Храповицкий расположился рядом с Дианой, а я разместился в углу, на некотором отдалении.
Но после пары рюмок обнаружилось, что свой предел есть всему. Даже тому, сколько задень может выпить Вихров. Он перекочевал на диван и начал клевать носом. Его подбородок упал на грудь, и вскоре раздалось мирное посапывание. Обычно в незнакомых компаниях я принимал на себя тяжесть поддержания пустой болтовни, оставляя Храповицкого в выигрышном положении комментатора. Но сейчас я был не в настроении забавлять народ. Я все еще мучился из-за эпизода с Владиком, да и с Дианой я как-то протрезвел.
Коровки жевали все с большим увлечением. Крысы закончили обсуждение и важно пили вино, ожидая, когда их начнут развлекать. Диана лишь загадочно улыбалась, и молчание, перемежаемое призывами Храповицкого выпить, делалось неловким. Вернувшаяся из туалета мартышка принялась было рассказывать о своем походе с подругами в бильярдную, но, видя, что это мало у кого вызывает интерес, сбилась и затихла.
Мужской азарт, переполнявший Храповицкого, искал выхода. Он несколько раз пытался меня задирать, но безуспешно. Я либо отмалчивался, либо отвечал односложно. Он переключился на девушек, но тут вышло еще хуже. Коровки робели и молчали. А крысы сразу обижались, что их воспринимают без должного уважения.
— Ты какой-то нелюдимый сегодня, — заметил он наконец мне с досадой.
— Бывает и со мной, — ответил я коротко.
— Совесть терзает? — догадался он. — Переживаешь? Из-за этого дурачка?
— Я не люблю себя, когда бью слабых! — вырвалось у меня.
— А чего с ним церемониться? — с неожиданным ожесточением откликнулась одна из крыс, не спрашивая, о ком идет речь. — Если он по-другому не понимает.
— Увы, — притворно вздохнула Диана, пожимая плечами. — Некоторым даже нравится, когда их ставят на место. Я не люблю слабых мужчин. Как, впрочем, и слабых женщин, — добавила она меланхолически.
— А кого же бить, как не слабых? — задорно поддержал ее Храповицкий. — Сильных, что ли? Они сами бьют!
Я вновь не ответил. Храповицкий кликнул охрану и велел им принести гитару, которую всегда возил с собой в машине. Это был дорогой инструмент, купленный где-то в Лондоне, на аукционе, и принадлежавший ранее не то Джимми Хендриксу, не то кому-то еще. Признаюсь, я прослушал, пока он объяснял это Диане.
Он долго вынимал гитару из чехла, потом подкручивал колки, настраивая. Все затихли в ожидании. Его обычный репертуар состоял из популярных эстрадных шлягеров, которые он исполнял с чувством, подражая известным артистам. Сегодня он был и в голосе, и в ударе, и добавил к привычному набору пару городских романсов.
Всем своим видом он показывал, что поет только для Дианы. Она смотрела на него сияющими глазами и кивала с преувеличенным восторгом. Иногда мне казалось, что она переигрывает.
Зато девушкам, похоже, очень нравилось, и временами мартышка даже бралась подпевать. Хотя Храповицкий пел и впрямь превосходно, я почему-то не могу преодолеть некоторую неловкость при попытках хорового пения в компаниях, возможно, потому что сам лишен и голоса и слуха. К тому же я во всем стараюсь избегать и любительства, и подражательства. Я решил дождаться приличествующей паузы и отбыть.
Но тут Храповицкий эффектно взял последний аккорд и отложил гитару в сторону.
— А не пора ли нам, девчонки, заняться чем-нибудь серьезным? — провозгласил он, окидывая их игривым взглядом.
Коровки оживились и зашушукались. Крысы посмотрели на него подозрительно.
— Как насчет того, чтобы поиграть в бутылочку? На раздевание? — продолжал он.
— Да мы, в принципе, и так можем раздеться, — предложила одна из коровок. — Нет, если надо?
И она вопросительно обернулась на подруг. Крысы ответили ей презрительными взглядами. Одна даже фыркнула.
— Ну, в принципе, не догола, конечно, — смутившись, прибавила коровка.
— Просто так — неинтересно! — возразил Храповицкий. — Так один бардак получается. Сплошной разврат. Мы же все-таки приличные люди.
И, не удержавшись, он потянулся рукой к плечу Дианы. Она встала.
— Спасибо за вечер, — улыбаясь, проговорила она. — Очень жаль, но мне, кажется, пора домой.
— То есть как домой? — опешил Храповицкий. — Ты еще не видела самого интересного.
— Думаю, что самое интересное я как раз видела, — усмехнулась она. — И легко могу догадаться о том, что будет дальше.
Крысы недоверчиво покосились на нее. Ее присутствие здесь явно раздражало их, поскольку отвлекало мужское внимание от них самих. Ее намерение уйти было им тем более непонятно. Они опасались подвоха.
