— Подлетаем, — доложил капитан Медлер. — Съемочная площадка под нами. Я приказал сделать над ней круг.
Кейт отдал ему папку со сценарием и неприязненно, побуждаемый скорее обязанностью, чем интересом, стал смотреть в иллюминатор.
Внизу извивалась неширокая речка с наледями у берегов. Левый, северный берег был высокий, правый — низинный. Всхолмье левого берега было изрыто ходами сообщения, пулеметными гнездами, позициями противотанковых и полевых орудий. Сверху были видны броневые щитки и стволы пушек. По расположению противооткатных устройств и утолщениям дульных тормозов Кейт определил, что это действительно немецкие пушки времен Второй мировой войны. Во всяком случае, очень похожие. В капонирах стояли четыре танка Т-VI — «тигры». И тоже выглядели, как настоящие. Макеты, конечно. Но выполненные очень умело.
По низинному берегу, заросшему красноталом и ивняком, откуда, надо полагать, наступали русские, тянулись неглубокие окопы. Тут были дивизионные пушки «ЗиС-3» и несколько танков «Т-34».
Людей на позициях не было, зато в стороне, на лугу, где рядами стояли фургоны киногородка — лихтвагены и тонвагены киношников, трейлеры костюмерных и вагончики для артистов, — бурлила толпа.
Посреди луга был натянут обширный сине-белый тент, круглый, вроде циркового шапито. В стороне грудились микроавтобусы и разномастные легковушки, доставившие артистов и гостей: от обычных «Жигулей» до солидных «мерседесов» и мощных джипов. Но даже среди дорогих иномарок выделялась красная спортивная «мазератти» с откинутым по случаю погожего дня верхом. На сиденьях развалились в свободных позах, свесив через борта ноги, двое каких-то молодых людей в цивильных костюмах. Третий — в красноармейской пилотке и фронтовой телогрейке, явно переодетый к съемкам актер, — прохаживался возле машины.
По лугу, стараясь не удаляться от навеса, под которым наверняка были столы с фуршетом, праздно слонялся разномастный люд, в руках у многих были высокие стаканы и жестянки пива, к которым они то и дело прикладывались.
Презентация, судя по всему, набирала обороты.
Генерал-лейтенант Кейт взял у капитана Медлера бинокль и еще раз внимательно осмотрел место будущих съемок. Он ошибся. «Тигры» не были макетами. Это были настоящие немецкие танки времен Второй мировой войны. И 105-миллиметровые полевые орудия Круппа тоже были настоящие. И «тридцатьчетверки». И «ЗиС-3».
Кейт нахмурился. Затея с фильмом перестала казаться ему дурным анекдотом. То, во что вложены большие деньги, не может быть анекдотом. А сюда были вложены очень большие деньги. Достать советские пушки и танки времен войны было, допустим, не слишком большой проблемой, их немало сохранилось в военно-исторических музеях и в российских воинских частях. А вот достать подлинную немецкую технику — другое дело. После войны она была собрана с полей сражений и отправлена на переплавку. Остались единичные экземпляры, и каждый из них стоил во много раз дороже самого современного танка.
Для съемок их, конечно, не покупали, брали в аренду. Но и аренда плюс доставка тяжелой техники из Германии выливались в круглую сумму. Таких денег не было у правительства. Их могли дать только спонсоры — и не мелочь, а самые крупные бизнесмены Эстонии. А эти люди и цента не выложат, если у них не будет уверенности, что этот цент вернется к ним полновесным долларом.
Похоже, Йоханнес Кейт недооценил серьезности всей этой затеи. Он и сейчас понимал далеко не все, но одно понял совершенно четко: здесь какая-то крупная игра. Очень крупная. И нужно постараться быстро понять ее правила, чтобы стать в ней полноправным партнером, а не остаться безгласной пешкой.
Вертолет командующего сделал круг над съемочной площадкой и приземлился на территории войсковой части, в километре от места съемок. Здесь дислоцировался один из отрядов «Эста». Кейт принял рапорт командира отряда и пересел в поданный к вертолету «лендровер» в камуфляжной раскраске. «Лендровер» пересек речку по легкому понтонному мосту, наведенному специально для съемок, подкатил к тенту, и генерал-лейтенант Кейт сразу оказался в плотном кольце газетчиков и телевизионщиков. И первым, кто прорвался к нему, был автор сценария и режиссер фильма Март Кыпс. Раскинув в стороны длинные руки так, словно хотел заключить Кейта в объятия, он заорал:
— Господин генерал, вы с нами! Я знал, что вы оцените мою идею! Я всем говорил: Йоханнес Кейт — умный человек, он обязательно оценит мою идею. Пусть не сразу, грандиозность замысла не все могут постигнуть сразу. Но он обязательно будет с нами! Я счастлив, генерал, я безумно счастлив!
