Послушав секунд тридцать, Эдер задал первый вопрос:
— Когда это случилось? — Кивнув невидимому собеседнику, он спросил: — Вы уверены, что с ней все в порядке?
Наступила пауза, после которой Эдер сказал:
— Я толком и не знаю, что сказать, кроме того, что мне очень жаль. А шеф Форк знает? — Ответ заставил Эдера нахмуриться. — Понимаю. — Резко положив трубку, он повернулся к Теодору Контрэру и сказал: — Дикси Мансур мертва. Она погибла в автоаварии, когда везла Данни обратно в санаторий.
Контрэру понадобилось время, чтобы переварить это известие. А Винс сразу же спросил:
— Как Данни?
— С ней все в порядке. Небольшое сотрясение и вся в синяках, но все нормально. В санатории ей дали успокоительное.
Поняв наконец, что Дикси Мансур мертва, Контрэр отреагировал кривой понимающей ухмылкой и покачал головой:
— И что же вы, ребята, собираетесь делать?
— Звонила мэр, — терпеливым голосом сообщил Эдер. — Только что с ней связался дежурный патруль, сообщив, что они никак не могут найти Парвиса. У них на руках водительское удостоверение Дикси. Ее кредитные карточки. Сказали, что на ней был парик. И она мертва.
Сглотнув, Контрэр отвел взгляд и выдавил из себя:
— Окончательно мертва?
— Да.
— Ей не повезло.
— Да, — согласился Эдер. — Скорее всего, да, не повезло.
Контрэр медленно разъял руки на затылке и расстегнул молнию камуфляжного комбинезона, обнажив грудь, покрытую густыми седеющими волосами.
— Сделай мне большое одолжение, Винс. Нажми этот гребаный курок.
Винс покачал головой и, не спуская с него взгляда, спросил у Эдера:
— Что нам с ним делать, Джек?
— Мы его отпустим.
— Почему?
— Потому что это будет самый умный поступок.
— Я как-то не испытываю к нему сочувствия.
— Я говорил не о сочувствии. Я упомянул о мудрости решения.
— Через какую дверь выйдем — через переднюю или заднюю?
— Через переднюю.
— Двинулись, Тедди, — сказал Винс, — и верни-ка ручки на прежнее место.
Они втроем миновали длинный холл, пройдя мимо дверей кабинета Дорра с большим сейфом фирмы «Чабб», в котором по-прежнему находилось тело Парвиса Мансура, и мимо обеденного зала без окон. Во главе процессии шел Контрэр, держа руки за головой и чуть прихрамывая, оберегая правую ногу. За ним шел Винс с М-16 наизготовку. За его спиной держался Эдер, в такт шагам неторопливо помахивая тросточкой и сохраняя на лице выражение неразрешенных сомнений.
Когда они достигли парадной двери «Кузины Мэри», Контрэр остановился.
— Можно ли мне опустить руки прежде, чем я истеку кровью из задницы?
— Вот что ты можешь сделать, Тедди, — сказал Винс. — Неторопливо открыть двери и выйти. А снаружи ты можешь делать все, что хочешь.
Контрэр опустил руки. Левой он взялся за дверную ручку. А правую опустил в карман, где по-прежнему лежал маленький автоматический пистолет 25-го калибра Парвиса Мансура.
— Ну что ж, — сказал Контрэр, — остается надеяться, что мы с вами, ребята, больше не увидимся.
Прежде, чем Винс и Эдер успели ответить, Контрэр открыл двери и рванулся сквозь них, выхватывая из кармана маленький пистолет.
Не глядя друг на друга, Винс и Эдер остались перед захлопнувшейся дверью, застыв в ожидании того, что должно было последовать.
Сид Форк, глава полиции скорчился за капотом своего «Форда»-седана, держа под прицелом пятизарядного револьвера «Смит и Вессон» парадную дверь «Кузины Мэри». Он не крикнул ни «Стоять на месте!», ни «Полиция!», когда из этих дверей выскочил Теодор Контрэр с маленьким пистолетом в правой руке.
Вместо этого Форк выстрелил Контрэру в левое плечо, что отбросило грузного коротышку назад; что-то крикнув, он открыл ответный огонь, попав в заднее боковое стекло «Форда». Форк еще раз выстрелил в Контрэра, на этот раз в живот. Контрэр не с любопытством посмотрел на пулевое отверстие, продырявившее его голый живот, поднял глаза и снова выстрелил, на этот раз попав в переднюю дверцу «Форда».
Форк наблюдал, как Контрэр опустился на колени, в последний раз в жизни нажав на курок пистолета. Тщательно прицелившись, Форк поразил его в грудь. Контрэр приподнял голову, слегка улыбнулся, словно говоря: «Вот оно!» — и повалился на правый бок. Сид Форк вышел из-за капота «Форда», приблизился к Контрэру и прострелил ему голову.
