Талдашев высоко ценил художественное умение Рыкова, считал его недооцененным талантом и обещал помочь ему вступить в Союз художников по возвращении в Россию. Единственное, что смущало Талдашева, так это то, что самородок брался за кисть исключительно в состоянии алкогольного опьянения – только в эти минуты он ощущал прилив истинного вдохновения и создавал непревзойденные шедевры. Примечательно, что свои прямые обязанности – приготовление еды для посольской четы, а также для официальных приемов – Рыков выполнял в трезвом виде. Вероятно, из-за этого кулинарная продукция повара не отличалась изобретательностью и не пользовалась популярностью. Впрочем, Матвей Борисович и Ксения Леопольдовна терпели художника-кулинара и его стряпню, поскольку вслед за Бахытом Бахытовичем считали Адольфа непризнанным гением и верили, что рано или поздно он будет признан мировой общественностью. Они исправно коллекционировали картины повара, который писал пейзажи, натюрморты, батальные полотна – словом все, что угодно.
Ну, а Бахыт Бахытович благоволил к повару вследствие еще одного немаловажного обстоятельства. Жене его, Марине, было дозволено вступить в «клуб комендантских жен», и никаких возражений со стороны Адольфа не последовало. Скорее всего, он и не размышлял над таким выбором: возражать или нет – поскольку был слишком поглощен творчеством, пьянством и поварским делом, чтобы отвлекаться на подобные мелочи.
Бахыт Бахытович не уставал рассматривать свою коллекцию, которая свидетельствовала о его патриотизме и стремлении к углублению российско-пакистанского сотрудничества. Завершенный вид экспозиции придавали развешанные тут же старинные пистолеты с серебряной насечкой, кривые восточные мечи.
Наконец в дверь аккуратно постучали. Бахыт Бахытович кашлянул и сказал нарочито старческим, надтреснутым голосом (он надеялся, что такой будет у него лет через пятнадцать, не раньше):
– Кто там еще? Никого не жду. Живу себе спокойно в уединении, по-стариковски, вспоминаю минувшие года…
Он уже не в первый раз разыгрывал такое условно-театральное представление, чтобы не превратить столь милые его сердцу встречи в нечто обыденное и пресное.
Дверь приотворилась и в образовавшуюся щель просунулась голая женская нога. По форме щиколотки, колена и ляжки Талдашев безошибочно определил, что нога принадлежала Людочке Орловой. Сегодня (в порядке очереди) ей предписывалось быть старшей женой, примадонной гарема и законодательницей сексуальной моды этого вечера.
– Мы не нарушим вашего уединения, господин, – раздался Людочкин голос, – мы бедные путники, застигнутые непогодой, просим приютить нас до утра, обещаем, что ничем не омрачим ваше существование.
– Раз так, заходите, – великодушно позволил Бахыт Бахытович.
Вслед за ногой в комнату вплыла Людочка целиком. Она успела переодеться в коридоре в нечто, напоминающее восточное одеяние. Вокруг талии – цветастая пашмина, грудь туго перетянута шелковым платком, так что белые полушария соблазнительно выпирали, словно напрашиваясь на ласки. Орлова была дамой корпулентной, а вот следом за ней в кабинет офицера безопасности змейкой просочилось миниатюрное создание – Настя Караваева. Миниатюрная, но не худенькая, все в ней было соразмерно и тщательно продумано Создателем. Точеные ножки, гибкая, изящная шейка, искусно вылепленный бюст и талия, достойная красавиц с картин Ватто.
В отличие от Людочки Настя облачилась в традиционный европейский эротический наряд – красно-черный лифчик и черные чулки с поясом.
Третьей в кабинет Бахыта Бахытович шмыгнула Марина Рыкова в легкой распашонке и колготках без трусиков. Ее обворожительные изгибы приводили офицера безопасности в экстатическое состояние.
Бахыт Бахытович облизнулся и деланно сердито заявил:
– Вы меня обманули. Вы не бедные путники. Вы похотливые шлюшки, которые хотят завлечь в гнездо порока добропорядочного семьянина. Но ничего у вас не выйдет!
С этими словам Талдашев извлек из верхнего ящика стола треххвостую кожаную плетку, ручка которой была изготовлена виде мужского полового члена крупных размеров.
– Вот я вас! – зажав в руке плетку, офицер безопасности привстал в угрожающей позе и замахнулся.
Но не тут-то было. Настя проворно бросилась к нему, вырвала плетку, но чтобы господин не почувствовал себя униженным и обделенным, нежно поцеловала его в губы.
– Мы сами себя накажем! – с энтузиазмом воскликнула она. – Если вам это покажется недостаточным, мы примем от вас любую кару.