«Чтоб ты сдох», — подумал Кейт. А вслух произнес:
— Рад за вас, Март. Надеюсь, вам удастся создать фильм, который затмит шедевр Кийска «Цену смерти спроси у мертвых».
— Кийск?! — возмущенно переспросил этот рыжий придурок. — Да после моего фильма о нем никто и не вспомнит!
— Я об этом и говорю, — подтвердил Кейт.
Началось кино.
В статье какого-то кинокритика я однажды прочитал, что самые интересные сюжеты в кино происходят за кадром. В кадре — вымысел, а за кадром — жизнь с ее невыдуманными страстями, столкновением интересов и всем прочим, из чего состоит жизнь. Но первые часы, проведенные нами на съемочной площадке фильма «Битва на Векше», заставили меня усомниться в верности этого наблюдения. Потому что не происходило ничего. Совсем ничего.
— Кино — это ожидание, — объяснил Артист часа через четыре после того, как мы точно к назначенному времени приехали в то место под Тарту, где должно было разворачиваться действие фильма. — Сначала ждут режиссера-постановщика. Потом ждут осветителей. Потом выясняется, что взяли не ту пленку, ждут пленку. Потом ждут солнце. Когда наконец появляется солнце, бригадир осветителей заявляет, что их смена закончилась. Посылают за водкой для осветителей, ждут водку. Сейчас это просто, а было время, когда достать водку было главной проблемой.
— Ладно тебе заливать, — лениво отозвался Муха, разомлевший от безделья. — Что-то не помню я такого времени.
— Потому что ты молодой и непьющий. А я помню. На первом курсе ГИТИСа я снимался в массовке. И директор фильма две бутылки водки доставал целых три часа. Через райком партии. За это время солнце ушло, и осветители уехали. Обе бутылки директор выпил сам и потом плакал.
— Плакал? — удивился Муха. — А не блевал?
— Может, и блевал. Но сначала плакал и клял профессию, которая загубила всю его жизнь.
Артист старался говорить весело, но чувствовалось, что он нервничает. То и дело поправлял линялую пилотку с красноармейской звездой, подтягивал голенища яловых сапог, распахивал телогрейку и расправлял гимнастерку, перетянутую кожаным офицерским ремнем. И все время как бы оглядывал себя, проверяя, соответствует ли он образу полкового разведчика, который ему предстояло воплотить на экране.
Над съемочной площадкой появился вертолет с опознавательными знаками Сил обороны Эстонской Республики, сделал широкий круг и пошел на снижение где-то за холмистым левым берегом.
— А сейчас-то чего ждут? — спросил я.
— Не знаю, — сказал Артист. — Попробую выяснить.
Он еще раз поправил пилотку, взглянул на себя в боковое автомобильное зеркало и направился к толпе, грудившейся вокруг укрепленного на легких металлических конструкциях круглого ярмарочного тента. Под тентом стояли пластиковые столы на алюминиевых ножках, за ними возвышались коробки с вином и упаковки с баночным пивом. Два официанта в белых куртках с черными галстуками-бабочками еле успевали открывать бутылки и наливать выпивку в высокие стаканы, которые тут же исчезали и возвращались на другие столы уже пустыми.
В толпе были и актеры, и журналисты, и почетные гости, приглашенные на презентацию. Солидные бизнесмены в длинных пальто беседовали с эсэсовскими офицерами, их жены и дочери в накидках из соболей и норки кокетничали с молоденькими лейтенантами Красной Армии с розовыми эстонскими лицами.
Рядом с тентом был сооружен просторный настил из свежих досок с низкими деревянными перильцами — что-то вроде невысокой трибуны, утыканной микрофонами и обставленной камерами телевизионщиков. На досках сидели и лежали человек двадцать молодых солдат в эсэсовских шинелях и коротких немецких сапогах с железными подковками под присмотром обер-ефрейтора — роттенфюрера. На медных бляхах их ремней красовалось: «Got mit uns». Все они были вооружены немецкими рожковыми автоматами времен Второй мировой войны — «шмайссерами».
Это была массовка из солдат местного гарнизона. Они с тоской посматривали в сторону тента, где бурлил запретный для них праздник жизни с разливанным морем халявного вина и пива.
За долгие часы ожидания мы успели во всех подробностях осмотреть позиции противоборствующих сторон — немцев и наших, при этом немецкие позиции Артист изучал особенно внимательно, так как по роли ему предстояло сюда проникнуть. Потом потолкались в тусовке, где преобладала мягкая эстонская речь и лишь изредка слышалась русская. Но ничего заслуживающего внимания не обнаружилось, даже минералки не нашлось у официантов. Поэтому мы вернулись к «мазератти» и пробавлялись кофе из трехлитрового китайского термоса, предусмотрительно захваченного в дорогу.