После того, как появились представители прессы, и после того, как шериф Чарли Коутс публично — перед камерой — поблагодарил шефа полиции Сида Форка «за избавление Дюранго от присутствия серийного убийцы, который в полной мере расплатился за свои преступления», мэр Б.Д. Хаскинс отвела шерифа Коутса в сторону и проинформировала его — кое-кто посчитал, что предупредила, — что не хотела бы видеть его в пределах города до дня ноябрьских выборов. И лишь после десяти вечера на исходе дня Четвертого июля все четверо: Хаскинс, Форк, Винс и Эдер, — собрались в гостиной мэра.
Она расположилась в своем любимом кожаном кресле цвета шоколада. Винс и Эдер сидели на диване. Сид Форк оседлал единственный стул в комнате, который действительно был стулом, а не креслом.
Б.Д. Хаскинс в расслабленной позе полулежала в кресле, держа обеими руками стакан и рассеянно глядя на дальнюю стенку, когда Форк произнес:
— У меня какое-то отвратное ощущение — словно меня использовал и обвел вокруг пальца кто-то, куда умнее, чем я.
— Так оно и было, — кивнула мэр. — Как и всех нас. И делала это Дикси.
Эдер, приняв осанку судьи, прокашлялся и сказал:
— Пока вы проводили свою пресс-конференцию, мы с Келли связались со знакомым адвокатом и попросили его о небольшом одолжении…
— Господи, — вздохнул Форк. — Только этого нам еще не хватало — еще одного юриста.
— Зачем? — спросила Хаскинс.
— Мы пригласили его представлять ваши интересы.
— Мне не нужен юрист.
— Тем не менее, мы пригласили его в виде благодарности за прошлые одолжения.
Хаскинс посмотрела на Винса.
— Зачем мне понадобится юрист, мистер Винс? — спросила она, словно желая выслушать мнение другой стороны.
— Чтобы выяснить, оставила ли Дикси завещание.
— И, что не менее важно, — дополнил Эдер, — установить условия, упомянутые в завещании Парвиса.
— У Дикси ничего не было. То есть, у нее была одежда, драгоценности, ее помятая машина, вот и все.
— Я хотел бы выразиться ясно и исчерпывающе, — сказал Винс. — Насколько мы можем определить, Дикси погибла после смерти Парвиса. Адвокат, с которым мы связались, нарушил воскресный отдых некоторых людей в Санта-Барбаре, попросив от них, со своей стороны, оказать ему кое-какие одолжения. И он выяснил, что Парвис все оставил Дикси, кроме нескольких незначительных сумм для приюта бездомных животных.
— Парвис опекал бездомных животных? — удивился Форк.
Не обратив на него внимания, Винс говорил, обращаясь к Хаскинс:
— И Дикси также оставила завещание. Все, чем она владела, должно было отойти Парвису. Но в том случае, если Парвис умрет раньше ее, Дикси все оставляла вам.
— И понимаете ли, мэр, — сказал Эдер, — мы установили, что Дикси скончалась после Парвиса. И в течение этих последних сорока пяти минут или часа она была единственной законной наследницей всего имущества Парвиса, которое ныне переходит к вам.
— Если только… — добавил Винс.
— Если только что? — перебил его Форк.
— Если только не будет доказано, что Дикси вступила в заговор с целью убийства Парвиса. И единственные доказательства тому находятся здесь, в этой комнате.
— То есть, я унаследую все имущество Парвиса? — спросила Хаскинс. — Вы об этом говорите?
— Суть вы поняли правильно, — кивнул Эдер.
— Сколько это? — спросила мэр.
— Что ж, Тедди удалось кое-что выяснить и, по его мнению, порядка тридцати миллионов.
— Вот что я хочу сказать, — бросила Б.Д. — Сколько вы, ребята, хотите, чтобы не проболтаться относительно Дикси?
Эдер потом клялся, что под покровом воцарившегося в комнате долгого молчания, он отчетливо слышал, как напряжение доходит до точки кипения и как в такой же воображаемой кастрюле начинает завариваться враждебность. Он также клялся, что уже ощущал едкий вкус злобы, повисшей в помещении. И ему казалось, что это двусмысленное положение так никогда и не кончится.
Ему пришел конец, когда Сид Форк, вздохнув, медленно поднялся, подошел к Хаскинс и, остановившись перед ней, сказал, глядя на нее сверху вниз:
— Черт бы тебя побрал, Б.Д. Это самые идиотские слова, которые ты когда-либо говорила в жизни.
Закрыв глаза, Хаскинс кивнула:
— Знаю. Я поняла это, едва только они у меня вырвались. Я не могла удержать их, потому что должна была на кого-то возложить вину за Дикси. Но возлагать ее не на кого.
