— По-моему, это был просто каприз. Великодушие сочеталось в Магнусе с столь же резким своенравием.
— Итак, вы считаете, что Мэнкуп не изменил своих дружеских чувств к вам?
— Ни в коем случае.
— То, что он наводил о вас справки у информационного агентства, доказывает противное.
— Так это он? — Она как будто не верила.
— Он! Это совсем не похоже на Магнуса. — Баллин вышел из роли переводчика.
— Но почему? Неужели Магнус… — Не договорив, Магда закрыла лицо руками. Движение это было отнюдь не грациозное, сверкнувший в лучах настольной лампы металлический браслет походил в этот миг скорее на оковы, нежели на эффектное украшение.
— Жена Мэнкупа заявила, что он намеревался переселиться в Германскую Демократическую Республику. — Мун внезапно перескочил на другую тему. — Вы знали об этом?
— Нет.
— Насколько я понимаю, с официальной точки зрения это квалифицируется как государственная измена?
— Примерно, — ответил вместо Магды Баллин.
— То есть Мэнкуп в некотором роде уподобился негру, который во время нашей гражданской войны пытался перебежать из рабовладельческого Юга в Северные штаты, воевавшие за отмену рабства. Не так ли?
— Пожалуй, — согласился Баллин. — Но не думаю, чтобы Магнус решился на это.
— Он когда-нибудь разговаривал с вами на эту тему? — Мун адресовал свой вопрос Магде.
— Довольно часто. Каждый раз, когда у него разыгрывалась желчь. Но я не думала, что это всерьез.
— Почему?
— Магнус был слишком привязан к своему журналу.
— По-вашему выходит, что жена сказала неправду?
— Вы не знаете ее. — Баллин улыбнулся. — Лизелотте слишком высокомерна, чтобы снизойти до обычных человеческих слабостей.
— Клубок противоречий! — проворчал Мун, продолжая внимательно наблюдать за Магдой. Она старалась смотреть на Муна, но при этом против своей воли то и дело косилась на лежавший между ними бланк информационного агентства.
— Возможно, мне удастся его распутать, — после небольшой паузы отозвался Баллин. — Циничность, которую Лизелотте продемонстрировала сегодня вечером, не совсем искренна. Не знаю, можно ли это назвать любовью, но до ухода она относилась к Магнусу куда лучше. Он по-своему тоже любил ее. Мне кажется, что угрозой переселиться в Восточную Германию он как бы хотел отдалить ее от себя, завещанием тоже.
— Не совсем понимаю, — признался Мун.
— Ну, как вам объяснить… — Баллин подыскивал подходящие слова. — Предчувствуя близкую смерть, он хотел смягчить эмоциональный удар…
Мун задумался. Соответствовало ли это характеру Мэнкупа, каким он представлялся по шестичасовому знакомству и показаниям друзей? Не исключено! Куда труднее выяснить, соответствует ли догадка Баллина его действительным убеждениям.
— Ну что ж, — Мун снова занялся Магдой, — после небольшого лирического отступления остается только свести в одно целое ваши ответы. Итак, вы отрицаете наличие каких бы то ни было мотивов, материальных или иных, побудивших вас убить Магнуса Мэнкупа.
— Я? — Магда порывисто вскочила, но спустя секунду покорно позволила Баллину усадить себя обратно. — Думайте что хотите! Я никого не убивала.
— Когда вы узнали, что Мэнкуп намеревается изменить завещание? — спокойно спросил Мун.
— Это ложь! — Магда заволновалась. — Но даже если у него и было такое намерение, мне он ничего не говорил.
— Мне тоже, — подтвердил Баллин. — Мне кажется, Магда, господин Мун просто хочет запугать тебя.
— Ничуть. Клайн-старший, глава нотариальной конторы, понял это из телефонного разговора с Мэнкупом. Даже остался при убеждении, что именно из-за этого его вызывали в такое позднее время. Он…
— Ошибается! — прервал Баллин. — По крайней мере таково мое убеждение, — смягчил он первоначальную категорическую форму. — К тому же ни я, ни Магда не слышали этого разговора.
— Зато слышала Ловиза Кнооп. Вы от нее узнали? — Мун всем корпусом наклонился к Магде.
— Ничего я не знала! — Она стиснула зубы, причем с такой силой, что откусила кончик сигареты. Мун поднял ее и положил в пепельницу.
— «Реметсма-60», из запасов Мэнкупа, — сказал он почти без выражения. — Когда вы без пяти двенадцать зашли к нему, то курили обычную марку — «Рамзес»! На окурке остались отпечатки ваших пальцев, на стакане с шампанским тоже. Вам остается только рассказать правду.