– На колени, негодница! – прорычал Талдашев. Это относилось к Людочке, которая послушно преклонила колени и, чувственно покачивая большим задом, двинулась на четвереньках под стол, где уже бугрились брюки офицера безопасности. Тем временем Настя ритмично хлестала плеткой аппетитные ягодицы Орловой. Марина расстегнула Людочкин лифчик и принялась ласкать ее увесистые груди. Все элементы сексуальных игрищ давно были отработаны их участниками, однако их можно было сочетать в самой различной последовательности, расцвечивать оригинальными мизансценами, что придавало всей вакхической забаве не пошлый, а почти художественный артистический облик.
Прикрыв глаза, Бахыт Бахытович полностью отдался во власть плотских наслаждений. Чтобы добавить им остроты, он представлял рядом с пышнотелой Людочкой обворожительную Микаэлу, которая, безусловно, заслуживала хорошей порки.
* * *
Согласование поездки в Пешавар заняло четыре дня. Короткий срок, учитывая, что пакистанские власти обычно не торопились с выдачей разрешений на поездки дипломатов в провинцию Хайбер-Пахтунква, административным центром которой являлся Пешавар. У этого города своя древняя история. Он вырос как торговый центр на перекрестке дорог из Центральной Азии в Индию и из Индии – в Центральную Азию, из Китая – на Средний Восток, к берегам, которые омывали теплые воды Аравийского моря и Персидского залива. Население города занималось различными ремеслами, здесь изготавливали чудесные золотые и серебряные украшения, кухонную утварь и сельскохозяйственные орудия. Пешаварские гончары славились своим мастерством.
Однако главным занятием горожан была, конечно, торговля. Подавляющее большинство населения обслуживало огромные рынки, прежде всего знаменитый бара-базар. Без преувеличения там можно было купить все: чай из Индии, Китая или Кении, оружие всех мыслимых марок, шелковые ткани из Ирана или Синьцзяна, часы и прочие хитроумные механические устройства, изготовленные в Европе.
Уже в новейшие времена в Пешавар отправлялись за покупками иностранные дипломаты, коллекционировавшие старинные кинжалы, штыки, пистолеты и ружья. Никто не мог объяснить, каким образом попадали на бара-базар бельгийский браунинг образца 1911 года, винчестер 1873 года, винтовка, с которой белые поселенцы покорили Дальний Запад, или, скажем, не менее популярный смит-и-вессон «миротворец» (peacemaker), на счету которого было не меньше трупов, чем у винчестера.
Разумеется, приобретали на бара-базаре не только смертоносные игрушки или украшения, на которые так падки жены российских дипломатов. Еще в начале нулевых там можно было отыскать надежные советские электроприборы, которые не ломались, в отличие от китайской дешевой рухляди, заполонившей магазины Исламабада, Карачи и Лахора. Ксан, например, безмерно гордился покупкой советского кипятильника со «знаком качества», ставшего его незаменимым спутником в поездках по пакистанской глубинке. В отличие от электрочайников он занимал мало места в багаже, и в маленьких провинциальных гостиницах с его помощью можно было быстро вскипятить воду, которая в сыром виде не годилась ни для питья, ни для умывания. А Шантарский не уставал хвастаться советской кофемолкой, отличавшейся поразительной надежностью.
Легко догадаться, что советская продукция попадала в Пешавар из Афганистана в 1980-е годы, когда в этой стране находились советские войска. Тогда наряду с тысячами солдат и единиц военной техники туда в качестве гуманитарной помощи перебрасывалась из СССР масса товаров, которые перемещались затем на афганские и пакистанские рынки. Что кипятильник! Что кофемолка! Ассортимент был гораздо шире. Холодильники – пожалуйста! Телевизоры – тоже. А еще – военное обмундирование, бинокли, сумки, чемоданы, планшеты…
С учетом торгового значения Пешавара правители разных стран неоднократно пытались захватить этот город. Когда-то он принадлежал Великим моголам, потом его делили афганские ханы. В начале XIX века Пешавар завоевал могущественный Раджа Сингх, глава сикхского государства, которое поддерживали англичане. Пешавар переходил из рук в руки во время трех англо-афганских войн, а в XX веке его оспаривали друг у друга уже независимые Афганистан и Пакистан.
Из Исламабада в Пешавар вели две дороги: «старая пешаварка» – запыленное, разбитое шоссе, и новый моторвей, идеально гладкий и широкий. Ксан, когда не нужно было спешить, предпочитал «пешаварку», пролегавшую через десятки поселков и городишек, с лотками и лавками по обочинам, оживленную, суетливую и одновременно веселую и жизнерадостную. Ничего похожего на моторвее – холодная серая лента асфальта, которую проложили в отдалении от населенных пунктов. Машины на ней набирали бешеную скорость – не нужно было пропускать тихоходный транспорт, включая телеги и повозки, запряженные лошадьми или ослами.
