— Да. Мы можем войти с ним в контакт. Мисс Крэйн организует для вас встречу с ним.
— Но сейчас у нас столько дел,— занервничала Салли.— Осталось всего шесть дней до…
— Убит великий человек,— твердо отчеканил Терри.— Я хочу, чтобы его убийцы получили по заслугам. Мы все этого хотим.
— Хорошо. Как скажешь…
Росс не отрываясь глядел на нее: боже, до чего хороша, когда она вот так злится…
— Благодарю, джентльмены,— заключил Терри.— Оставьте ваши визитные карточки. Мы свяжемся с вами, как только договоримся об этой встрече.
— То есть сегодня? — уточнил Манкузо.
— Как только договоримся. Всего наилучшего.
Наконец-то Росс смог взглянуть Салли в глаза. И улыбнуться ей. Она же просто кивнула в ответ: никаких эмоций, все по протоколу. Крис Ван Аллен проводил их.
9.15.
Нередко, когда ему предстояло принять важное решение, Сэм Бейкер садился в лифт и нажимал кнопку П-3[56]. Кабина опускалась все ниже — с "семейного" этажа на правительственный, затем цокольный, где располагались приемные для церемониальных встреч и с самого утра вилась бесконечная очередь туристов, допускавшихся для осмотра Восточного крыла Белого дома. Вот первый этаж, вот нулевой; далее лифт начинает погружение под землю. Нет нужды смотреть на световое табло над дверью кабины: президент всякий раз и так ощущает, что лифт пересек эту отметку и начал спуск на первый из подземных этажей. Прохлада и сырость земли каким-то непостижимым образом проникают в кабину, спускающуюся сперва туда, где расположен Центр оперативной секретной службы, и еще ниже, туда, где в звуконепроницаемых комнатах оставался во время карибского кризиса 1961 года ночевать Джон Кеннеди. Когда же лифт наконец достигает третьего подземного этажа, кабину слегка встряхивает, на табло зажигается соответствующая клетка: глубина тридцать футов, холодная сырая земля, омываемая водами Потомака.
Вставив серебряный ключ в замочную скважину, он повернул его вправо, и двери лифта с шипением отворились. Президент ступил в тускло освещенный узкий бетонированный коридор, куда воздух нагнетался через мощные фильтры. В конце его находилась затемненная, полностью звукоизолированная комната. Вся обстановка — тяжелые ковры и три привинченных к полу кресла. Бейкер устроился в среднем.
Прямо перед ним большие окна, сквозь них виден Центр управления противовоздушной обороной Белого дома. Специальные стекла позволяют самому президенту оставаться невидимым, но наблюдать за тремя огромными ярко светящимися электронными табло, изображавшими нашу планету в трех ракурсах.
На телефонном аппарате возле его локтя замигал красный глазок. Он поднял трубку.
— Говорит генерал Гейнор, мистер президент. Могу ли я чем-нибудь быть вам полезен?
Президент поглядел в темное стекло. За ним в Центре управления стоял навытяжку генерал Гейнор, прижав к уху телефонную трубку.
В свои пятьдесят с лишним он дослужился до генерал-майорского чина, его грудь украшали пять рядов орденских планок. Сэм Бейкер лишь однажды виделся с ним на коктейле в честь начальников штабов.
— Вы тот офицер, который сидит в Центре управления? — спросил президент.— И вы будете там в том случае, если…
— Да, сэр,— ответил Гейнор тихо.— Тогда я буду там рядом с вами.
— Надеюсь, мне не придется быть с вами рядом, генерал.
— И я молю бога о том же, сэр!
Впрочем, Сэм Бейкер мог видеться с генералом когда угодно — вот только сам генерал не мог его видеть сквозь зеркальные стекла той комнаты. Если президенту, как это было сейчас, предстояло какое-то особо трудное решение, он спускался сюда, садился один в центральное кресло и рассматривал очередные, сделанные из космоса, снимки мирной планеты Земля. Когда морские пехотинцы высаживались в Гренаде или когда бомбардировщики, покинув свою базу в Грешэм-коммон, обрушивали смертоносный груз на Ливию, он всегда мог прийти в подземный Центр и понаблюдать по спутниковой связи за тем, как разворачивается очередная драма.
В данный момент, однако, в помещении за зеркальными стеклами все было тихо: на электронных табло одна половина столь знакомого ему мира была погружена в сон, в то время как вторая бодрствовала, а он, вознесенный в своем воображении над земным шаром, любовался его голубыми водами, коричневатыми континентами и серебристыми облаками, не уставая дивиться этой сотворенной Богом Земле.
