Субинспектор, стоявший у дверей гостиной, сделал знак кому-то в прихожей, и через секунду в комнату с носилками в руках вошли полицейские санитары. Они привычно перевалили тело с кресла на носилки и ушли.
— Сегодня, как мне сказали, должен приехать из командировки брат этого несчастного. Нам надобно соблюсти все формальности — человек он очень влиятельный. Берите дело в свои руки, инспектор. — Комиссар обратился к Виджею. — Для порядка проведите расследование, но особо не затягивайте. Дня три, я думаю, вам хватит, чтобы все обставить как надо. Заодно и отдохнете. — Комиссар чуть улыбнулся краешком губ, кивнул и вышел из комнаты.
На первый взгляд, подумал Виджей, комиссар прав: все говорит о самоубийстве. Никаких следов насилия или ограбления не заметно. Но все же что-то здесь ему не нравилось. Что — он сказать сейчас не мог, но, как профессионал, чувствовал каким-то внутренним чутьем — дело может быть не таким простым, как кажется. По опыту он хорошо знал: сейчас ему необходимо все предельно внимательно осмотреть и со всеми переговорить, получить максимальную информацию обо всем, что связано со смертью Бенджамина Смита, ввести ее, как в компьютер, в свой мозг, который не сразу — может быть, через несколько часов, а то и того позже — даст свое заключение.
Опрос прислуги — слуги-чокидара, его только что приехавшей и насмерть перепуганной супруги — кухарки, садовника, сохранившего, как ни странно, абсолютное спокойствие и сразу после отъезда комиссара занявшегося своими обычными делами, — начался сумбурно, и надежды получить от них сколько-нибудь полезную и полную информацию о прошедшей ночи, о Бенджамине Смите и его брате Вилли Смите, который должен был вернуться в столицу вечером этого дня, было мало.
Слуга-чокидар невнятно бормотал, постоянно вытирая платком пот со лба и затылка, о том, что этой ночью необычно быстро заснул, даже забыв выключить телевизор, и спал на удивление крепким сном. Его жена все время повторяла, что вернулась только час назад от своей сестры, поэтому ничего не знает. Садовник вообще молчал и как-то таинственно и совершенно не к месту улыбался.
Почти за час Виджею удалось выяснить только то, что покойный был холост и вот уже третий год жил здесь вместе со своим братом — банкиром Вилли Смитом, часто ездил по стране, обычно в мае — июне, то есть в самый жаркий период, временно уезжал, до сентября — октября, или в горы, или за границу, в Лондон, а затем вновь поселялся в этом особняке. По профессии он был то ли историк, то ли биолог, знал местные языки, был добрым, общительным и, как все утверждали, счастливым человеком. И вот так уходить из жизни у Бенджамина Смита не было никаких видимых причин.
Особых друзей у него не было, хотя знакомых было много, и они часто к нему приезжали. Иногда, в том числе и неделю назад, в доме у братьев Смит собирался свой круг, обычно одни и те же люди, человек восемь — десять, большинство — иностранцы, работающие или постоянно живущие в столице: предприниматели, дипломаты, представители различных международных организаций, а также несколько местных состоятельных и известных в стране людей. В их число входил, это слуги подчеркивали с особенным уважением, сам Джай-баба — «живой бог».
Имя Джай-бабы стало приобретать известность не только творимыми им и широко рекламируемыми в листовках и буклетах йога-центра чудесами — исцелением безнадежно больных, материализацией «из ничего» различных предметов — чаще всего драгоценностей, точным предсказанием будущего, но еще и тем, что в последнее время он сумел войти в доверие к самому президенту и начал его консультировать по вопросам астрологии. Говорили даже, что президент уже не принимает никаких решений, не посоветовавшись с Джай-бабой. Вот и сейчас утверждали, что неожиданное объявление им внеочередных президентских выборов за год до истечения своих полномочий — результат настойчивой подсказки директора йога-центра.
Закончив опрос прислуги, инспектор приступил к осмотру дома. Поднявшись вслед за слугой-чокидаром на второй этаж, он прошел в комнату, где размещался кабинет Бенджамина Смита, и сразу почувствовал, что здесь что-то совсем недавно искали. Дело было не только в том, что большой старинный письменный стол был беспорядочно завален всякими бумагами, но и в том, инспектор опытным взглядом это сразу заметил, что были вскрыты дверцы секретера.
— Кроме хозяина, кто-нибудь сегодня ночью был в доме? — Инспектор строго посмотрел на слугу, который под его взглядом сразу весь как-то разом сжался и часто-часто заморгал.
