Глава третья
ТАЙНИК В БАНКЕ
О смерти Бенджамина Смита Сунил Агарвал, репортер столичной «Экспресс», узнал со страниц вечернего выпуска своей же газеты, экземпляр которой он купил ранним утром в аэропорту небольшого городка, административного центра самой отдаленной провинции страны. У него был билет на утренний рейс, но вылет самолета отложили сначала на час, затем еще на два часа из-за погодных условий в столице — наступила пора густых зимних туманов, и опоздание самолетов вошло уже в своеобразный график, что, впрочем, никого особенно не беспокоило.
Больше недели Агарвал провел в «оловянном склепе» — так называли этот зажатый с двух сторон горами район страны, где были сосредоточены оловянные рудники. Цены на олово в мире резко снижались, и над рудниками нависла реальная опасность закрытия.
Агарвал сам вызвался в эту командировку, хотя сенсацией здесь не пахло, а ведь именно он считался крупнейшим в таком деле специалистом среди столичных журналистов. Не раз остросюжетные материалы Агарвала не только шли на первых полосах «Экспресса», других столичных газет, но и становились предметом острых дискуссий в парламенте страны. Тиражи газеты росли во многом благодаря его материалам, и за сравнительно короткий срок «Экспресс» превратилась в самую читаемую ежедневную газету. Это позволило ее руководству, а она принадлежала одному из крупнейших промышленников страны — Теофилу Вардану, начать выпуск вечернего издания. И хотя политические взгляды у ведущего репортера газеты и ее владельца порядком не совпадали, тем не менее руководство «Экспресса» ценило Агарвала. Зачастую его материалы выражали диаметрально противоположную точку зрения по сравнению с редакционными заметками, а это придавало газете столь приветствуемый как широкими читателями, так и, что наиболее важно, рекламодателями — основной финансовой опорой «свободной прессы» — налет демократичности.
Своей поездкой на оловянные рудники Агарвал, как уже не раз бывало, хотел помочь Бенджи (так по-дружески он называл Бенджамина) в сборе материала для его научного исследования, которое, по всем признакам, близилось к завершению. За последние два года, в течение которых они стали близкими друзьями, Агарвал неоднократно и всегда с большой готовностью выполнял просьбы Смита. Используя свои каналы, Агарвал доставал для Смита интересовавшие его материалы в архивах, брал интервью у руководителей крупнейших корпораций, банкиров, даже у полицейских и военных.
Агарвал старался проявлять интерес к исследованию Бенджи настолько, насколько тот считал необходимым его посвящать. А учитывая, что англичанин по натуре был не очень общительным и не любил рассказывать о своей работе, Агарвал знал только, что исследование касается деятельности большого бизнеса, хотя Бенджи вкладывал в него еще какой-то философский, чуть ли не мистический, смысл. Так, в последние месяцы он совершенно неожиданно для Агарвала увлекся сравнительным анализом категорий добра и зла в восточных религиях, особенно его заинтриговала личность богини Кали. Интерес к «оловянному кризису» возник тоже неожиданно, и Агарвалу потребовалось немало умения для того, чтобы доказать руководству газеты необходимость командировки на оловянные рудники, которыми владела транснациональная корпорация «Кэпитал корпорейшн». Кстати, поездка оказалась довольно удачной: Агарвал сумел собрать важный материал.
Но теперь, когда он узнал о смерти друга, удовлетворение от добросовестно выполненного журналистского труда смешалось с чувством какой-то внутренней опустошенности. Агарвал вспомнил, как часто в последнее время Бенджи говорил о том, что он должен завершить свое исследование как можно быстрее — иначе будет поздно. На все попытки Агарвала узнать, почему его другу грозит опасность, отвечал:
— Не спеши — скоро все узнаешь. Единственное, о чем тебя прошу, — если мне не удастся завершить мое дело, помоги передать мои бумаги Элен.
О том, кто такая Элен, Агарвал знал немного. Видел ее фото на столе в кабинете Бенджамина — симпатичная брюнетка лет тридцати пяти. Из рассказов Бенджамина, когда тот возвратился в сентябре из Лондона, понял, что у нее почти взрослый сын от прошлого брака и что они собираются пожениться, как только Бенджамин закончит свое исследование. Вообще о личной жизни они старались не говорить, хотя Агарвалу было известно о Кэтти, певице из кабаре «Монте-Карло», которую он раза два видел в доме Смита.
Погрузившись в свои мысли, Агарвал едва не прозевал посадку в самолет. Старенький «Боинг» вздрогнул двигателями, сделал короткий резкий разбег и под острым утлом взмыл в небо. Был уже полдень, когда самолет приземлился в столичном аэропорту. Туман почти рассеялся, и самолеты, задержанные в связи с нелетной погодой, один за другим выруливали с посадочной полосы так, что аэродромные автобусы не успевали отвозить пассажиров к зданию аэровокзала.