А ведь вполне может настать и такой день, когда ему придется сесть в это самое кресло и принять Решение. Невыносимое, ужасное Решение, которое дано принять человеку в канун Страшного суда. Что ж, тем счастливей чувствовал себя Сэм Бейкер, сидя сейчас в этом кресле, пока на Земле еще царил мир. И пусть эта память о мире посетит его в тот миг, когда, не дай бог, придется отдавать приказ о его уничтожении…
— Извините, сэр,— тихо произнес генерал Гейнор в прижатую к уху телефонную трубку.
— Это вы меня извините, генерал. Я чуть забылся.
Гейнор поглядел на табло:
— Со мной это тоже случается, сэр. Иногда.
Сэм Бейкер почувствовал, что оба они отлично поняли друг друга.
— Я хотел бы выяснить у вас, генерал…
— Что именно, сэр?
— Как вы узнаете, что я нахожусь здесь? Вам что, звонят и сообщают, что я спускаюсь?
— Нет, сэр. Никто не звонит. Это ваше сиденье…
— Сиденье?
— Я хотел сказать: ваше кресло. Когда вы в него садитесь, оно нагревается, и у меня здесь загорается световой сигнал.
— Благодарю вас, генерал.
В дальнем конце коридора между тем раскрылись бронзовые двери лифта, и Генри О'Брайен, директор ФБР, ступил в коридорный сумрак.
— Привет? — неуверенно произнес он, вглядываясь в окружавшую его темноту.— Есть здесь кто-нибудь?
Президент выпрямился в кресле:
— Я здесь, Генри! Проходи и садись.— Бейкер похлопал по сиденью ближайшего к себе кресла.
О'Брайен, продолжая моргать, приблизился и сел рядом с президентом. На душе у него, как всегда, когда он находился в обществе главы государства, было неспокойно. Толстый живот любителя пива перевешивался через пояс брюк; верхняя пуговица рубашки, по обыкновению, расстегнута, толстый твидовый пиджак (один и тот же летом, и зимой) немоден и безвкусен. Словом, обыкновенный полицейский, не более того. Правда, наделенный природной смекалкой и пользующийся доверием Сэма Бейкера.
— Ага! Вот оно, значит, какое, это самое место,— оглядевшись, заметил шеф ФБР.
— Это самое место,— повторил за ним президент.
— Святая Мария, Матерь Божья,— перекрестился О'Брайен.— Помолись за нас, грешных, сейчас и в час смерти нашей. Аминь.
— Аминь,— повторил за ним президент.
Некоторое время они сидели молча.
— Есть какой-нибудь прогресс?
О'Брайен знал, что тот имеет в виду:
— Нет, сэр.
— Понятно.— Бейкер откинулся в кресле.— А те, кого вы в ФБР бросили на это дело, они что-то смогут обнаружить?
— Маловероятно.
— Разыщут они убийцу, Петерсена?
— Не думаю. Ведь никаких следов.
Президент задумался.
— Конечно,— продолжал О'Брайен,— если бы мы опубликовали его фото в газетах…
— Генри, присяга, которую ты принимал, она для тебя священна? — перебил его президент.
О'Брайен вздрогнул, набрал в легкие как можно больше воздуха. И ответил:
— Да, конечно.
— А ты бы ее нарушил? Если бы я тебя об этом попросил?
— Надеюсь, вы не станете о таком просить, мистер президент.
— Я и не собираюсь. Напротив, я как раз хочу просить тебя оставаться верным присяге, что бы ни случилось. Обещаешь?
— Да, сэр!
— Тогда ответь мне: почему это дело расследуют только двое твоих агентов?
Вместо ответа О'Брайен уставился на президента.
— Я же задал тебе вопрос. Почему делом Мартинеса заняты всего два человека?
О'Брайен продолжал смотреть на него так, словно тот говорил на непонятном ему языке.
— Генри!
— Но это был… — О'Брайен запнулся… — приказ.
— Приказ? Чей?
О'Брайен не отвечал. Потом наконец заставил себя произнести:
— Да вообще-то, мистер президент, ваш!
— Мой?
— Да, я получил его непосредственно от мистера Бендера.
Теперь уже Бейкер в упор уставился на О'Брайена. Красный глазок у него под рукой отчаянно замигал, но президент, казалось, этого не замечает.
Теперь-то уж Сэм Бейкер понимал: дело зашло слишком далеко. И глубоко. Толща темной воды кипит предательскими круговоротами, которые тащат тебя в такие глубины, куда не проникает, кажется, и сама смерть. Сейчас он сам барахтался там, беспомощно шевеля ногами и руками, не зная, куда и как выплыть. Сидящий перед ним О'Брайен — всего лишь ненадежная скала, за которую не ухватишься в этом бушующем море.
— Мистер президент… телефон, сэр!
— Обещай, что будешь рядом со мной всю эту неделю, Генри. Хорошо?