— Нет, сааб, — дрожащим, неуверенным голосом ответил слуга, потупив голову.
— Так ты же сказал, что рано заснул и ничего поэтому не слышал.
— Да, не знаю, что со мной такое приключилось, обычно ложусь поздно, уже когда все передачи по телевизору кончатся, ночью часто просыпаюсь. Вчера же было воскресенье, значит, этот проклятый самолет опять над самым домом пролетал, а я и его не слышал.
— Так ты что, выпил вчера?
— Нет, что вы, сааб, я вообще спиртного не пью. А вчера вот лишь воды шипучей выпил — очень вкусная вода и бутылка красивая. Потом включил телевизор — там полицейский боевик идет по вечерам, а далее ничего не помню — заснул как убитый. Только вот утром меня Аджит-садовник с трудом растолкал.
— И поэтому ты даже калитку забыл закрыть, — сказал инспектор и понял, что этим вконец доконал слугу-чокидара. — Ну ладно, а что это за воду ты пил вчера вечером, принеси-ка мне, — уже не так сердито обратился он снова к слуге.
Тот, почувствовав перемену к лучшему, быстро повернулся и исчез за дверью кабинета.
Инспектор прошел тем временем к высокому, под самый потолок, книжному шкафу, занявшему всю левую стену кабинета, и, увидев на полу около него несколько книг, толстых, в старинных тисненых кожаных переплетах, лежащих вразброс, поднял одну из них, не спеша перелистал. Это был старинный трактат, посвященный индуистскому богу Шиве — супругу богини Кали. Виджей закрыл книгу, осторожно положил ее на свободное место на книжной полке, нагнулся за другим томом и здесь заметил, что на толстом ворсистом ковре что-то блеснуло. Инспектор чуть потянулся вперед и увидел, что это была золотая запонка, вернее, ее половина с разорванной соединительной цепочкой. На круглой блестящей золотой поверхности был искусно выгравирован старинный парусник — под ним два кривых скрещенных клинка, а в месте их перекрещения аккуратно вделан небольшой бриллиант.
Инспектор осторожно положил находку в левый верхний карман форменной куртки, застегнул пуговицу, вновь подошел к письменному столу, по очереди выдвинул ящики, внимательно осмотрел содержимое. Было ясно, что здесь кто-то уже поработал, и при этом в большой спешке. Задвигая нижний ящик стола, Виджей заметил на полу листок календаря, вернее, его оторванную половину со вчерашним числом. Под самым числом было написано четким округлым почерком: «господин Ф». Положив листок в другой карман куртки, Виджей еще раз обвел внимательным взглядом кабинет, сжал губы, несколько раз покачал головой — не нравилось ему все это. Инспектор медленно повернулся, прошел через открытую дверь в коридор. На пороге он столкнулся с запыхавшимся слугой, который держал в руке небольшую красивую, немного сплющенную по бокам бутылку. Инспектор осторожно взял бутылку в руки, посмотрел на свет. Через матовое стекло было видно, что на дне осталось немного чуть зеленоватой жидкости. Виджей надавил на металлическую пробку, убедился, что горлышко плотно закрыто, вынул из кармана полиэтиленовый пакет, завернул в него бутылку и, отдавая слуге пакет, сказал:
— Отнесешь ко мне в машину, только осторожно, не разлей, от этого теперь зависит твоя судьба.
Тот уже хотел было идти, но Виджей знаком остановил его, вопросительно показывая на дверь, видневшуюся в другом конце коридора.
— Это — кабинет Вилли-сааба, вот ключ. — Слуга, крепко держа одной рукой пакет с бутылкой, другой порылся в кармане, достал ключ на красивом костяном брелоке и, подойдя к двери, открыл ее.
— Отнесешь бутылку и возвращайся, — сказал инспектор.
Войдя в кабинет Вилли Смита, Виджей сразу отметил про себя, как все здесь не похоже на то, что он увидел в кабинете его брата. Эта просторная, с двумя огромными окнами, массивным камином комната скорее напоминала будуар артиста. Повсюду на стенах висели фотографии, похожие одна на другую, — группы людей, снятые, вероятно, по случаю каких-то знаменательных событий. Виджей переводил свой цепкий, натренированный взгляд с одной фотографии на другую — ничего особенного он в них не находил. Видно было только, как с годами менялась мода, возраст запечатленных на них людей. Отдельно, на стене около большого окна, висела необычная цветная фотография — снимок человеческой стопы с розовым цветком между хорошо отпедикюренными пальцами.
