— Советско-французские переговоры крайне обеспокоили и французскую реакцию, — Соколовский достал из папки один из номеров «Матэн», — некий Стефан Лозанн утверждает, что заседать с большевиками на конференции, вести с ними переговоры о гарантиях пакта равносильно тому, чтобы доверить охрану границы контрабандистам. Прошу обратить внимание на заголовок: «Подписав пакт с Советами, удвойте охрану своих границ».
— Хлестко… Теперь те, кто водил рукой этого Лозанна, получат козырные карты в своей грязной игре. А остальные что пишут?
— Те, что ближе к правительству, гораздо сдержаннее, самые же оголтелые, вроде «Ами де пепль», «Ле журналь» и другие — в том же духе. Проклинают большевиков и пугают красной опасностью.
— Понятно. На западе позиция неоднозначная. Борются различные тенденции. О днестровских событиях есть что-нибудь?
— Пока ничего. Видимо, еще не успели развернуться.
— И у Федоровского ничего нет? — удивился Старик.
— Пока ничего, — подтвердил Соколовский.
— Ну что же, подождем, хотя нетрудно представить, какой истошный антисоветский вой поднимет Федоровский и иже с ним вокруг этих событий. Надо действовать. Из всей этой днестровской истории торчат уши сигуранцы. Это нам с вами ясно. Однако мировому общественному мнению нужны убедительные факты о том, что румынские и другие газеты вроде «Матэн» черпают информацию из одного и того же грязного источника, который называется сигуранца. Эти связи, разумеется, тщательно скрываются. Как же, свободная, независимая пресса! Фантастическая история с Агабековым, которую раздул в своем листке Федоровский, — еще одно подтверждение.
— В последних номерах Федоровский публикует «Исповедь бывшего чекистского генерала».
— Как-нибудь на досуге ознакомлюсь, а пока есть дела поважнее. Старик помолчал, размышляя. — Шумихой вокруг днестровских событий румыны преследуют далеко идущие цели: показать Западу, и в первую очередь Франции, что с большевиками нельзя иметь никакого дела. Прозрачный намек на советско-французские переговоры с целью заключения пакта о ненападении. Еще недавно румынская пресса жаловалась, что Франция, мол, сев за стол переговоров с Советами, предала интересы своих верных союзников. Я правильно цитирую?
— Правильно, товарищ комкор, — подтвердил Соколовский. — Это из «Нямул ромынеск», правительственного официоза.
— Насчет предательства сказано, пожалуй, слишком сильно, но эти переговоры очень обеспокоили правые круги не только в Румынии, но и во Франции. Товарищ Сталин указывает, что жестокий экономический кризис в капиталистическом мире заставит буржуазию искать выхода в новой мировой войне. И эта угроза растет с каждым днем. Собственно, очаг войны уже образовался, пока, правда, не на наших западных границах, а на восточных. Японские самураи захватили Маньчжурию, готовятся вторгнуться в северный Китай, подбираются к нашим границам. А на наших западных границах очагом напряженности стал так называемый бессарабский вопрос, не вопрос даже, а целый узел проблем. Мировой империализм всячески поощряет захватнические устремления Румынии любой ценой удержать за собой Бессарабию, поскольку в его интересах иметь постоянный очаг напряженности на наших границах, а заодно крепче привязать румын к своей колеснице. Переговоры в Риге с Румынией потерпели неудачу. Теперь ясно: румын интересовал не пакт о ненападении, а в первую очередь признание Советским Союзом аннексии Бессарабии. Не вышло. Начался антисоветский визг: смотрите, мол, мы пошли навстречу большевикам, но с этими потенциальными агрессорами миролюбивым народам и правительствам нельзя иметь дела!
Срыв рижских переговоров отвечает интересам французской реакции. Правительство Тардье обусловило заключение пакта о ненападении с СССР подписанием аналогичного советско-румынского договора. Польша тоже выставила условия: пока Советы не подпишут пакт о ненападении с их румынскими друзьями, она с нами вести переговоры не будет. В общем, идет политический торг, как видите. Ваша Бессарабия оказалась в эпицентре международной жизни.
— Вы хотели сказать — наша Бессарабия, товарищ комкор, — с улыбкой заметил Соколовский.
— Пока нет, не наша, — ответил Старик. — Но будет наша, обязательно будет. Между прочим, и от нашей с вами работы это тоже зависит. От Ионела есть что-нибудь?
— Донесение о переходе границы Марчелом и его неизвестным спутником передано было через связного. Связным он может пользоваться только в самых крайних случаях. Его рация в эфир не выходит…
— Может быть, что-нибудь с рацией? Поломка?
