— Вы не имеете права задерживать меня, — решительно поднялась с места Тхюи Ханг.
— Отчего же?
— Президент Дьем заявил, что наша страна является. независимым государством, Вы — американцы — не имеете права посягать на нас, вьетнамцев.
— До чего же вы наивны! — рассмеялся Томас— Так вы говорите, что у нас нет права? А кто сделал господина Дьема президентом? Кто оказывает помощь правительству господина Дьема? Кто создал армию и полицию и кто тратит на это деньги? Не обязательно быть умным, чтобы знать: мы, американцы.
— У вас нет права задерживать меня! — воскликнула Тхюи Ханг и бросилась к двери.
В тот же момент в дверях показались два рослых американца с холодными и жестокими лицами гангстеров, с засученными рукавами и скрещёнными на груди руками. Они медленно вошли в комнату и уставились на Тхюи Ханг. Она отступила.
В ту ночь, Тхюи Ханг не сказала ничего нового. Утром её провели в комнату на втором этаже. Стены здесь были выкрашены в стальной цвет, от которого веяло холодом, кругом были нагромождены чудовищные вещи и инструменты: от генератора до щипцов и клещей, от мотков проволоки до мощных ламп, от колодок в виде восьмёрки до резиновых с железным стержнем дубинок, выкрашенных белой краской. Всё это было привезено из США, и всё это выглядело чисто и аккуратно, словно медицинский инструментарий.
Увидев эти вещи, Тхюи Ханг сразу же догадалась о том, что её здесь ожидает. От возмущения у неё перехватило дыхание. Так вот что такое независимость и свобода республики Вьетнам, что хочет разъяснить ей американское ЦРУ, вот что означает цивилизация самой могущественной страны так называемого свободного мира, вот что такое правда о присутствии американцев в Южном Вьетнаме!
— Ну, что, дорогая красавица, вы хорошо всё обдумали? — спросил находившийся в комнате Томас — Мы, американцы, цивилизованны и гуманны, особенно по отношению к таким достойным любви женщинам, как вы. Если вы скажете правду, то не только немедленно обретёте свободу, но и получите обещанные деньги. Это останется между нами, и больше никто не будет знать об этом, на этот счёт вы можете быть совершенно спокойны.
Мы, — продолжал он, — щедры и корректны. Если вы пожелаете поехать на прогулку в США, мы устроим вам такое турне. С такими внешними данными в Америке вас, как знать, могут пригласить сниматься в кино. Ваши фотографии появятся во всех журналах. Вы обретёте богатство и станете кинозвездой… Мало кому может повезти так, как вам. Не упускайте этот великолепный шанс, о котором другие только мечтают. Ну а если вы не последуете моему совету, то эти бездушные вещи, которые вы видите здесь, не пожалеют вас.
Она выслушала медоточивую речь Томаса и, посмотрев на орудия пыток, сказала:
— Да, я понимаю гуманизм американцев. Данные вещи как раз и выражают этот гуманизм, не так ли?
— А наивности у вас поубавилось по сравнению со вчерашним, — скривил губы в ухмылке Томас. — Да, гуманизм у нас зиждется только на долларах и насилии. Так была создана наша страна, и так она стала самой процветающей в мире. Ну да ладно… теперь не время теоретизировать тут с вами. Вы должны помнить, что у всякого имеется предел терпения. Вы будете говорить?
— Что именно? Я думаю, что всё интересующее вас я уже сказала. Больше я ничего не знаю.
— Это не так. Кто это? Чем он занимается? — заорал Томас, тыча фотографией Фан Тхук Диня.
— Не знаю.
Разъярённый, Томас вскочил и ударил Тхюи Ханг по лицу. От этого неожиданного удара профессионала у неё потемнело в глазах, и она едва не упала.
— Моя дорогая красавица! — молвил слащавым голосом Томас. — О, май дарлинг! Вы должны быть хоть чуточку осмотрительны. Вам не очень больно?
Он нажал кнопку в стене. Зазвенел звонок. В комнату вошёл какой-то верзила. Томас повернулся к Тхюи Ханг и сказал уже совсем по-иному:
— Ну так что? Пока ещё есть время, чтобы ты сама избрала форму обращения с тобой.
— Я знаю только то, что сказала, — гордо ответила Тхюи Ханг, глядя в его наглые глаза. — Я не выбираю ничего. Для нас, вьетнамцев, гуманизм не строился на долларах и насилии…
Томас поднял палец к виску, показав своему подручному, что надо делать.
— Ударь током в её упрямую голову, — злобно сказал он.
Так начались пытки. Колокол в какой-то церкви поблизости пробил восемь раз.
