Дэвид Моррелл - Первая Кровь

Так бы­ло всег­да.

– Разумеется, – от­ве­тил Рэм­бо. – А те­перь вы дол­ж­ны спро­сить у ме­ня: «Кто ты, маль­чик или де­воч­ка?» По­том дол­ж­ны ска­зать, что ес­ли я та­кой бед­ный и мне не на что при­нять ван­ну и пос­т­ричь­ся, вы ус­т­ро­ите для ме­ня сбор по­жер­т­во­ва­ний.

– Лично ме­ня раз­д­ра­жа­ет не его внеш­ность, – за­ме­тил Тисл, – а его язык.

Шинглтон, есть ка­кие-ни­будь сто­ящие но­вос­ти?

Полицейский у при­емо­пе­ре­дат­чи­ка был вы­со­кий и мас­сив­ный с поч­ти пря­мо­уголь­ным ли­цом, ак­ку­рат­ны­ми ба­кен­бар­да­ми.

– Машину ук­ра­ли, – ска­зал он.

– Кто за­ни­ма­ет­ся этим де­лом?

– Уорд.

– Хорошо. – Тисл по­вер­нул­ся к Рэм­бо. – Лад­но. Да­вай кон­чим с то­бой.

Они пе­ре­сек­ли ком­на­ту и нап­ра­ви­лись по ко­ри­до­ру в зад­нюю часть зда­ния. Тисл от­к­рыл дверь в кон­це хол­ла, и Рэм­бо на мгно­ве­ние при­ос­та­но­вил­ся. Он спро­сил се­бя: а ты со­вер­шен­но уве­рен в том, что хо­чешь прой­ти че­рез это? Еще не поз­д­но пе­ре­вес­ти все в шут­ку.

Что пе­ре­вес­ти в шут­ку? Я не сде­лал ни­че­го пло­хо­го.

– Ну, да­вай­, вхо­ди сю­да, – ска­зал Тисл. – Сам ведь на это нап­ра­ши­вал­ся.

Было ошиб­кой­, что он не во­шел ту­да сра­зу же. Се­кун­д­ная за­мин­ка у две­ри да­ва­ла по­вод ду­мать, что он бо­ит­ся, а он не хо­тел, что­бы так ду­ма­ли. Ес­ли же он вой­дет пос­ле то­го, как Тисл при­ка­зал ему, это бу­дет выг­ля­деть так, буд­то он под­чи­ня­ет­ся, а Рэм­бо это­го не хо­тел. По­это­му во­шел преж­де, чем Тисл ус­пел при­ка­зать ему еще раз.

Ему ка­за­лось, что по­то­лок ка­би­не­та да­вит ему на го­ло­ву, за­хо­те­лось приг­нуть­ся, но он се­бе это не поз­во­лил. На по­лу был ко­вер, зе­ле­ный и по­тер­тый­, по­хо­жий на под­с­т­ри­жен­ную слиш­ком ко­рот­ко тра­ву.

Садись на ска­мей­ку, па­рень, – ска­зал Тисл. – Как твое имя?

– Называйте ме­ня прос­то пар­нем, – от­ве­тил Рэм­бо.

Скамья сто­яла у пра­вой сте­ны. Он прис­ло­нил к ней свой спаль­ный ме­шок и сел – очень пря­мо и нап­ря­жен­но.

– Это уже не смеш­но, па­рень. Так как же те­бя зо­вут?

– Парень.

– Ладно, я те­бя так и бу­ду на­зы­вать, – кив­нул Тисл. – Ты до­вел ме­ня до та­ко­го сос­то­яния, ког­да я го­тов на­зы­вать те­бя лю­бым име­нем, ка­ким мне взду­ма­ет­ся.

Ну что ж, при­дет­ся все де­лать по пра­ви­лам. Этот па­рень не хо­чет наз­вать свое имя – а един­с­т­вен­ной при­чи­ной­, по ко­то­рой лю­ди не хо­тят на­зы­вать свое имя, обыч­но ока­зы­ва­ет­ся то, что они где-то что-то под этим име­нем нат­во­ри­ли. И те­перь бо­ят­ся, что их мо­гут най­ти, спра­вив­шись в кар­то­те­ке ро­зыс­ка. Воз­мож­но, пе­ред ним не прос­то па­рень, ко­то­рый ни­как не хо­чет уяс­нить се­бе ис­ти­ну.

Прекрасно, все рав­но ра­но или поз­д­но он ее уяс­нит. Тисл сел на кра­ешек сто­ла, нап­ро­тив пар­ня, и спо­кой­но при­ку­рил си­га­ре­ту.

– Хочешь за­ку­рить? – пред­ло­жил он пар­ню.

– Я не ку­рю.

