— Нет, а кто это?
— Наведите справки. Вот увидите, очень интересный человек. — Как и в первый раз, «Мартина» резко положила конец их разговору: — Всего доброго.
Она прервала связь, не дав Ружару времени хоть что-нибудь добавить.
Заинтригованная Амель ничего не говорила, но на ее лице было написано любопытство.
— Просто сумасшедшая. Так мне кажется. — Журналист повесил трубку и налил себе кофе. — Она мне уже однажды звонила, недели две назад. Совсем вылетело из головы.
— Что она хотела?
— Встретиться.
— Довольно странный способ…
Ружар подул на кофе.
— Не совсем. В нашей профессии нередко сталкиваешься с поклонниками или мошенниками.
— То есть?
— Нас снабжают ложной информацией, чтобы вызвать определенную реакцию, навредить кому-нибудь или что-то скрыть. Простая и незатейливая попытка манипулирования.
— А это имя — Стейнер?
Прежде чем ответить, журналист помедлил:
— Возможно, все это ерунда. Вернемся к нашим баранам, ты не против? — Он указал рукой на разложенные на столе документы. — Это конкретное дело.
Мужчина минуты две стоял не шевелясь, прижавшись лбом к стеклу и вертя в пальцах маленький металлический диск, только что вынутый им из телефонной трубки. Перед ним, серая и массивная, возвышалась церковь Святой Магдалины. Струящиеся по стеклу капли дождя размывали ее контуры.
Они были мрачными, неясными и расплывчатыми, по образу его вселенной.
Он вздрогнул, когда кто-то ручкой зонтика нервно застучал по стенке телефонной кабины. Женщина. Ее губы произносили слова, которых он не понимал. Он резко распахнул дверь и при выходе, не извинившись, толкнул нетерпеливую скандалистку.
Во второй половине дня у Ружара была назначена встреча с неким Жюльеном Акрутом, заместителем генерального секретаря Национального независимого профсоюза полиции — офицерского профсоюза, теоретически стоящего на левых позициях. Акрут, чья сфера деятельности распространялась на все службы Министерства внутренних дел, был одним из источников журналиста в том, что касалось криминальных дел. Взамен он иногда использовал Ружара, чтобы печатать неотложные «базовые» обращения. Оба они не заблуждались на чужой счет: каждый преследовал свою выгоду.
Офицер появился с небольшим опозданием и торопливо протиснулся к Ружару. Его огромному телу непросто было лавировать между теснившимися на закрытой террасе кафе столиками.
Журналист, издали заметивший, как он переходит мост Сен-Мишель и одноименную площадь, спросил:
— Ты был в тридцать шестом?
— Обедал с парнями с улицы Криме. — Отдуваясь, Акрут тяжело рухнул на стул. — Так обожрался! — Зна́ком подозвав официанта, он заказал кофе. — Я очень спешу, что тебе надо?
— У тебя есть что-нибудь на группу, взятую двадцать первого в пригороде? Мои информаторы из службы надзора молчат как рыбы, ничем больше не делятся.
Лицо полицейского осветилось широкой улыбкой.
— Правда? — Он помолчал, наблюдая за толпой на площади. — Это война, Бастьен, но не против террористов, а между спецслужбами и даже между их группами. До недавнего времени все просто болтали, стараясь узнать, кто что сделал или не сделал, кого сцапал, что сказал. Но там, наверху, сдрейфили и считают, что говорильни многовато. Они хотят результатов. Очень неподходящий момент, чтобы прямо у них под носом что-нибудь рвануло. Понимаешь, это будет позор. Так что инструкции таковы: заткнуться!
— Все это меня не устраивает.
— Чего тебе все-таки надо?
— Помимо всего прочего? Хочу знать, что стало с этим якобы набитым взрывчаткой чертовым грузовиком, о котором все кричали, не зная, где он находится, и существует ли на самом деле.
— Человек, видевший человека, видевшего человека…
— Что?
— Брось. Ничем не могу тебе помочь. У меня другие заботы. Впрочем… — Акрут передумал. — Ладно, попробую связаться с одним знакомым из Соссэ, погляжу, согласится ли он поговорить с тобой.
— Общая разведка?
Полицейский кивнул.
— Из какого отдела?
— Сам скажет, если захочет.
— Нет больше доверия честному человеку!
— Между нами? Это что-то новенькое.
Мужчины ненадолго умолкли. Акрут допил кофе и сделал вид, что уходит:
— Ладно, больше ничего не хочешь спросить?
— Стейнер.
— Кто-кто?
