тем лучше, — мрачно заметил я, хотя не видел в этом ровным счетом ничего хорошего.
И потащился к шефу. Они сидели вдвоем с Виктором. Точнее, сидел только опухший и угрюмый Храповицкий, откинувшись в кресле и утомленно прикрыв глаза. А Виктор раненым зверем метался по кабинету, кусая губы и невнятно ругаясь. Было заметно, что его суета доставляет страдание больным нервам Храповицкого, но шеф терпел, не реагировал — вероятно, экономил каждое движение.
Когда я вошел, Храповицкий, не открывая глаз, издал едва слышный стон, который при желании можно было принять за недружелюбное приветствие. Виктор, напротив, кинулся ко мне и пожал руку.
— Слышал уже? — осведомился Виктор. — Про этого урода из «Золотой нивы»?
— Слышал, — пробормотал я, невольно передергиваясь от слова «урод».
— Я только что говорил с Савицким, — возбужденно продолжал Виктор, не останавливаясь. — Их ждали в подъезде. По два выстрела — в него и в охранника. Второй, контрольный, в голову.
— А можно потише? — подал заржавевший голос Храповицкий. — И сядь, пожалуйста, куда-нибудь. А то у меня в глазах мелькает. Тошнит.
Виктор машинально остановился, послушно сел в кресло, но тут же снова вскочил.
— Савицкий говорит, «заказуха». Сто процентов. Но почему сейчас?!
Его волнение было мне не очень понятно.
— Я был там ночью, — сдержанно отозвался я. — Часа через два после того, как его убили. Менты рассказали мне подробности.
Он не спросил меня, что я там делал. Он был слишком озабочен своими мыслями и переживаниями.
— Черт! Кто мог это сделать?! — воскликнул он с раздражением, опять устремляясь вдоль кабинета и обратно. — Кому это понадобилось?
— Да кому угодно, — я пожал плечами. — Мы же знаем, какой у него был бизнес: одни проблемы. Вчера я сам видел, как он ссорился с Бабаем. Там еще Пономарь за него заступался...
— Пономарь? — перебивая меня, переспросил Виктор. — А о чем они спорили?
— Нам-то, собственно, какая разница? — вмешался Храповицкий. — Скажи лучше Ленке, пусть рюмку коньяку принесет. Иначе я не встану.
— А про звонок слышал? — опять повернулся ко мне Виктор, игнорируя просьбу Храповицкого.
— Какой звонок?
— Савицкий говорит, что кто-то позвонил в милицию и сообщил, что у этого Владика в джипе спрятаны наркотики. Приехали из ОМОНа, дождались его и обшмонали его машины. Ничего не нашли.
— Это, может быть, и не связано одно с другим, — заметил я, подумав. — Кто-то мог пошутить по пьянке.
— Нет, не скажи! — горячо возразил Виктор. — Тут что-то не то!
— Лена, да принеси же коньяку! — взорвался Храповицкий, ударяя рукой по селектору. — Сколько можно просить?! Сдохнешь тут, на рабочем месте, и никто пальцем не пошевелит.
Через минуту Лена вплыла в кабинет с большой рюмкой коньяку на подносе и дольками лимона на блюдце. Храповицкий выпил коньяк, а лимон брезгливо отодвинул в сторону.
— Ненавижу лимоны, — с отвращением пробормотал он.
— А мне все-таки кажется, что этот звонок неспроста, — твердил свое Виктор.
— Слушай, чего это тебя так волнует? — удивленно уставился на него Храповицкий. Он начал приходить в себя. — Ну, убили и убили. Жалко, конечно, мальчишку. Ефима тоже по-своему жалко. Он хоть и мерзавец законченный, но сына потерять врагу не пожелаешь. Только мы-то тут при чем?
— Да у меня там, — начал было Виктор, но смешался. — Короче, в его фирме мои хорошие знакомые деньги держали.
— Да ну? — поразился Храповицкий. — Есть же еще на свете болваны. Почему они только на мою долю не достаются? Лучше бы мне свои бабки отдали. Я бы их честно пропил с Ваней. Так сказать, в дело бы пустил.
— Датам гарантии были... — промямлил Виктор. Было заметно, что эта тема для него неприятна.
— Какие могут быть гарантии в таких пирамидах? — возразил Храповицкий. — Они же создаются под «кидняк». Передай своим знакомым, что я им не сочувствую. Я вообще дуракам не сочувствую.
Виктор кинул на него быстрый взгляд, закусил губы, но ничего не ответил.
— Ладно, Бог с ним, — решил Храповицкий, поднимаясь. — Пора Ваню Вихрова проведать. А то жив он, нет, мы даже и не знаем. Ты поедешь? — спросил он Виктора.
— Да нет, наверное, — откликнулся Виктор рассеянно. — У меня тут дел невпроворот.
— Что, и провожать его не будешь? — поднял брови Храповицкий. — Все таки он наш гость!
— Ты там извинись за меня, — виновато пробормотал Виктор. — Мне, честное слово, кое-что надо закончить. Очень важно.
— Что может быть еще важного, когда у нас в гостях сам Ваня Вихров?! — искренне возмутился Храповицкий. — Ну, поступай как знаешь. Придется мне бабника с собой брать.
Он взглянул на меня исподлобья.
— Чего ты так скривился? — ядовито бросил он мне. — Поведай товарищам, как ты у этого несчастного Владика телку увел.
И прежде чем я успел ответить, он повернулся к Виктору.
— Представляешь, что вчера вытворил наш моралист? Трахнул девушку бедного парня. Да еще и набил ему морду. Очень гостеприимно. Как говорится, заходите к нам на огонек.
Обида все еще жгла его.
— Я ее не трахал, — вяло возразил я. — Я отвез ее из гостиницы домой. Там уже была милиция. Они могут подтвердить.
— Ага, — недоверчиво хмыкнул Храповицкий. — Рассказывай. Небось в машине и оприходовал.
Я пожал плечами. Что толку было с ним спорить? Да и какое это имело значение?
Всю дорогу к гостинице Храповицкий болтал по телефону со своим гаремом. Учитывая, что все диалоги были совершенно однотипными — начинались с вопроса «Что делаешь?» и заканчивались обещаниями позвонить позже, — он вполне мог бы оборудовать машину специальной связью и проводить со своими женщинами селекторные совещания. Это избавило бы его от необходимости по три раза повторять одно и то же.
В перерывах он отворачивался к окну и, откидывая голову на сиденье, морщился и постанывал. Мне казалось, что он настраивается на серьезный и неприятный разговор со мной, который он откладывает ввиду более важных дел. Меня подмывало попросить его не тратить сил на воспитательную работу, поскольку я все равно уже все решил. Но объявить ему об этом я хотел после визита к Вихрову, чтобы уж покончить со всем разом.