Тисл кив­нул и не­то­роп­ли­во за­тя­нул­ся си­га­ре­той.

– А не поп­ро­бо­вать ли нам еще раз? Как те­бя зо­вут?

– Вас это не ка­са­ет­ся.

Боже мой, по­ду­мал Тисл, не­воль­но он от­тол­к­нул­ся от сто­ла и сде­лал нес­коль­ко ша­гов в сто­ро­ну пар­ня. Не спе­ши, ска­зал он се­бе. Спо­кой­но.

– Ты это­го не го­во­рил. Я не мо­гу по­ве­рить сво­им ушам.

– Придется. Мое имя – это мое де­ло. Ка­кие у вас при­чи­ны знать его?

– Я на­чаль­ник по­ли­ции.

– Это не­дос­та­точ­но вес­кая при­чи­на.

– Это са­мая вес­кая при­чи­на в ми­ре, – ска­зал Тисл и по­дож­дал, по­ка от ли­ца от­х­лы­нет жар. – По­ка­жи мне свой бу­маж­ник.

– Не но­шу…

– Покажи свои до­ку­мен­ты.

– Тоже не но­шу.

– Ни удос­то­ве­ре­ния лич­нос­ти, ни кар­точ­ки со­ци­аль­но­го стра­хо­ва­ния, ни при­зыв­ной кар­точ­ки, ни сви­де­тель­с­т­ва о рож­де­нии, ни…

– Совершенно вер­но, – прер­вал его па­рень.

– Ты мне не пуд­ри моз­ги. Предъ­яви до­ку­мен­ты.

Парень да­же не удос­то­ил его взгля­дом. Он смот­рел на ви­сев­шую на сте­не ме­даль.

– Медаль за Ко­рею. Вы им там да­ли жа­ру, а?

– Хватит, – ска­зал Тисл. – Встать.

Медаль он зас­лу­жил в жес­то­ких бо­ях. Тог­да ему бы­ло двад­цать лет, и он не поз­во­лит маль­чиш­ке, ко­то­рый выг­ля­дит не стар­ше двад­ца­ти, сме­ять­ся над ним.

– Встать. Мне на­до­ело все пов­то­рять те­бе дваж­ды. Встань и вы­вер­ни кар­ма­ны.

Парень по­жал пле­ча­ми и очень мед­лен­но встал. Вы­вер­нул кар­ма­ны джин­сов, в ко­то­рых ни­че­го не ока­за­лось.

– Ты не вы­вер­нул кар­ма­ны кур­т­ки, – за­ме­тил Тисл.

– Боже мой, вы пра­вы, – В кар­ма­нах кур­т­ки ока­за­лись два дол­ла­ра двад­цать три цен­та и па­ке­тик GO Спич­ка­ми.

– Зачем те­бе спич­ки? – спро­сил Тисл. – Ведь ты ска­зал, что не ку­ришь.

– Мне нуж­но раз­во­дить кос­тер, что­бы при­го­то­вить пи­щу.

– Но у те­бя нет ни ра­бо­ты, ни де­нег. Где ты бе­решь пи­щу?

– Какого от­ве­та вы от ме­ня жде­те? Что я ее кра­ду?

Тисл пос­мот­рел на спаль­ный ме­шок пар­ня, прис­ло­нен­ный к скамье, не­до­уме­вая, где мо­гут быть до­ку­мен­ты. Он раз­вя­зал ме­шок и раз­вер­нул его на по­лу. Внут­ри ока­за­лись чис­тая ру­баш­ка и зуб­ная щет­ка. Ког­да он на­чал про­щу­пы­вать ру­баш­ку, па­рень ска­зал:

– Эй, я эту ру­баш­ку дол­го гла­дил. Пос­та­рай­тесь не по­мять.

И тут Тисл вдруг по­чув­с­т­во­вал, что чер­тов­с­ки ус­тал от это­го пар­ня.

Он на­жал на кноп­ку ин­тер­ко­ма на сто­ле.

– Шинглтон, ты ви­дел это­го пар­ня, ког­да он про­хо­дил. Пе­ре­дай по ра­дио его опи­са­ние по­ли­ции шта­та. Ска­жи, я хо­чу, что­бы его иден­ти­фи­ци­ро­ва­ли как мож­но быс­т­рее. По­том взгля­ни, не со­от­вет­с­т­ву­ет ли он ка­ко­му-ни­будь опи­са­нию в на­ших досье. У не­го нет ни ра­бо­ты, ни де­нег, но выг­ля­дит он упи­тан­ным. Я хо­чу знать, как ему это уда­ет­ся.

– Значит, вы ре­ши­ли пой­ти на обос­т­ре­ние, – ска­зал па­рень.