В логове ЦРУ Тхюи Ханг продержали две недели. В течение этого времени её постепенно истязали так, что она находилась буквально на грани между жизнью и смертью. Иногда пытки прерывались, и тогда в ход шло заигрывание или применялся шантаж. Когда и это не действовало, возвращались к истязаниям. Её пытали током, и чтобы заглушить крики, на полную мощность включалась джазовая музыка. Когда она, потеряв сознание, лежала распластанная на столе, они пили виски, кока-колу. Она будет всегда помнить, как мгновенно менялся в лице Томас каждый раз, когда она отвечала «не знаю», как он, покуривая сигарету, кивал головой и что-то говорил своим слащавым голосом, потом вдруг швырял сигарету, весь зеленел и начинал цедить слова сквозь стиснутые зубы, взъерошенный, будто бешеная собака.
Иногда он менял тактику, принимался за длительные допросы. Жуя резиновую жвачку, он ставил подряд один за другим вопросы с таким расчётом, чтобы не дать Тхюи Ханг времени на размышление. К тому же многие вопросы были туманными и не связанными с задержанием Тхюи Ханг. Затем изменял их таким образом, чтобы найти противоречия в её ответах, выжать из неё то, что она хотела скрыть.
Но все эти попытки успеха не имели. Им так и не удалось узнать от неё ничего больше о Фан Тхук Дине. Убедившись в том, что им ничего не добиться, в последние дни заключения Тхюи Ханг они стали предлагать ей нормальное питание, стали чуть ли не осыпать её ласками и утешениями.
Наступил день, когда её вновь провели в гостиную на первом этаже. Томас изображал радушие, он предложил ей сесть за стол, на котором стояли кофе и пирожные. Но она не притронулась ни к чему.
— Скажите, — спросил он, — за время, проведённое здесь, многое ли вам пришлось не по душе?
— Что бы вы думали на моём месте? Мне кажется, что вам не следует спрашивать об этом.
— Забудьте всё, что прошло, — улыбнулся Томас. — Мы ведём себя таким же образом по отношению и к самим американцам, которые выступают против Соединённых Штатов Америки. Мы уважаем справедливость и свободу, поэтому должны докапываться до истины, поймите. Мы счастливы, что, установив вашу невиновность, проявили к вам должное внимание в последние дни и теперь возвращаем вам свободу. Всё, что мы делали, было сделано во имя свободы, во имя интересов вашего государства, и только. Только таким образом удалось установить, что вы хороший человек. Отныне вы можете жить в полном покое, ибо вы получили аттестацию. С радостью расстаюсь с вами…
Как бы там ни было, но вы рассказали нам кое о чём. — Он полез в карман и вытащил пачку денег. — Проверка подтвердила правильность этих данных, и чтобы возместить ваш вынужденный перерыв в работе, разрешите вручить вам двадцать тысяч пиастров.
Всё здесь ей казалось мерзким: и его наглое лицо, и его циничные слова, и деньги, которые он держал в руке, так же как и угощение, приготовленное на столе. Ибо она знала, что за этими словами, деньгами, угощениями были генератор тока, колодки, резиновые дубинки с железным стержнем, были так называемые справедливость и свобода Соединённых Штатов Америки. Она отстранила его руку с деньгами.
— Спасибо. Ни только что сказало о свободе. Самым ценным для меня сейчас является свобода. А деньги у меня ещё есть, я не приму этих денег от вас.
— Ну, как хотите, — Лицо Томаса стало строгим. — Но перед тем как вы уйдёте, считаю необходимым договориться с вами об одном: о том, что вы находились здесь, и обо всём, что вы слышали и видели, не должен знать никто! До самой смерти вы не должны ни с кем говорить об этом, особенно никоим образом нельзя дать Фан Тхук Диню повод догадаться об этом. Если же кто-нибудь узнает, то мы будем вынуждены устранить все свидетельства, — он сделал упор на этом слове, — и это может стоить вам жизни. Я отнюдь не угрожаю вам… Вы должны защищать престиж Соединённых Штатов Америки.
Тхюи Ханг ничего не ответила. Он проводил её к двери и сказал:
— Нам очень нужны такие сотрудники, как вы. Если однажды вы надумаете или вам что-нибудь понадобится, приходите сюда и спросите майора Томаса.
Лёжа в кровати, Тхюи Ханг продолжала думать о подлинном лице американцев, находящихся в Южном Вьетнаме, о независимости и свободе республики Вьетнам. Всё тело ныло от боли. Как же жестоко её били! Они били так, чтобы на теле не оставалось никаких следов, но боль, от которой ломило все кости и которая пронизывала каждый нерв, то и дело давала себя знать.