— Не исключено, товарищ комкор, хотя аппаратура у него надежная, да он и сам отлично в ней разбирается, мог бы отремонтировать. Я думаю, не случилось ли самое худшее…
— Видимо, вы правы. К сожалению. Сигуранца в последнее время особенно активна. Ионел сообщил, что чувствует за собой слежку. Интуиция его редко подводила. Ионел — работник высокого класса. Именно такой сейчас там особенно нужен. Что предлагаете, Анатолий Сергеевич?
Соколовский не был готов к такому вопросу и медлил с ответом. Наконец, сказал:
— Может быть, немного подождем, товарищ комкор?
— Некогда ждать, товарищ Соколовский, пора действовать, и немедленно. Надо послать в Кишинев нашего человека. Если с Ионелом все в порядке, будут работать на пару, если же… произошло самое худшее, будет действовать сам. Кого предлагаете?
— Кого предлагаю? Да хотя бы себя. — Соколовский лукаво улыбнулся.
— Понимаю ваше желание побывать в родных местах, но пока отложим. Вы что, хотите, чтобы вас на первом же углу сцапали? Я серьезно спрашиваю, а вы шутить вздумали, Анатолий Сергеевич, — с укоризной сказал Старик. — Так я завтра в свою Латвию соберусь… в командировку.
— Извините, товарищ комкор, просто вырвалось… Я же понимаю, немного смущенно ответил Соколовский. — Надо подумать… Пожалуй, Шандора Фаркаши.
— Значит, Фаркаши? — переспросил Старик.
Он позвонил и приказал принести личное дело Фаркаши. Через несколько минут молодой сотрудник положил на его стол коричневую папку. Старик развязал тесемочки и стал просматривать бумаги, изредка комментируя их вслух.
— …Родился в 1894 году в Закарпатье (Австро-Венгрия) в семье мелкого ремесленника… Образование — среднее (гимназия). Служил в австро-венгерской армии… На русском фронте попал в плен. После Октябрьской революции служил в Красной Армии, воевал в гражданскую на Восточном фронте… Награжден орденом Красного Знамени… После гражданской войны возвратился на родину… Активный участник социалистической революции в Венгрии… После ее подавления вернулся в Советскую Россию… Преподавал немецкий в институте, работал переводчиком в исполкоме Коминтерна… член РКП(б)… Владеет венгерским, чешским, русским, немецким, румынским… Женат, двое детей… Выполнял особые задания Центра в Венгрии, Германии, Австрии, Болгарии… Делу партии предан. Хладнокровен, решителен, легко сходится с незнакомыми людьми… общителен… сосредоточен… Пожалуй, кандидатура подходящая. Вы с ним отработайте все детально, потом и я побеседую. Однако прежде давайте подумаем вместе, как он попадет за кордон?
— У нас есть на Днестре окна, товарищ комкор, но после днестровских событий они усилили охрану границы. До чего дошли — голубей, случайно залетевших с нашей стороны на тот берег, сбивают — почту ищут. Так что лучше не рисковать.
— Значит, через третью страну?
— Да… Этот путь медленнее, но зато вернее. Рисковать мы не имеем права.
— Ну хорошо… Готовьте Фаркаши… Над кодовым именем подумали?
Выбор псевдонима или кодового имени был не таким простым делом, как могло показаться непосвященному. В Центре строго придерживались неписаного правила, согласно которому кодовое имя должно включать хотя бы один инициал имени или фамилии разведчика.
— Подумал, товарищ комкор. Предлагаю псевдоним Тараф.
— Красиво звучит. Тараф — Фаркаши — четыре буквы одинаковые. А это слово что-нибудь означает? Я впервые его слышу.
— Это название народного молдавского оркестра, товарищ комкор.
— Ну и отлично, пусть будет молдавский псевдоним. Будем надеяться, что Фаркаши станет работать как целый оркестр. И вот еще что… — Старик заглянул в папку, лежащую чуть поодаль. — В Протягайловке сейчас ведет расследование Трофимов КРО[22]. Вы с ним свяжитесь.
Федоровский, уединившись в своем кабинете, просматривал газетную полосу, когда принесли свежую почту. Писем, как всегда, было немного, он сразу заметил конверт с румынской маркой и торопливо надорвал его. Письмо было от Новосельцева. Содержание письма, замаскированное немудреным шифром, сводилось к тому, что фирма, как он называл второй отдел генштаба, недовольна тем, как освещаются днестровские события во французской прессе. Больше того, руководство фирмы полагает, что антирумынская пропаганда после убийства в Сороках шестерых безработных усилилась, и потому требует принять соответствующие меры.
