- На кухне есть какая-нибудь еда?- спросил Корсаков.
- Не знаю...- беспомощно пожала плечами тетушка. - То, что я для себя покупаю, они или съедают, или выкидывают.
Корсаков прошел на кухню и обнаружил, что стол завален всякой снедью. Видимо, непрошеные гости пировали в одной из комнат, а здесь только нарезали закуски. Походило на то, что они отправились за добавочной выпивкой, однако Корсаков твердо решил их дождаться, куда бы они ни ушли. Впрочем, ожидание оказалось недолгим. Корсаков сидел в комнате Веры Николаевны и наблюдал за тем, как старушка ест наскоро приготовленный им бутерброд - ест аккуратно, не выказывая ни малейшей жадности,- когда щелкнул замок входной двери и в прихожей раздались наглые и слегка хмельные мужские голоса. Звякали бутылки, шуршали пакеты. Пришельцев было трое, как без труда определил Корсаков - они обсуждали какую-то попойку с девицами и время от времени разражались неудержимым смехом. Тетушка прекратила есть и в испуге застыла.
- Я сейчас выйду к ним, а вы запритесь в комнате и не открывайте, пока я не постучусь,- сказал Корсаков. Тетушка покачала головой:
- Дверь не запирается. Они клея налили в замок, а мастера прогоняют.
- Ну тогда просто сидите здесь и не выходите. И ничего не бойтесь,- с улыбкой произнес Корсаков и поднялся со стула, но в этот момент заметил, что голоса в прихожей затихли.
- Кто там у нее?- послышался настороженный голос. Дверь рывком распахнулась. На пороге стоял высокий и бледный жгучий брюнет, похожий не то на осетина, не то на молдаванина, Корсакову же сразу вспомнились его старые друзья-сицилийцы. Это воспоминание отнюдь не добавило в его душе симпатий к брюнету, однако тот, похоже, и не нуждался ни в чьих симпатиях. Выглядел брюнет чрезвычайно внушительно: новенькие дорогие штиблеты, шелковая рубашка, под которой на волосатой груди поблескивал усыпанный бриллиантами большой золотой крест, массивные дорогие часы... Брюнет злобно ощерился, блеснув золотым зубом, и строго спросил:
- Ты что тут делаешь, мужик?
- Да вот пришел тетку проведать,- пожимая плечами, миролюбиво ответил Корсаков. Брюнет, однако, не принял миролюбивого тона:
- Проведал? Ну и дергай отсюда. Дергай, я говорю!- повысил он голос, видя, что Корсаков собирается протестовать.
- А вы-то кто такие? Может, вы сами уйдете?- обиженным тоном спросил Корсаков. Брюнет коротко хохотнул, и за его спиной закатились смехом двое его коротко стриженных приятелей. Затем он схватил Корсакова за рубашку на груди и притянул к себе.
- Ну ты, козел...- начал брюнет, но закончить фразы не успел: неожиданно он круто развернулся, одновременно согнувшись в три погибели, и обратил к своим компаньонам дико исказившуюся от боли физиономию с выпученными глазами. Корсаков, заломивший бандиту руку за спину, не собирался ни допрашивать его, ни куда-либо вести, и потому раздался неправдоподобно громкий хруст суставов, и брюнет со сдавленным стоном полетел в объятия стриженых парней. Вслед за ним в коридор шагнул Корсаков. Один из парней, руки которого оставались свободными, сделал два выпада - сначала левой, затем правой рукой, однако оба удара ушли в пустоту, а Корсаков шагнул вперед и ударил его головой в лицо.
Бандит отшатнулся и затоптался на одном месте, пытаясь сохранить равновесие. В наступившей на секунду тишине был отчетливо слышен глухой стук разбивающихся о паркет капель крови, обильно хлынувшей из размозженного носа. Корсаков сделал ему подсечку, и бандит со всего размаху грохнулся задом об пол, не успев самортизировать удар. Раздался крик боли, все здание затряслось, с потолка бесшумно посыпалась побелка - в громиле было не менее 120 килограммов весу. Третий бандит выпустил из объятий стонущего брюнета и приготовился защищаться, при этом тело брюнета лежало на полу между ним и Корсаковым. Заметив, что уцелевшей левой рукой брюнет пытается нашарить что-то у себя в кармане брюк, Корсаков с разворота ударил его ногой по ребрам. Глухо хрупнули сломанные кости. Корсаков поднял глаза на застывшего в оборонительной стойке бандита, с улыбкой подмигнул ему и нанес лежащему мощный удар ногой в лицо. Улыбка нисколько не вязалась с выражением глаз Корсакова, обесцвеченных бешенством, и потому стриженый силач отнюдь не торопился броситься на выручку своему товарищу, который, получив еще один пинок по уже сломанным ребрам, жалобно простонал:"Димон, спасай..." Корсаков не скрывал своего намерения дубасить валяющегося на полу брюнета сколь угодно долго, и потому Димон счел нужным вступить в переговоры. Поскольку его мыслительный аппарат, в отличие от мышечного, давно захирел из-за отсутствия тренировки, предложения бандита страдали крайней невразумительностью.