— Какую правду? — глухо спросила Магда.
— Это вам известно лучше меня.
— Дитер! — прошептала она, словно взывая о помощи.
Баллин угрюмо молчал, лишь мгновенно побагровевшие щеки выдавали его волнение.
В коридоре послышались шаги. Магда посмотрела на дверь, которая вот-вот должна была открыться, затем быстро, словно опасаясь, что ее перебьют, заговорила:
— Я приходила к Магнусу днем. Не рассказала я вам об этом потому, что… Одним словом, Лерх не должен был знать об этом…
— Вы опять просили деньги?
— Нет… То есть да.
— И он вам вторично отказал?… Откуда это мне известно? В кафе вы очень хотели, но не смогли заплатить несколько марок, которые художница просила за ваш портрет. А совсем недавно не нашли даже мелочи для трех пачек сигарет… Вернее, не сомневаюсь, что он отказал бы вам… Сомневаюсь я в другом. Когда вы приходили к Мэнкупу?
— Это было около… — Магда замялась.
— Около часа? — наугад спросил Мун, по возможности небрежно, чтобы та не догадалась о расставленной ловушке.
— Да! — Магда с видимым облегчением кивнула.
— Приходящая служанка, оказывается, поразительная неряха, — усмехнулся Мун. — Не вычистила пепельницу, не вымыла стаканы, не поставила их обратно на место…
Приход Дейли и Енсена прервал допрос. После первых же сказанных шепотом слов Мун обратился к Магде:
— Можете идти! Завтра, когда придет служанка, мы проверим ваши показания.
Баллин встал одновременно с ней, но Дейли остановил его:
— Я попрошу вас задержаться, господин Баллин! Вы возвращались в артистическую уборную после нашего ухода?
— Не помню…
— Актер Миттер видел вас. — Дейли пожал плечами.
— Теперь вспоминаю. Действительно заходил.
— Для чего?
— Не помню… С тех пор произошло так много… Затрудняюсь сказать. — Баллин задумался. — Кажется, я что-то забыл, но что именно, ей-богу, не помню.
— Вы рассказали комиссару Боденштерну, что читали книгу… — спросил Мун.
— Когда услышал выстрел? — не дождавшись окончания фразы, Баллин сам дополнил ее. — Так точно. Могу даже сказать какую. Воспоминания генерала Гудериана. Полное искажение фактов. По нему выходит — немцы проиграли войну лишь оттого, что Гитлер не послушался генералов.
— Вы сразу догадались, что означает выстрел?
— Да! — подтвердил Баллин.
— И все же сначала захлопнули книгу и положили на место, лишь после этого выбежали? — Мун мысленно снова очутился в комнате Баллина, возле белого зеркального стола, в котором отражались темное небо и аккуратно сложенная стопка томов.
— Привычка — вторая натура! — пошутил Баллин, избегая смотреть при этом Муну в глаза.
— Хорошо! — Дейли как будто охотно согласился с этим объяснением. — Рихтер, пройдите, пожалуйста, с господином Баллином в его комнату. Пусть он покажет, где сидел в этот момент. И подождите, пока мы вас позовем.
Как только они ушли, Дейли, к крайнему удивлению Енсена, зарядил мэнкуповский пистолет конфискованным у Ловизы холостым патроном.
— Вы сомневаетесь? — наполовину догадался Енсен, но Дейли нетерпеливо перебил его:
— Сами увидите! — Он уже кинулся к вмонтированному в полки приемнику. — Сейчас все зависит от этого ящика! — Дейли одновременно вертел переключатель диапазонов и ручку настройки. — Молите всевышнего, чтобы он послал нам какую-нибудь детективную программу!.. Так на каком варианте вы пока остановились? — не прерывая своего занятия, обратился он к Муну.
— Не знаю. — Мун вкратце рассказал о неожиданном заявлении Магды насчет дневного визита, объяснившем отпечатки ее пальцев на сигарете и стакане с шампанским.
— Почему же нет! — сказал Енсен, нервно прислушиваясь к мгновенно чередовавшейся музыке, пению, разноязычным женским и мужским голосам, сливавшимся в нестройный интернациональный хор. — Могло ведь случиться так, что служанка почему-то спешила и не успела хорошенько убрать в комнате.
— А куда вы денете единственный окурок в пепельнице? — возразил Мун. — Мэнкуп сам курил, почему же он сегодня весь день воздерживался?
— Готов признать, это удивительно, — согласился Енсен. — Но в моей практике бывали еще более удивительные совпадения. Придумай их автор детектива, критики бросили бы ему упрек в недостоверности. Жизнь, если пристальнее всмотреться, полна всевозможных невероятных казусов.
