Сержант Эдди Лукко кивнул полицейским, сидевшим возле двери. Когда он появился из лифта, один из полицейских быстренько прекратил подсчитывать, сколько он переработал сверхурочно, а второй поставил чашку с кофе на пол с резиновым покрытием.
— Как дела? — спросил Лукко и, не дожидаясь ответа, открыл дверь и вошел в палату.
В дальнем углу палаты сидел еще один полицейский в штатском и жевал бутерброд с копченой говядиной. Хорошенькая темнокожая медсестра заполняла на Малыша Пи медицинскую карту.
Рана у Малыша Пи оказалась гораздо серьезнее, чем сначала показалось Лукко. Пуля раздробила кость в правом предплечье, он потерял много крови и чуть не умер в результате потери крови. Очень плохо. Но если бы парню удалось выхватить свой «узи», то Эдди Лукко и детектив Варгос сейчас лежали бы внизу в морге, рядом с неизвестной девушкой и последней жертвой Малыша Пи — детективом из отдела по борьбе с наркотиками Бенджамином Ортегой.
На больничной койке Малыш Пи выглядел очень молодым, закованную в гипс руку поддерживал какой-то шкив. Его томные карие глаза настороженно следили за Лукко, который взял стоявший у стенки пластмассовый стул и уселся возле кровати. Сестра, узнавшая сержанта, радостно улыбнулась.
— Привет, Бернис, как дела?
Два года назад Бернис и ее сестру в подземке между Куинз и Манхэттен-Саут изнасиловала банда негодяев, называвших себя «красными бродягами». Сестра ударила одного из насильников его же собственным ножом. В ту неделю Лукко как раз дежурил ночью, а старший полицейского патруля сообщил об этом случае в отдел по убийствам, поскольку имела место насильственная смерть. Эдди решил, что девушке и так здорово досталось, и, после того как он резко поговорил с чиновником из окружной прокуратуры, ее отпустили, не предъявив обвинения в непреднамеренном убийстве, а позже она храбро давала показания в суде против остальных членов банды.
— У меня все хорошо. А как жизнь в вашем отделе?
— Ох, жизнь — это как раз не то, чем я обязан заниматься.
Она усмехнулась.
— Я не так выразилась, да?
— Все нормально.
Сержант бросил взгляд на Малыша Пи, и Бернис поняла его намек.
— Закончу позже, — сказала она, кладя медицинскую карту рядом с кроватью. — Не повредите пациента.
Легкая улыбка промелькнула на каменном лице сержанта.
— Ладно, посмотрим.
Глаза его засверкали, когда Бернис спокойно вышла из палаты, словно и не слыша его последних слов.
— Послушай, Стив, закончи свой завтрак в коридоре.
— Конечно, сержант.
Полицейский в штатском встал и вышел из палаты, зажав в руке остаток бутерброда.
В комнате внезапно стало тихо. Малыш Пи притворился, что это его не волнует, закрыл глаза и сделал вид, будто спит, но Лукко видел, как напряженно вздымается его грудь при дыхании.
— Глупо было убивать полицейского, Малыш.
Тишина.
— Теперь ты выйдешь на свободу лет через четырнадцать. Как минимум. Мы проследим, чтобы твоим делом занялся судья Альмеда, а он постарается посадить тебя на электрический стул.
Малыш Пи старался играть роль Джеймса Кагни, которого видел по телевизору, и пытался дышать спокойно, и только дрожащая грудь выдавала его волнение.
— Ты знаешь свои права. Окружной прокурор говорил с твоим адвокатом, и отсюда тебя переведут в тюремный госпиталь. Хочешь ли ты сообщить мне что-нибудь, что могло бы помочь тебе, что учел бы судья при вынесении решения?
— Ты не имеешь права допрашивать меня здесь, белый человек, а свои права я хорошо знаю.
Этот злой шепот прозвучал жалко, не слышно было знаменитого громкого и визгливого голоса Малыша Пи. Лукко подумал, что парень действительно серьезно ранен, и, может быть, Варгос тоже пользовался запрещенными пулями. Хорошо бы расследование вел кто-то из своих, надежных ребят.
— Будь благоразумен, Малыш. Я взял в городе кубинца Роберто, и он выложил мне много чего правдоподобного о тебе и твоих братцах.
К удивлению Лукко, Малыш Пи улыбнулся. Совершенно неожиданная реакция.
— Я сказал что-то смешное?
— Конечно, парень. Ты говоришь, как сын черной женщины. Правдоподобного? — Он рассмеялся, закашлялся и откинул голову назад, тяжело дыша, но продолжая улыбаться. — Ты меня рассмешил, а мне это вредно, парень. Лучше уж пристрели меня, это будет более милосердным поступком с твоей стороны. Только не смеши больше, ладно?
