нрав у обоих объектов, аккуратно прикрыл дверь.
– Из Белоруссии тревожные новости… – внезапно посерьезнев, задал повестку встречи президент, подтверждая закономерность чудодейственного вызволения конфидента.
– Какие там могут быть новости, Владимир Владимирович? Лукашенко разводится?– ступил на скользкую дорожку пикировок Алекс, впрочем, в который раз…
– Он что, женат? – дался диву президент.
– Лукашенко – динозавр, унаследовавший парткомовские предрассудки, – рядился то ли в биографы, то ли в пресс-секретари белорусского батьки Алекс. – Оттого разводиться не стал. Не уверен, помнит ли свою супругу в лицо. Четверть века как от нее дернул, но целый взвод охраны за ней по пятам…
– Да бог с ней! – властно оборвал конфидента монарх. – В Беларуси предкризисная ситуация. Негласные электоральные замеры предсказывают Лукашенко разгром. Отрыв – сенсационный: двадцать на восемьдесят. А он в ус не дует…
– Ах, вот оно что… – после выразительной паузы откликнулся Алекс. – Да, новость из ряда вон. Это – настоящий грузовик с гексогеном под фундамент союзного государства. Ведь оное – сочленение персоналистских режимов, взаимосвязанных, общего вектора развития. При соотношении сил 80х20 социальный взрыв в Беларуси неизбежен, независимо от конфигурации кризиса. При этом Лукашенко отступать некуда, кресло президента – его единственный оберег не угодить под белорусскую вышку, которую он, идиот, до сих пор не отменил. Когда же Минск займется, славянская весна – вопрос времени. Согласен, проблема та еще, не отмахнуться. Есть, правда, у российского трона и козырь, недоступный Лукашенко.
– Какой? – торопливо спросил президент, следивший за пассажем конфидента, точно вратарь за игроком, бьющим пенальти. При этом успевал то выказать согласие, то протест.
– Да я все о том же, – вздохнув, принялся излагать свой рецепт Алекс. – Когда припечет, Лукашенко, естественно, рванет на восток, больше некуда. Как представляется, президент РФ убежище ему предоставит. Но, сделав это, вольно или невольно импортирует зерна мятежа. Ибо низверженный автократ – это не только те или иные юридические тяжбы с его родиной, но и живой пример судеб тираний. Взбаламуть массовый протест и Россию, последний шанс Луки – ловить попутку до Пекина. Боюсь, на первом же китайском пограничном переходе ее развернут обратно. Мораль проста: что Москве, что иному авторитарному режиму Лукашенко, словно бензин в брандспойте пожарника. А все потому, что в шкале глобального соотношения сил он – голь перекатная. Ему нечего ни Пекину, ни тем более Западу для обеспечения своего убежища предложить. Чего не скажешь о президенте России, держателе одного из мировых системообразующих активов – ядерного чемоданчика. Передача его даже не прозападному, а умеренному, центристских воззрений политику – платформа переговоров не только личной неприкосновенности его самого, но и ближайших родственников…
– Товарищ тренер! – злобно прервал президент. – Одно дело, когда ваши фантазии испытывают бумагу на прочность, другое – нервы главы суверенного государства! Хапнуть или даже взять в долг наш суверенитет персонам разы вас круче не удавалось!
Алекс принял вид человека, которому указали на ошибку, которую совершить зазорно, и он готов хоть сквозь землю провалиться. По движению его глаз могло даже показаться, что он ищет сумку, намыливаясь на выход.
Президент вскинул голову, казалось, в позыве добить смутьяна-полемиста, но застыл с полуоткрытым ртом. Его опередил конфидент, как представлялось, минутой ранее разжалованный.
– Господин президент, вы, вообще, уловили, о чем я? Я о том, что белорусский кризис неминуемой развязки – тектонический сдвиг с потенцией снести две диктатуры сразу. Даже если эффект домино для Москвы не наступит, то сам пример последнего фермера-рабовладельца на Земле, пустившегося в бега, ополовинивает твои, Владимир Владимирович, шансы сторговаться с Первым миром об убежище. Ведь, куда ни смотри, Минск и Москва, при всей нестыковке масштабов, некий монолит, оппонирующий в Европе западному порядку вещей. Да, Лука всего лишь приставка к комплексу устрашения, но элемент задающий масштаб, стало быть, важный психологический бонус в склонении Европейского Содружества пойти на сделку о юридической неприкосновенности президента РФ…
– Стоп! Наш разговор о Беларуси, с какого бодуна «неприкосновенность»? – недоумевал ВВП.
– Да с такого! – повысил голос конфидент. – Не подскочи в том краю, Беларуси, сейсмоактивность, гнил бы я в финской тайге с прошлой недели как сакральная жертва очередной гениальной, но тупиковой в своей умозрительности операции…
– Тебе откуда знать, кто, о чем и как думает? – возразил в полголоса, но более чем веско президент.
Алекс замолчал, как бы прицениваясь к реплике, и продолжил как ни в чем не бывало:
– Ну, потому что у автократа феноменальные рефлексы выживания, нутряное распознание опасности. Это отнюдь не метафизика, а материальный, точнейших измерений механизм. Этот механизм, не подвел тебя, Владимир, и на сей раз, прорисовав реальную, склонную к экспонентному росту опасность. С кем ее обсудить? С аппаратом, деградировавшим до того, что отождествляет средней руки дзюдоиста, хоть и небесталанного как личность, с Россией, ее вековой историей? Разумеется, нет! Привлечь местных либералов? Не пойдет: гонор душит. Но куда больше – соображения безопасности трона и сакральность скипетра! Иностранец же, варящейся в соку попоек, но ориентирующийся в психологии автократа, самое то!
– Стоп, повторяю еще раз: неприкосновенность здесь при чем?! – возмутился, казалось, искренне президент.
– А я не знаю, – с детской непосредственностью откликнулся конфидент. В той же тональности, недоумения, продолжил: – Не понимаю, что я здесь делаю. Мне невдомек, почему более полутора лет назад я был вначале в правительственной резиденции, а затем в «Башне Федерации» поселен, с предварительными расходами на вскидку миллион евро. Если причина не в моей статье трехлетней давности о категорической невозможности оставаться президенту по выходе в отставку в России, аналогов не имевшей, то я решительно не понимаю, каким ветром меня в «Бочаров ручей» задуло. Партию в пинг-понг ценою в миллион евро поиграть?
– Чего ты мне мозги компостируешь? – взъерепенился президент. – У тебя мысль скачет похлеще теннисного мяча! Ответь мне: какого хрена президенту России бояться сложения полномочий? В стране, где власть, в отличие от Запада, это власть, где у главы государства зашкаливает рейтинг, где действует указ о юридической неприкосновенности, кстати, мною подписанный?
– Самого президента и надо спросить, – сбросив октаву, таинственно проговорил конфидент. – Надеюсь, он ответит, почему российские суды – реплика советского телефонного права, являя собой тотализатор беззакония? Почему рейдерство – даже не экономическая реальность, а отдельная отрасль экономики? Почему в России политику или миллиардеру легче сесть, чем наемному убийце? Заодно не забыть разъяснить: откуда у школьного друга президента, виолончелиста третьего ряда, несколько миллиардов долларов, прокрутившихся в офшоре за пару лет. Почему у прочих приятелей по советскому детству, людей неглупых, но далеких от предпринимательства, миллиардные активы. В том числе пролить свет на элитную недвижимость, предоставленную ими одной олимпийской чемпионке, близость к которой приписывается хозяину Кремля. В итоге внести ясность, каким образом гарантии неприкосновенности приживутся в правовой пустыне по
