- Граждане, метро не работает! Расходитесь, граждане!
- Вот это да,- произнес один из офицеров, сдвигая фуражку на затылок.
- Ни хрена себе,- поддержал его второй.
- Блин, ну и дела,- согласился третий.
- Охренеть можно,- подытожил четвертый, после чего все направились в хвост пробки - орать на водителей, разворачивая их в обратную сторону. Однако на душе у них было муторно - никакой силы за собой они уже не чувствовали и постоянно ожидали, что их пошлют куда подальше. Однако у водителей на душе, видимо, тоже было не лучше - не каждый день приходится из мирной жизни разом попадать в хаос со стрельбой. Поэтому все молча слушались всех команд, стремясь к одному - поскорее уехать домой, к семье, и решить, как встретить наступающие перемены.
Министра внутренних дел и мэра Москвы подняли с постели сразу после получения сообщений о перестрелках на Садовом кольце. Далее неприятности нарастали лавинообразно: блокада отделений милиции, организованные пробки на транспортных развязках, звонки от жильцов центральных районов, выброшенных из квартир, в которых тут же располагались снайперы или пулеметные расчеты. Венцом всех ужасных новостей явилось известие о выходе из строя метро: направленными взрывами злоумышленники разбили заглушки, препятствовавшие проникновению плывуна в тоннели. Вскоре вся кольцевая линия была обесточена, и Центр оказался блокирован и на земле, и под землей. Мэр злорадно подумал, что теперь критики, обвинявшие его в диктаторских замашках, могут заткнуться: именно для таких ситуаций и создавались в московских префектурах подчиненные напрямую мэру бригады внутренних войск, оснащенные даже бронетехникой. Впрочем, он тут же одернул себя: радоваться было совершенно нечему. Уже сейчас все происшедшее с трудом умещалось в сознании: в Центр с его главными правительственными учреждениями невозможно попасть, город парализован, в Москве, в которую он, мэр, так старался привлечь иностранные инвестиции, идут уличные бои и, вероятно, погромы. Ни один дурак после такого не вложит сюда деньги. А сколько будет разрушено, взорвано, разграблено? Вместо того, чтобы созидать новое, каждый день двигаясь вперед, придется восстанавливать разрушенное, безвозвратно теряя драгоценное время. Мэр позвонил президенту в загородную резиденцию, но там ему сказали, что президент занят другими переговорами и не может взять трубку. Выяснилось одно: президент знает о происходящем и не бездействует. Министр внутренних дел, которому мэр позвонил после этого, заявил, что наступательные действия предпринимать пока рано: президент уже дал указания МВД и Министерству обороны совместно с ФСБ изучить обстановку и по возможности войти в контакт с террористами, а в качестве первоочередной меры блокировать захваченный ими Центр.
- А что, и правда весь Центр захвачен? Это не вранье?-поразился мэр.
- Перестрелки отмечались по всему Садовому кольцу,- сухим деловым тоном ответил министр. - Я отдал приказ создать разведгруппы для проникновения в Центр, но на Кольце они все ввязались в перестрелку и вынуждены были отойти. Думаю, придется просачиваться в Центр по подземным коммуникациям. Кстати, ряд объектов террористы только блокировали, но даже не пытались захватить. Это комплекс Министерства обороны на Знаменке, военная академия, комплекс зданий ФСБ на Лубянке, все учреждения МВД... Разумеется, Кремль, ну и кое-что еще. Логика их большей частью понятна: они избегают нападать на объекты с достаточно сильной охраной и с развитыми подземными коммуникациями. Отсюда вывод: людей у них не очень много и наступательных действий от них ожидать не следует. Это уже неплохо - значит, у нас есть время для подготовки ответных мер. А плохо то, что они хорошо вооружены и отлично подготовлены в военном отношении - об этом говорит профессиональная организация огня при блокировании ими различных объектов...