Похоже, Малыша Пи на самом деле позабавили его слова. Лукко пожалел, что назвал его во время ареста куском дерьма. Никого нельзя называть так. Но затем он вспомнил детектива Бенджамина Ортегу, у которого выстрелами разнесло половину лица. Скольким подросткам сгубил жизнь этот двадцатилетний парень? А сам ведь не употребляет наркотики, хватает ума держаться подальше от них.
— Ладно, парень, ты все равно узнаешь об этом разговоре.
— О каком разговоре, Малыш?
— Слушай, я устал, позови сестру. Мне на самом деле плохо.
— Расскажи мне об этом разговоре, — голос Лукко прозвучал мягко, доверительно.
— Я договорился с Малруни, с этим большим ирландцем из отдела по борьбе с наркотиками.
Оказывается, этот маленький ублюдок уже заключил сделку.
— А-а, ты об этом, — это называлось брести наощупь, когда не знаешь о чем идет речь.
— Он сможет меня вытащить? — Глаза парня расширились, на лице появилась тревога.
— Но тебе придется… — «Что же ему ответить?»
Малыш Пи задумался.
— Расскажи мне о мерах по защите свидетелей…
Вот это да! Неужели Малыш Пи может так много рассказать? Лукко внимательно посмотрел на раненого убийцу. Ходили слухи, что его старший брат Симба Патрис непосредственно связан с колумбийцами Велесом и Кардоной, основными людьми картеля в Нью-Йорке, отвечающими за распространение наркотиков. Но Лукко также знал, что отдел по борьбе с наркотиками прослушивал разговоры Симбы и постоянно висел у него на «хвосте», и, хотя главарь банды «Острый коготь» торговал «крэком», героином и марихуаной, длившуюся восемь месяцев операцию пришлось свернуть, потому что в ходе ее было установлено, что слухи о непосредственной связи Симбы с колумбийцами оказались ложными.
И вот теперь Поросенок Малруни заключил серьезную сделку с этим мальчишкой, который хладнокровно пристрелил одного из его детективов. Неужели же отдел по борьбе с наркотиками не следил все это время за Малышом Пи? А если не следил, то, может быть, именно младший из братьев осуществлял тайную связь?.. Боже мой.
Он встретился взглядом с юношей, глаза у того были старыми, как само время.
— Малыш, ты ведь хочешь остаться в живых, так ведь? Тогда никогда и никому не говори о том, что только что рассказал мне. Даже своему адвокату, особенно адвокату. И никому из полицейских. Пусть это останется между тобой и лейтенантом Малруни, хорошо?
Малыш Пи задумался над этим превосходным советом, и тут его осенило:
— Ты хочешь сказать, что ничего не знал…
— Именно так. И я забуду о том, что слышал. Но в следующий раз тебе может не повезти.
Лукко поднялся. Теперь ему стало понятным и наличие фургона телефонной компании, который он заметил на Двадцать восьмой улице напротив заднего входа в больницу, и появление в больнице мускулистых «медбратьев», протиравших уже вымытый коридор.
Малыш Пи выглядел подавленным, он продолжал смотреть на сержанта, но достоинство члена «Острого когтя» в любом случае не позволяло ему поблагодарить полицейского.
Лукко подошел к двери и остановился, будто вспоминая какую-то незначительную мелочь. Он вернулся к кровати и наклонился над Малышом.
— Ты выбрал единственный путь, чтобы избежать наказания, и это разумно. Разумно самому помогать себе, потому что мы приходим в этот мир в одиночку и в одиночку уходим из него, не так ли?
Малыш Пи настороженно посмотрел на него. Куда клонит этот мент?
Эдди Лукко достал из кармана фотографию. Симпатичная белая девушка, глаза закрыты. Похожа на мертвую. Малыш пожал здоровым плечом и покачал головой.
— Я ее не знаю, парень.
— Отравилась «крэком», ее нашли две недели назад на Центральном вокзале. У кого она могла получить наркотик?
— Послушай… да она могла купить его у двадцати, тридцати, «докторов», ошивающихся на вокзале и соседних улицах.
«Докторами» члены банды называли уличных торговцев наркотиками.
— Да, конечно. — Лукко засунул фотографию обратно в карман и повернулся, чтобы уйти.
— А у нее была при себе сумочка?
Сержант замер, глядя на дверь, волосы у него на затылке встали дыбом.
— Нет.
Он продолжал стоять, не двигаясь.
— Там только Апач срезает сумочки. Другим способом он не может достать денег на наркотики. Он примечает какую-нибудь девушку, подкрадывается, срезает сумочку и убегает. Сумасшествие, конечно, но он не выбрасывает сумочки и содержимое. Там у него есть укромное местечко под тротуаром, так оно забито сумочками и прочей мурой. Забирает только наличные, а кредитные карточки не берет, потому что не знает, как ими пользоваться. Ну и, конечно, наркотики, если попадаются, а более или менее ценные вещи продает. Поищи там, если у твоей отравившейся не было при себе сумочки.