– Ошибаешься. Это не я ре­шил.

В ка­би­не­те ми­ро­во­го судьи сто­ял кон­ди­ци­онер. Вре­мя от вре­ме­ни он жуж­жал и пог­ро­мы­хи­вал, и так силь­но ох­лаж­дал воз­дух, что Рэм­бо на­чал дро­жать. На че­ло­ве­ке за сто­лом был прос­тор­ный го­лу­бой сви­тер. Его зва­ли Доб­зин, о чем сви­де­тель­с­т­во­ва­ла таб­лич­ка на две­ри. Он же­вал та­бак, но, уви­дев Рэм­бо, пе­рес­тал.

– Ну, будь я… – ска­зал он, скрип­нув вра­ща­ющим­ся крес­лом. – Ког­да ты мне зво­нил, Уилл, ты дол­жен был ска­зать, что в го­род при­ехал цирк.

Ну на­ча­лось. Вез­де од­но и то же. Всег­да. Де­ло при­ни­ма­ло по­га­ный обо­рот, и он по­ни­мал, что ему сле­ду­ет ус­ту­пить, ина­че эти лю­ди мо­гут при­чи­нить ему мас­су неп­ри­ят­нос­тей. Од­на­ко ж ему сно­ва швы­ря­ют в ли­цо дерь­мо, сно­ва не да­ют житья, и будь он прок­лят, ес­ли сно­ва сми­рит­ся с этим.

– Послушай, сы­нок, – ска­зал Доб­зин. – Я дол­жен за­дать те­бе один воп­рос, я прос­то не мо­гу его не за­дать. – У не­го бы­ло очень круг­лое ли­цо. Ког­да Доб­зин го­во­рил, он язы­ком за­пи­хи­вал та­бак за од­ну ще­ку, от­че­го она вспу­ха­ла. – Я ви­жу ре­бят по те­ле­ку, они де­мон­с­т­ри­ру­ют, бун­ту­ют и во­об­ще…

– Я не хо­жу на де­мон­с­т­ра­ции.

– Интересно, у те­бя не че­шет­ся от во­лос шея?

Всегда они спра­ши­ва­ют од­но и то же.

– Раньше че­са­лось.

Добзин по­че­сал бровь, об­ду­мы­вая свой от­вет.

– Да, на­вер­ное, ко все­му мож­но при­вык­нуть, ес­ли, ко­неч­но, очень за­хо­чешь. А бо­ро­да? Че­шет­ся под ней в та­кую жа­ру?

– Бывает.

– Тогда за­чем ты ее от­рас­тил?

– Мне нель­зя брить­ся из-за раз­д­ра­же­ния на ли­це.

Стоявший у две­ри Тисл, хи­хик­нул.

– Погоди се­кун­ду, Уилл, быть мо­жет, он го­во­рит нам прав­ду.

Рэмбо не ус­то­ял пе­ред ис­ку­ше­ни­ем.

– Нет.

– Тогда за­чем ты все это ска­зал?

– Надоели веч­ные рас­спро­сы нас­чет бо­ро­ды.

– А по­че­му ты от­рас­тил бо­ро­ду?

– У ме­ня раз­д­ра­же­ние на ли­це и мне нель­зя брить­ся.

Добзин слов­но по­лу­чил по­ще­чи­ну.

– Ну, по­жа­луй­, я сам на это нап­ро­сил­ся, – ска­зал он че­рез не­ко­то­рое вре­мя, мед­лен­но рас­тя­ги­вая сло­ва. – Вер­но, Уилл? – Он ко­рот­ко хи­хик­нул. – Взял и сел в лу­жу. Это уж точ­но. Да, да. – Он по­же­вал та­бак. – Так ка­кое у те­бя об­ви­не­ние, Уилл?

– Их два. Бро­дяж­ни­чес­т­во и соп­ро­тив­ле­ние арес­ту. Но это для на­ча­ла, прос­то что­бы его за­дер­жать, по­ка я вы­яс­ню, не ра­зыс­ки­ва­ют ли за что-ни­будь это­го пар­ня. Лич­но я ду­маю, что его ра­зыс­ки­ва­ют за кра­жу.

– Займемся сна­ча­ла бро­дяж­ни­чес­т­вом.

Это так, сы­нок?

Рэмбо от­ве­тил, что нет.

– У те­бя есть ра­бо­та? Ты рас­по­ла­га­ешь сум­мой боль­ше де­ся­ти дол­ла­ров?

Рэмбо ска­зал, что нет.

– Тогда ни­че­го не по­де­ла­ешь, сы­нок. Ты бро­дя­га. За это по­ла­га­ет­ся пять су­ток тюрь­мы или пять­де­сят дол­ла­ров штра­фа. Что вы­бе­решь?