— Найди и убей ее, — резко сказал он.
Его будущее могло зависеть от того, удастся ли Стерн первой настичь Джулию.
— Но только, черт подери, постарайся сделать так, чтобы все выглядело, как несчастный случай! — И тут он улыбнулся: — Хотя, подожди. У меня есть способ получше. Кое-что может дать нам мотив, по которому она якобы убила Ориона Граполиса...
20.15. СУББОТА
НЬЮ-ЙОРК
Брайс Редмонд жил в мраморно-известняковом особняке около Центрального парка в самом центре нью-йоркского Верхнего Ист-Энда. Здесь располагались самые престижные организации и учреждения и было сконцентрировано такое богатство, что позавидовал бы даже Билл Гейтс. Рядом находился знаменитый музей Гуггенхайма и школа Сент-Дэйвидс, куда сливки общества посылали учиться своих детей. В частных клубах этого района были такие строгие и секретные правила членства, что никто не знал доподлинно, в чем же заключалась их суть.
Несмотря на инакомыслие Брайса, ему нужна была эта фешенебельная недвижимость как по всем вышеупомянутым причинам, так и по сугубо личным. Он просто расцветал, когда ему удавалось вывести из себя тех, кому не нравился он или его большой ревущий «Харли-Дэвидсон». Ему нравилось мозолить им глаза своими джинсами, ковбойскими сапогами от Тони Ламы и синими рабочими рубашками. И еще его скандальные связи, а также возможность купить и продать большинство своих соседей.
Если вы родились богатым, а потом сами сделали себя еще богаче, вы можете доставить себе маленькую, но приятную радость возмущения общественного порядка. Со своей весьма преуспевающей компьютерной компанией «Редмонд системз» и миллиардом долларов ежегодной прибыли Брайс мог позволить себе смаковать яростное неприятие соседями своих личных увеселений. И позволял.
Но сейчас он сидел один в своей норе, уставясь в похожий на пещеру огромный камин, где потрескивали и бились оранжевые с голубым языки пламени. На противоположной стене комнаты висела картина Пикассо. Высокие стрельчатые окна выходили на просторный сад, что так редко встречается в большом городе. Запах горящих дров и богатства наполнял воздух, а Брайс пребывал в подавленном состоянии.
Утренняя встреча в Арбор-Нолле заставила его остро почувствовать, насколько ему скучно. Его страсть к «Редмонд системз» умерла. Он был предпринимателем, а не упорно трудящимся менеджером. Так же, как из революционеров редко получались хорошие главы государств, предприниматели, любящие риск, обычно не могут сбавить обороты до ежедневного однообразного управления преуспевающей корпорацией, то есть того, что требовалось для процветания «Редмонд системз» в двадцать первом веке. Он был достаточно умен, чтобы понять это и уйти в отставку, возложив обязанности на группу тщательно подобранных отличных менеджеров.
Этим утром в Арбор-Нолле он посмотрел на своих братьев, сыновей, дочерей, племянников и племянниц и поразился своей зависти. Их жизнь была полноценной и интересной. Сейчас, думая об этом, он увидел перемены, произошедшие за последний год и указывающие на всю глубину его беды. Он потерял четырнадцать килограммов. У него была хроническая бессонница, а его брак окончательно распался. Не из-за того, что он увлекался женщинами, а потому, что жене надоели его депрессии.
Зазвонил телефон, и он уставился на него с некоторым недоумением. Никто больше не звонил с предложениями увлекательных сделок. Но звонок был настойчивым. Он снял трубку.
— Ты один? — Крейтон посмотрел в иллюминатор самолета, и его взгляд сосредоточился на плоском и холодном пейзаже Небраски, с ее коричневыми оросительными кругами и легким налетом серебристого снега. Для любого, кто оказался бы рядом, это выглядело как обычный звонок. Но он был необычным. Он говорил по закодированной линии, и ему нужна была помощь Брайса. Срочно.
— К несчастью, да. — Брайс говорил с трудом, усталым тоном.
— У семьи появилась проблема. Нам нужно, чтобы ты был с нами.
Брайс вздохнул:
— Конечно, я с вами. Почему бы...
Крейтон оборвал его:
— Помнишь, когда я последний раз звонил по поводу «кулака Токугавы»?
Ему нужно было осторожно перейти к нужной теме, и первым шагом было еще одно напоминание Брайсу об этом основополагающем для семьи понятии...
