Ознакомительная версия.
Он протянул журналисту лист бумаги, который тому нужно было подписать. Набранный текст гласил, что Ганченко обязуется хранить тайну следствия по делу о похищении тела Ленина и использования его имени в мошеннических целях.
Евгений, не задумываясь, поставил свою роспись и, не дожидаясь вопросов следователей, сам начал говорить:
– Думаю, больше всего вас интересует, где может скрываться Ленин? Мне удалось разыскать это место.
Курков, стоявший у окна, после его слов присел, а Сивцов, наоборот, привстал из кресла.
– Евгений Петрович, что же вы молчали раньше! – воскликнул он.
– Во-первых, никто не называл воскрешение Ленина преступлением, – с достоинством ответил журналист. – А, во-вторых, у меня создалось впечатление, что он находится как бы в изоляции, то есть его держат там чуть ли не насильно.
Ганченко рассказал следователям о подмосковном особняке, откуда, возможно, Ленин пытался совершить побег, о том, что сам он не решился проникнуть в здание и парк, окружающий его, не зная, как смогут отреагировать вероятные надсмотрщики.
– Вы готовы показать нам это место? – осведомился Анатолий.
– Конечно, мне и самому интересно побывать там, – отозвался журналист.
– Хорошо, – заключил Сивцов и сменил тему: – А теперь давайте поговорим об Институте проблем долголетия и его директоре, Якубе Алексеевиче Громыко. Вы давно его видели?
– Больше месяца назад, – сказал Ганченко. – Я пытался разыскать его по телефону, но тот заблокирован. В институте сообщили, что директор уволился и о его местонахождении ничего не известно.
– Мы тоже располагаем такой информацией, – заметил следователь. – Добавлю, что мы изучили личность этого человека. Он вдовец, проживает в Москве, но давно не появлялся в своей квартире. У него есть взрослый сын, и он также исчез из поля зрения: уволился с работы, а соседи по месту жительства не видели его несколько недель.
– Вы говорите сын? – поинтересовался журналист, почувствовав, как внутри зашевелилась смутная догадка.
– Да, и нам удалось достать фотографии обоих представителей семьи Громыко, – произнес Сивцов и достал из ящика стола две карточки. – Мы хотим, чтобы вы посмотрели на них.
На одном снимке был запечатлен солидный седовласый мужчина – тот Якуб Алексеевич, с которым в первый раз встретился журналист, и Евгений подтвердил следователям, что это действительно директор института Громыко. Второе фото бросило Евгения в пот: именно изображенный на нем молодой человек, удивительно похожий на своего отца, во время второго посещения института утверждал, что он – омолодившийся Якуб Алексеевич.
– Они меня провели! – воскликнул Ганченко. – Надо дать опровержение!
– Евгений Петрович, вы же дали письменное обязательство! – остановил выплеск эмоций журналиста Сивцов. – Пока никаких опровержений. И не мучьте себя: вы добросовестно заблуждались, от этого никто не застрахован. Сейчас гораздо важнее найти концы всей этой истории. Думаю, в институте мы ничего нового не узнаем, только вспугнем Громыко, если у него там остались осведомители. А вот в самом тайнике, где может находиться Ленин, побывать нужно. Вы сегодня свободны?
– Ради этого я брошу все! – обрадовался Евгений, хотя и дел-то у него никаких не было – в последнее время он не мог ничего писать: все его время занимали мысли о несостоявшемся бессмертии.
– Прекрасно! – заключил Анатолий. – Через несколько минут и поедем. Я только распоряжусь, чтобы нас сопровождала группа омоновцев. Вдруг придется кого-то задержать.
Евгению выдали бронежилет, и через два часа группа – в нее вошли еще шесть автоматчиков – подъехала на микроавтобусе к участку дороги, соединяющей станцию с особняком. Она не была расчищена от снега и, судя по всему, здесь уже давно никто не ездил. Оставшиеся пару километров преодолели пешком, разделившись метров за триста до забора, в который упиралась трасса, на две команды.
Никаких признаков жизни здесь не чувствовалось, белое безмолвие нарушалось только слабыми порывами ветра, насвистывавшего унылую мелодию в ветвях деревьев. Мощные ворота и калитка были заперты, и вряд ли без техники или хотя бы старинных стенобитных орудий удалось бы сломать преграду.
Ганченко, почувствовав себя важной фигурой в начавшейся шахматной партии, повел группу вдоль забора, туда, где болтались, открывая проход, две доски. В пылу он не замечал, как снег втрамбовывается внутрь ботинок, и упрямо прокладывал следы по снежной целине, облегчая движение следовавших за ним людей.