Храповицкий подошел к Диане и обнял ее.
— Останься, — попросил он, стараясь, чтобы его шероховатый от пения и нетерпения голос звучал нежно. — Я очень тебя прошу.
В ответ она только усмехнулась.
— Ну, пожалуйста, — настаивал Храповицкий. — Что мне сделать, чтобы ты осталась?
Она мягко убрала его руки.
— Володя, — снисходительно улыбаясь, проговорила она. — Посмотри, пожалуйста, на меня. Разве я похожа на разовую девочку? Тут и без меня этого добра хватает.
Крысы зашипели и отвернулись, показывая, что сказанное к ним не относится. У коровок испуганно округлились глаза. Мартышка хихикнула.
— При чем тут это? — обиделся он. — Я не собирался тебе предлагать...
— Собирался, — прервала она бесцеремонно. — Но даже если не собирался. Что еще ты мне можешь предложить? Стать твоей сто сорок восьмой или сто сорок девятой официальной любовницей? Спасибо. Можно как-нибудь потом? В другой раз?
Она оглянулась на меня.
— Андрей, отвези меня, пожалуйста, домой. Поколебавшись, я начал подниматься. Храповицкий был шокирован. Он облизнул пересохшие губы.
— Сидеть! — рявкнул он мне грубо.
Наверное, если бы он взял на октаву ниже и добавил «пожалуйста», я бы не сдвинулся с места. Но собачьи команды я не воспринимаю.
Я в недоумении уставился на него. До сих пор он никогда не позволял себе обращаться ко мне в таком тоне. Он был зол как черт, глаза налились кровью.
— Сидеть, я сказал! — повторил он, не снижая накала. — И не дергаться, пока я не разрешу.
— Это ты мне? — уточнил я, стараясь говорить спокойно.
— Ты никуда не поедешь! — объявил он безапелляционно. — Ты останешься здесь, со мной.
И повернув голову к Диане, он бросил ей с небрежностью, за которым скрывалась досада:
— Тебя отвезет моя охрана.
Она молча пошла к выходу. Я последовал за ней.
— Ты что, не слышал? — окликнул меня Храповицкий. — Я, кажется, ясно выразился!
— Для нас обоих лучше считать, что я не слышал, — ответил я вежливо.
— Стой! — вновь хрипло пролаял он. — Вернись на место! Пока я начальник, я решаю, куда тебе идти! И когда это делать!
— Значит, с этой минуты ты мне не начальник, — отозвался я. И поскольку он совершенно не понимал, о чем я говорю, я пояснил: — Считай, что я уволился. Порой все проще, чем кажется.
И вышел, деликатно прикрыв за собой дверь, чтобы его матерная брань не разносилась по коридору. Не успел я отойти, как за мной выскочила Ольга.
— Андрюшечка! — в ужасе запричитала она. — А нам как же быть?
— Оставайтесь, — пожал я плечами. — Ничего не меняется.
Я достал из сумки деньги и отсчитал ей две тысячи долларов.
— Остальное я доплачу тебе завтра, — пообещал я. — Постарайся, чтобы все остались довольны.
Она взвизгнула и бросилась мне на шею.
— Можешь не сомневаться! — горячо заверила она. — Девки до потолка прыгать будут.
— Я рад за них, но вообще-то я не о них говорил.
— Да не бойся! На всю жизнь нас запомнят!
Когда мы с Дианой оказались в машине, она закуталась в свое длинное вязаное пальто с причудливым рисунком и, отвернувшись к окну, зевнула, прикрыв ладонью рот.
— Кажется, я и впрямь хочу спать, — проговорила она. — Устала что-то. Отвези меня ко мне домой.
Она выглядела утомленной, как актриса после тяжелого спектакля. Я тоже был вялым и подавленным. Было около двух часов ночи, на улице стояла темень. Не было видно ни души. Даже машины не попадались нам навстречу.
— Я именно так и собирался сделать, — сказал я.
— Вот как? — спросила она с иронией. — Очень благородно с твоей стороны. Учитывая, что из-за меня ты чуть не подрался со своим начальником.
Она ненадолго замолчала, потом потрепала меня по лежавшей на руле руке.
— Не расстраивайся, — утешила она меня. — Он просто пьян. Завтра протрезвеет, и вы помиритесь.
— Не думаю, — ответил я рассеянно.
— Почему? — спросила она, удивленно поднимая брови. — Ведь глупо ссориться из-за случайной женщины. Я имею в виду, что вы оба совсем меня не знаете.
— Ты тут только повод, — возразил я. — Храповицкий любит сравнивать людей с животными. Так вот, между жизнью с кроликом и жизнью с хищником существует некоторая разница. Хищник, сколько его ни дрессируй, рано или поздно бросается на человека. И если человек пугается, зверь это запоминает. Можно, конечно, начать унижаться, это даст некоторую отсрочку. Но, скорее всего, тебя все равно сожрут. Вопрос времени.