Брайс, сидевший в своем огромном кабинете, быстро выпрямился. «Кулак Токугавы» был отцовским способом принятия трудных семейных решений. Старый Лайл рассказывал эту историю звенящим голосом и с огнем в глазах. Он отчаянно жестикулировал, описывая Японию шестнадцатого века, когда безумные феодальные войны чуть не погубили остров воинов. Этот долгий и кровавый период был назван «эпохой воюющей страны». Ниспровергались почитаемые религиозные святилища. Крестьяне не могли ни сажать, ни собирать урожай. Деньги городов были принесены в жертву военным нуждам. Народ голодал, и вся страна пребывала в анархии. В случае нападения Китая Япония пала бы.
Безжалостный и умный Токугава Иэясу огляделся вокруг. Считается, что он сравнил страну воюющих феодальных властителей с рукой. В одиночку каждый палец — каждый властитель — был слаб. Но, соединившись, пальцы могут образовать мощный кулак. Таким способом он организовал коалицию феодальных властителей, которая завоевала власть над островом в исторической битве при Секигахаре в 1600 году. Страна была объединена. Токугава стал сегуном. Его потомки правили следующие 265 лет, и ни одна внешняя сила не выиграла ни одной схватки на японской земле. Могучий «кулак Токугавы» двинул Японию — и его семью — к нерушимой власти.
— В прошлый раз нужно было остановить безумные замыслы отца и поместить его в приют с высокой степенью безопасности, — не задумываясь вспомнил Брайс. — Я не хочу больше заниматься ничем подобным и до сих пор сомневаюсь, что в этом была реальная необходимость.
Крейтон заговорил резко и отрывисто:
— Это было абсолютно необходимо, и ты так же хорошо знаешь это, как я и Дэвид. Мы все были бы сейчас нищими, если не хуже, а ты ведь этого не хочешь, каким бы непохожим на нас ты себя ни воображал.
Брайс рассердился, зная, что его инакомыслие всегда раздражало Крейтона. Но продолжал говорить спокойно.
— Играем большого брата, а? Должно быть, дела по-настоящему плохи.
— Крайне плохи, — зловеще ответил Крейтон. — Джулия оказалась нечестной с нами. В Лондоне к ней самопроизвольно возвращалось зрение. Она видела убийцу своей матери.
Брайс был озадачен.
— Ну и прекрасно. Она сможет опознать убийцу Маргерит.
Теперь Крейтон должен был раскрыть ему то, что случилось на самом деле. Он должен делать это быстро, не давая Брайсу времени вникнуть в подробности. Брайса нужно заставить почувствовать, что он пострадал бы так же жестоко, как и все остальные, если бы Маргерит прочитала то, что находилось в пакете.
Крейтон сказал:
— Нет, не прекрасно, Брайс. Ты не хочешь, чтобы она опознала убийцу, потому что убийца работала на меня. Или, если быть более точным, на нас.— По телефону Крейтон слышал, как шокированный Брайс глубоко вдохнул. Он быстро продолжал, стараясь успокоить собеседника: — Я не планировал убийства. Женщина действовала по собственной инициативе вопреки моим инструкциям. Это должно было быть уличное ограбление и больше ничего. Но все пошло не так, и мне больно говорить об этом. Не я, а отец был первопричиной всего этого. — Он рассказал младшему брату о пакетах, которые старик послал Маргерит и Сэму Килайну. — Винс перехватил пакет Килайна, а я послал агента забрать пакет у Маргерит. Но она стала драться. Она сорвала маску с агента, и та совершенно инстинктивно среагировала на то, что оказалась раскрыта. И убила Маргерит.
Брайса охватило смятение. Нахлынули воспоминания о Маргерит. Когда они были детьми и старик посылал слуг найти Брайса, чтобы наказать его за какую-нибудь провинность, Брайс всегда бежал к Маргерит. Она прятала его, пыталась защитить. И иногда ей это даже удавалось. Он всегда был ей благодарен за это. Но сейчас его сердце учащенно забилось от все возрастающего страха.
Крейтон убил ее. Эта мысль застряла у него в голове, подобно куску разбитого стекла. Неважно, что спусковой крючок нажала убийца. Крейтон запустил все это мерзкое дело. Брайс уже несколько лет подозревал, что сила Крейтона выходит за рамки обычных связей семьи, которые основывались на услугах и тайнах других людей, известных семье. Но эти секретные возможности Крейтона для Брайса не имели значения. Он в них никогда не нуждался.
— Я понимаю, о чем ты думаешь, Брайс, — мягко сказал Крейтон.
Теперь настало время действовать тонко. Он примет на себя ответственность, но сейчас ему нужно показать Брайсу, в чем заключается настоящая ответственность. Он предоставит Брайсу такой аргумент, который заставит его перейти на их сторону.
— Ты, естественно, обвиняешь меня. Я сам себя виню. Тебе, может быть, будет безразлично, если из-за смерти Маргерит моя кандидатура провалится.