Узкий вестибюль зала прилета был запружен народом. Началась обычная неразбериха с багажом, и Агарвалу пришлось потратить еще минут тридцать, пока он наконец получил свой потрепанный чемодан, который тут же подхватил немолодой, плохо выбритый носильщик в фирменной униформе — грязной красной рубахе навыпуск.
Агарвалу удалось быстро найти такси, шофер которого — старый сикх с седой бородой и в синем тюрбане, — напевая, тронул свой дребезжащий «амбассадор», лихо перелетел через спидбрейкер и, прибавляя скорость, понесся по широкому шоссе, ведущему в город. Обычно после таких командировок Агарвал сразу же заезжал к Смиту, тем более что это было по пути. Там, выпив чаю и немного отдохнув от дороги, он делился новостями, а затем, уже часа через два, ехал к себе.
— В Старый город, сардар-джи, — Агарвал сказал адрес.
Шофер, продолжая мурлыкать себе под нос какую-то мелодию, кивнул и прибавил скорость.
Агарвал, как и инспектор Виджей, жил холостяком. Правда, в отличие от инспектора Агарвал просто не успел жениться. Родители его умерли как-то сразу один за другим, когда он только окончил столичный университет, а без их помощи устроить свою семейную жизнь было сложно. Даже учившиеся вместе с ним, следовавшие всем веяниям западной моды сыновья и дочери из семей, где говорят только по-английски, а на местные обычаи смотрят свысока, и то не могли жениться или выйти замуж по любви, без помощи родителей, вернее, без их материальной поддержки. Правда, Агарвал ничуть пока не жалел, что не обзавелся семьей. При его работе он вряд ли мог уделять ей много времени.
У дверей старого, побитого муссонными дождями трехэтажного дома, где Агарвал вот уже лет десять снимал крошечную комнату на верхнем этаже, его встретила соседка.
— Вчера вдруг прорвало канализацию, так что ремонтникам пришлось открыть вашу квартиру, — участливо прощебетала она.
Агарвал не проявил особого беспокойства — брать у него было нечего, поэтому он иногда и вовсе не запирал комнату, а когда и делал это, ключ вешал тут же на гвоздик. Войдя в свою комнату, он открыл настежь ставни. Через окно в комнату хлынул солнечный свет, щебет птиц, автомобильные гудки, шум улицы, зазывные гортанные крики зеленщиков-лоточников. Он раскрыл чемодан, достал свои нехитрые пожитки, блокноты и тут краем глаза заметил на полу сбоку от двери три почтовых конверта. Газет Агарвал не выписывал, так как их чтения и на работе хватало, а корреспонденцию почтальон ему просовывал под дверь.
Первое письмо было от сестры — она всегда писала о бодрых новостях, но он уже давно научился читать ее письма между строк. Вот и сейчас было ясно, что большой семье сестры было нелегко. Цены растут день ото дня, и ее скудного учительского жалованья да случайных заработков мужа хватало, только чтобы купить немного дешевой еды — а как одеть, обуть пятерых детей, заплатить за школу? Обычно он посылал сестре немного денег, чтобы хоть как-то помочь ей. Прошлый раз пришлось занять немного даже у Бенджамина Смита — правда, тот сам затолкал «в счет аванса» ему в руки 200 анн. Второй конверт был из налогового управления. Вложенное в него стандартное извещение предупреждало о необходимости направить в управление до первого января ежегодную декларацию о доходах за заканчивающийся год.
Агарвал взял в руки третий конверт и чуть было не уронил его от неожиданности — на нем его адрес был выведен почерком, который он мог легко отличить от сотен других. Правильные, чуть с наклоном влево округлые буквы сразу говорили о том, что писал не кто иной, как Бенджамин Смит. С трудом сдерживая волнение, Агарвал вскрыл конверт. Внутри лежало небольшое, в четверть листа, уведомление об уплате за электроэнергию. В стандартные колонки в итоговую графу была на машинке впечатана сумма — 101,25 анны.
В последнее время Смит стал каким-то уж слишком, как казалось Агарвалу, осторожным. Предпочитал встречаться не дома, а как бы случайно — на стадионе во время крикетного или теннисного матча, на различных выставках, концертах, приемах. На самый крайний случай, когда встретиться будет никак не возможно, а обстоятельства потребуют передачи важных и срочных сведений, Бенджи, достав где-то пустые бланки столичного электроуправления, предложил тот самый способ передачи информации, которым он сейчас и воспользовался. Цифры в колонке «Сумма, подлежащая оплате», стоящие сразу по обе стороны от запятой, означали почтовое отделение, где для Агарвала есть корреспонденция от Бенджамина Смита. В данном случае — в двенадцатом отделении, расположенном в самом центре, недалеко от здания «Экспресса».