- Слышь, мужик,- промямлил он,- ну ты завязывай, чего ты... Хорош его мудохать... Разбежались, лады?..
Корсаков сделал резкое движение, и бандит в испуге взвизгнул:
- Ты что, мужик?! За беспредел ответишь!
- А как же,- процедил Корсаков. - Слушай меня, гаденыш: если скажешь, кто вас послал и где найти этого человека, останешься цел. Если не скажешь, то выпьешь всю мочу из бабулькиного ночного горшка. Выбирай, считаю до трех.
Товарищи Димона были живы и даже находились в сознании - это и послужило причиной того, что Димон принял весьма опрометчивое решение. Опасаясь последующих обвинений в предательстве, он злобно выкрикнул:
- Перебьешься, сука!
Корсаков наступил на спину брюнета, словно на неодушевленный предмет, намертво припечатав к полу приподнявшегося было бандита, отбил несколько судорожных выпадов Димона и затем перехватил в воздухе выброшенную вперед руку противника. На мгновение Димон почувствовал себя стремительно летящим в пустоте, однако ощущение полета продолжалось недолго - вскоре стриженая голова Димона вошла в плотное соприкосновение с выступом коридорной стены. Громко лязгнула челюсть. Удар был такой силы, что кровь потекла у бандита из носа, ушей и даже из глаз. Безвольной грудой плоти Димон привалился к стене, лишь изредка постанывая в забытьи. Еще раз между делом отвесив пинка брюнету, Корсаков направился ко второму стриженому силачу, который успел подняться на ноги и вытащить из кармана устрашающего вида выкидной нож. Приближение Корсакова заставило бандита заволноваться.
- Не подходи, попишу!- прохрипел он и несколько раз махнул в воздухе сверкающим клинком. Его рубашка на груди была сплошь залита кровью, глазами он двигал с трудом, как вдребезги пьяный, и нетвердо стоял на ногах. Корсаков уверенно подошел к нему на расстояние вытянутой руки, ловко отклонился назад от свистнувшего клинка, нырнул под руку с ножом и локтем ударил силача в спину в область печени. Бандит выгнулся, вскинул руки и со сдавленным воплем рухнул ничком на паркет. Корсаков обошел его, выбрал позицию поудобнее, чтобы ненароком не сломать лежащему шею, и пяткой ударил его в голову. Тело бандита обмякло, а Корсаков не спеша направился к брюнету и присел над ним на корточки.
- Ну что,- ласково спросил он,- скажешь, кто вас послал? Твои друзья отключились, никто ничего не узнает...
Брюнет не подавал признаков жизни, однако Корсаков знал, что бандит все слышит, и продолжал тем же ласковым тоном:
- Ты пойми, дурашка, мне ведь гораздо удобней вас просто прикончить. Вас и искать-то толком не будут - подумаешь, пропали куда-то три уголовника... Никому-то вы, горемыки, не нужны. Я сегодня здесь, завтра там, а бабулька скажет, что ничего не видела, только слышала, как пришли ребята, напились, подрались, а потом ушли, отсюда и кровь на полу. Выйти посмотреть она, естественно, побоялась. И ей поверят - не она же вас поубивала, в самом деле, а вы, бандиты, народ такой, вас не поймешь... Эй, ты что, заснул, что ли?
Корсаков ткнул бандита пальцем под ухо, и тот вскрикнул от боли.
- Ты мне все скажешь, подонок,- процедил Корсаков уже совершенно другим тоном. Ладонью левой руки он подцепил голову брюнета за нижнюю челюсть, чтобы тот не мог разинуть рот, а правой рукой нащупал один из пальцев бандита, согнул его и с силой надавил на нижнюю фалангу. Не в силах завопить от невыносимой боли, бандит лишь глухо замычал, извиваясь на полу и пуская слюну сквозь стиснутые зубы. Его конвульсивные попытки вырвать руку не увенчались успехом - Корсаков плотно придавил ее коленом к полу, и бандит только в отчаянии скреб паркет ногтями левой руки. Берясь за следующий палец, Корсаков спросил:
- Ну что, будешь говорить?
- Угу... Угу...- донеслось сквозь икоту и всхлипы.
- Вот и правильно,- одобрил Корсаков. - А то сейчас приедут серьезные ребята, - они тебе раздавили бы ядра, засунули бы раскаленный прут в задницу, но все равно заставили бы говорить. А так тебя просто отвезут в больницу,- но, конечно, чуть попозже, когда выяснится, наврал ты или нет. Ну давай, говори, я запомню.