Министр еще не закончил свое бесстрастное описание ситуации, однако мэр перебил его. Кипучая натура мэра не переносила бездействия, и потому он нетерпеливо спросил:
- Какие требования они выдвигают? Кто ведет с ними переговоры?
- Пока они не вступают в переговоры,- ответил министр. - Что касается требований, то можете послушать радио,- и министр назвал частоту. - Они захватили все крупные радиостанции, расположенные в Центре, и крутят по ним свое радиообращение к народу. Собственно, радиостанции работают в обычном режиме, если не считать того, что им приходится периодически передавать это обращение. Журналисты, наверное, страшно довольны. Как же, романтика, сенсация!..
- Слушать некогда,- сказал мэр. - Что там, в этом обращении?
- Что?- с иронией в голосе переспросил министр. - Да правильные в общем-то вещи. Мы-то с вами думали, что в стране как-нибудь само собой все наладится, а эти ребята ждать не захотели...
- Я ничего такого не думал - я работал,- возразил мэр. - Вы что, оправдываете террористов? А если нет, то надо меры принимать.
- Я говорил с президентом - он приказал блокировать Центр,- сказал министр. - Выдвигайте бригады из префектур к Садовому кольцу - каждая пусть занимает свой участок, но в Центр пока не суется. Бригада из Теплого Стана уже выступила - она займет участок от Крымского моста до Павелецкой. Остальное пусть блокируют ваши части. Дивизию имени Дзержинского президент приказал пока не трогать, как и войска Министерства обороны, поскольку ситуация еще не прояснилась. Ясно только одно: в Центре масса мирных людей, которых террористы не трогают, но которые при начале военных действий автоматически становятся заложниками и начинают гибнуть. Этого хотелось бы избежать.
- Еще бы,- пробормотал мэр и попрощался. Тут же зазвонил другой телефон. Это вновь вышел на связь дежурный секретарь из старого здания мэрии - бывшего Моссовета. Если во время первого за это утро телефонного разговора голос секретаря звучал довольно спокойно - он лишь передавал шефу поступившие сообщения о различных неприятных событиях в городе, происходивших, как всегда, где-то очень далеко от тихих правительственных коридоров,- то теперь в трубке ясно слышались панические нотки.
- Людей не видно, машины тоже не ездят. Центр совсем пустой,- чуть не плача, докладывал секретарь. - Мы не можем выйти из здания - все кругом простреливается. С нами сейчас связались и предложили сдаться...
- А вы что?- полюбопытствовал мэр.
- Мы пока ничего не ответили. Но они тут повсюду - даже в соседних домах. Если они пойдут на штурм, то не знаю, справится ли охрана...
Мэр понял, что секретарь исподволь добивается его согласия на капитуляцию, и рассердился:
- А при чем тут охрана? Оружие в здании есть, получите его у начальника охраны и отстреливайтесь. А если страшно, то можете сдаваться, но тогда не ждите, что я вас буду любой ценой выручать. И вообще в таком случае мы не сработаемся. Вы меня поняли? Вот и хорошо, а то взяли моду: чуть что - сдаваться... Свяжитесь с бригадами внутренних войск при префектурах и передайте им мой приказ блокировать Центр по линии Садового кольца. Скажите, что приказ согласован с министром и с президентом. Пусть командиры бригад согласуют между собой, какие участки каждый возьмет под контроль. Все ясно? Ну и ладно, попозже я с вами еще свяжусь.