Оказавшись на месте, Сивцов, придав жесту максимально возможное дружелюбие, отстранил журналиста и первым заглянул в образовавшийся в заборе лаз. Он отметил, что в парке не отпечаталось ни единого следа, весь он был засыпан снегом, казавшимся первозданным. Подождав минут пять и удостоверившись, что никакого движения ни в доме, ни вокруг него нет, Анатолий дал команду идти на «абордаж» и сам первым втиснулся в проем.
Они подходили к дому, разделившись уже на три группы, и вскоре окружили его с тыла и двух флангов. Осторожный осмотр внутренних помещений через окна привел к выводу, что в здании, скорее всего, никого нет. Этому нашлось еще одно подтверждение: добравшись до фасада, команда убедилась, что все пространство перед входной дверью покрыто сплошным слоем нетронутого снега.
Несколько минут потребовалось на то, чтобы, вынув стекло, открыть одно из окон, куда проникли следователи, журналист и двое омоновцев – оставшимся четверым была дана команда занять позиции у каждой из сторон особняка.
Весь первый этаж занимал обширный холл, на полу которого виднелось множество грязных следов: создавалось впечатление, что люди в спешке ходили взад и вперед, видимо, вынося что-то из здания. Поднявшись на второй этаж, стали по очереди открывать расположенные здесь комнаты. За исключением находящегося посередине туалета, все они напоминали гостиничные номера со стандартным набором: койка, тумбочка, стул, журнальный столик, зеркало, картина. И только в самом конце коридора оказалось более просторное помещение, где стояла больничная кровать и несколько столов: на них вырисовывались свободные от пыли прямоугольники. Возможно, это были следы от компьютеров или других электронных устройств.
– Что-то вроде реанимации, – произнес доселе молчавший Курков, у которого в прошлом году умер в больнице тесть. В дни болезни зятю приходилось навещать его в специальной палате, заставленной мигающими приборами.
– Не исключено, что здесь производились опыты, – предположил Ганченко.
– Если это так, то «кроликом» вполне мог быть Ленин, – подытожил Сивцов.
Они внимательно осмотрели комнату и кровать, но ничего, что могло бы представлять интерес, не нашли. Простыня, наволочка и пододеяльник оказались чистыми, без каких-либо пятен, вокруг кровати не оказалось никаких бумаг или предметов.
– Ладно, пришлем сюда криминалистов, может быть, обнаружат чьи-нибудь «пальчики», – бросил Анатолий, хотя сам не верил в успех этой затеи.
Группа спустилась вниз и здесь, наконец, нашлись некоторые улики. Перебирая книги на стеллаже, Курков обнаружил Евангелие: его страницы были испещрены подчеркиваниями и пометками, особенно в разделе, озаглавленном «Откровение Святого Иоанна Богослова». На полях виднелись слова: «общество потребления», «ТНК», «реклама», «СССР».
– Это он, его мысли! – вскричал Евгений и объяснил следователям, что именно от найденной книги берет начало толкование Лениным прошлых и грядущих событий.
Томик поместили в пластиковый пакет – для дальнейшей экспертизы. Еще два часа ушло на перелистывание и перетряхивание всех других книг, находившихся на стеллаже. Впрочем, это ничего не дало: никаких пометок или других следов они не носили.
Сивцов подошел к окну, чтобы убедиться, что охранник находится на посту, и тут его взгляд наткнулся на небольшую изящную расческу, лежавшую на подоконнике.
«Какая-то кукольная», – подумал он, заметив, однако, что в зубьях запуталось несколько неестественно толстых волосинок, никак не похожих на нейлоновые кудри игрушечной Барби.
– Юра, иди сюда, – позвал он друга.
Вместе с Курковым подошел и журналист, который не хотел упустить ни одной мелочи в неожиданно свалившемся на него приключении.
– Ты когда-нибудь видел такие расчески? – спросил Юрия Сивцов, показывая на лежащий предмет.
– Больно маленькая! – сделал вывод Курков. – Что ею можно расчесывать?
– Я знаю! – вмешался Ганченко. – У нас в редакции есть бородач, который пользуется почти такой же.
– Для бороды? – размышляя над найденной гипотезой, протянул Анатолий. – Вполне возможно. У Ленина есть борода, значит чем-то нужно приводить ее в порядок.
Он еще подумал и, наконец, воскликнул:
– Может быть, сегодня это главная находка! Если волоски принадлежат нашему Ленину, нам, по крайней мере, удастся выяснить, действительно ли он является вождем пролетариата!
Ознакомительная версия.