— Шарль Стейнер.
— В списках не значится. — Полицейский поднял руку, чтобы пресечь новые расспросы Ружара. — Но я при случае посмотрю. У меня, как ты знаешь, есть своя работа. Расплатись. Пока.
Амель вернулась домой после восьми часов. В погруженной во тьму квартире было тихо. Она зажгла свет и сразу позвонила Ружару, горя нетерпением поделиться с ним своими находками.
На третий гудок ей ответил женский голос:
— Алло?
— Добрый вечер, могу ли я поговорить с Бастьеном?
— Тебя!
Глухой стук свидетельствовал о том, что трубка небрежно брошена на твердую поверхность. Амель слышала звук отдаленного разговора, но не уловила деталей; только тон, похоже, повышенный, а потом различила приближающиеся нервные шаги.
— Ружар. Кто говорит?
— Амель.
— А, добрый вечер. Что-то случилось?
— Вовсе нет. Я только что вернулась из Библиотеки «Франсуа Миттеран» и…
— Ты провела там весь вечер? — Казалось, журналист удивлен.
— Стейнер. Возможно, стоит им поинтересоваться.
— Я же сказал тебе, что это чепуха. Брось.
— Вы…
— Ты.
— Да, прости, ты… Ты уже слышал об организации под названием Общество оперативной обработки, управления и надзора?
— Чего?
— Это люксембургская контора, французским филиалом которой здесь, в Париже, на улице Риволи, руководит Стейнер.
— И что они делают в этой своей конторе? — Казавшийся раздраженным, Ружар задал вопрос ироничным тоном.
— Точно сказать трудно, но это имеет отношение к Министерству обороны, контрактам на вооружение и образование военных в Африке и других странах Ближнего и Среднего Востока. Я нашла всего две статьи с упоминанием об этом обществе.
— А, ну и где же?
— В Интернете. Кроме того, я порылась в документальных фондах библиотеки. Геостратегические журналы, откуда взяты эти статьи, существуют на самом деле. К тому же я достала фотографию Шарля Стейнера, сделанную в прошлом году. Он сфотографирован с офицерами армии Берега Слоновой Кости, и похоже, его это совсем не обрадовало.
Наступило долгое молчание. На другом конце провода Амель слышала дыхание журналиста.
— И что дальше?
— Ну, эта незнакомка, «Мартина», которая вам… тебе звонит и просто произносит это имя — Стейнер. И парень этот не блеф. Он мелькает во франко-африканском формировании. И возможно, где-то еще. Я подумала, что…
— Я уже объяснял тебе, что, возможно, это пустышка…
— Но…
— Дай мне закончить. Поскольку ты так за это уцепилась, пойди взгляни на передвижения этого Стейнера, посмотри, что он делает, кто к нему ходит. Если дело стоящее, будем копать. — Журналист сделал паузу, а потом продолжил: — А главное, не думай, что я тебе заплачу сверх условленного. Ты решила поиграть в великого сыщика — но это на твоей совести. Пока.
Он повесил трубку.
На пороге гостиной появился Сильвен:
— Ну что, как первый денек? Все нормально? — Он присел на диван рядом с Амель.
— Умопомрачительно. — Молодая женщина прижалась к мужу. Почти касаясь губами его уха, она прошептала: — А ты как?
— Устал смертельно.
— Неужели? — Пальцы Амель скользнули вверх по бедру Сильвена. — Непохоже.
02.10.2001
Около часу ночи Линкс вернулся в подвал. Освободившись от непромокаемого комбинезона и шлема, он прервал наконец какофонию, в течение нескольких часов терзающую слух Делиля.
Агент открыл камеру, и в нос ему ударил острый запах мочи.
Пленный скорчился на полу возле металлической двери. Он дрожал. Линкс пнул его ногой и остался доволен ответной реакцией. Внезапно охваченный приступом явно неконтролируемых спазмов, ливанец взвыл и несколько минут бился в страшных судорогах.
Чрезмерное беспокойство: знак того, что состояние пленного изменяется, как задумано.
Пульс быстрый и ровный.
Не обращая внимания на крики и запах испражнений, агент на некоторое время задумался о следующем этапе. Накануне они трижды имели продолжительную беседу, каждый раз по полтора часа; допрос прерывали паузы разной продолжительности. Исключительно по-английски, чтобы немного усложнить задачу. Линкс мог сразу продолжить с того места, где они остановились. Они не слишком продвинулись. В какой-то момент Делиль принял решение молчать. Почти. Это не было ни удивительным, ни чреватым осложнениями.
На данный момент.