Мэр повесил трубку, тут же поднял ее снова и вызвал к себе заместителя, охрану и свой личный автомобиль, в душе благодаря Бога за то, что жена и дети находятся за городом. Он подумал, не позвонить ли жене, но решил сделать это попозже из машины - жена вполне могла еще сладко спать. Имелись более неотложные дела - например, согласовать с министром первоочередные действия московской милиции в сложившейся ситуации. Мэр набрал номер. Через пять минут без особых разногласий было решено, что личный состав переходит на казарменное положение и усиленный вариант патрулирования, задерживая всех подозрительных людей и транспортные средства. Напрашивались и другие, более радикальные меры, однако они не обсуждались, поскольку оба собеседника ожидали вызова к президенту. Вызов не заставил себя ждать, и в дополнение ко всем неприятностям этого ужасного утра мэр увидел из пролетавшего автомобиля застывшие на путях электрички и толпы народу на платформах. Было ясно, что террористы вывели из строя также и пригородные железные дороги - о тяжести повреждений оставалось только догадываться. Мэр так расстроился, что не стал звонить жене сам, попросив сделать это личного секретаря, приехавшего вместе с заместителем. "Не очень пугай,- сказал мэр,- как-нибудь обтекаемо выражайся, но объясни, что дело срочное и что я уже у президента". Секретарь только покачал головой, пытаясь сообразить, как можно в безобидном свете представить все происходящее. Разговора мэр не слушал, напряженно размышляя над тем, какие меры следует принять, дабы удержать ситуацию под контролем, однако в голову ему упорно лезло другое: хроникальные кадры захвата Грозного чеченскими боевиками в августе 1996 года, когда боевики тихо просочились в город, охраняемый лишь двумя тысячами солдат внутренних войск, то есть, по сути, практически не охраняемый, и заняли там все объекты, которые посчитали нужным занять. Население, либо запуганное боевиками, либо сочувствовавшее им, не сообщило гарнизону о происходящем ползучем захвате, а в итоге правительство России оказалось перед выбором: либо вновь выбивать боевиков из Грозного, имея мирное население города в качестве заложников, неизбежно гибнущих в ходе боевых действий, а также неся немалые потери среди своих солдат, либо опустить руки и, не потерпев поражения, признать себя побежденными. Пойти по второму пути и принять позор было тем легче, что в Москве имелось немало влиятельных людей, страстно желавших именно такого развития событий. Чего стоили одни заклинания телевидения и прессы, упорно, изо дня в день, объявлявших ползучее проникновение боевиков в Грозный "взятием города", словно чеченцы и вправду взяли город штурмом, хотя на самом деле они не смогли взять даже одно здание ФСБ. Мэр примерно знал, кому и сколько платили чеченцы в прессе и на телевидении, однако не хотел влезать во всю эту грязь: во-первых, ему с избытком хватало московских дел, а во-вторых, он знал, что у чеченцев есть покровители и посильнее каких-то там продажных газетчиков, пусть даже и весьма многочисленных. Впрочем, главной причиной, по которой мэр практически не выступал против национального унижения, было воспитанное в нем теми же средствами массовой информации убеждение, будто в нынешние времена нацию, помимо чисто материальных проблем, ничего не интересует. Мэр глухо выругался: надо же было позволить так себя оболванить! Теперь приходилось пожинать плоды собственного легкомыслия. Нация вновь оказывалась чертовски неудобной штукой, то позволявшей пинать и ворочать себя так и сяк, то вдруг высовывавшей из этой податливой биомассы цепкую лапу с железными когтями, которые одним ударом перечеркивали безмятежное существование целого легиона паразитов. Зачем нужно было позволять, чтобы страну разодрали на куски, не слушать ропот неоднократно преданной армии, мириться с воровством? Неужели в таком поведении заключался здравый смысл? Несомненно, если здравый смысл состоит в том, чтобы некоторое время пожить в свое удовольствие, а затем соскользнуть в кровавый хаос. Странно, но мэр, терзаемый всеми этими мыслями, не слышал ни одного радиообращения мятежников и тем не менее перебирал в голове все их лозунги, как нечто хорошо и давно известное. Впрочем, вероятно, они и впрямь был ему известны - просто лозунги сидели где-то в глубинах души, выработанные собственным подсознанием, а теперь вдруг врывались в сознание как бы извне, как бы произнесенные мятежниками, а на самом деле являвшиеся общим достоянием огромного множества людей. И все же главный удар в это кошмарное утро мэру еще только предстояло получить. Он взял телефонную трубку и услышал голос секретаря из мэрии:
