Пон., [email protected]:04
От: [email protected]
Кому: [email protected]
Тема: повидаться
В субботу я звонила и заходила в «Канапе». Хотелось поговорить, но тебя там не было. Разве мы не договаривались созвониться на этой неделе?
Амель Рувьер-Балимер
[email protected]:13
От: [email protected]
Кому: [email protected]
Тема: в Лондоне
В эти выходные мне совершенно нечего было делать (ты сказала, что будешь занята), и я поехал в Лондон поработать. Давай увидимся в среду, я возвращаюсь днем. Пропустим по стаканчику в «Марли»[154] в шесть часов. У меня перед этим встреча неподалеку…
ЖЛС
30.10.2001
Понсо встретился с Магрелла и Жаке на бульваре Ла-Виллет. Он согласился пойти с ними для формальной проверки у Нуари Мессауди, чье имя возникло в деле Сесийона. Впрочем, он не питал на этот счет никаких иллюзий: офицеры-криминалисты были приглашены не без задней мысли. У них на руках оказался второй мертвый исламист. За столь короткое время перебор, даже если обстоятельства этой новой смерти отличались от первого дела. Там — нападение банды клошаров, известных своей жестокостью, а тут — случайное «утопление». Следаки из тридцать шестого дома еще ничего не знали о связях, существующих между Хаммудом и Сесийоном.
Так что нынче утром Магрелла направлялся ловить рыбку в мутной воде. «Наш приятель в такую пору, должно быть, еще дрыхнет». И не только Мессауди.
Трое полицейских вошли в жилой массив Лепаж и углубились в переулок, отходящий от бульвара и упирающийся в улицу Мо. Шествие замыкал Понсо.
— Что у вас на него есть?
— Мы проверили в отделе по борьбе с наркотиками. У них на него заведено дело, не слишком толстое, и им неохота его бросать. Чует мое сердце, что наш примерный гражданин — один из их «кормильцев» и они предпочли бы, чтобы его оставили в покое.
— А что ты можешь мне сказать по поводу смерти Сесийона?
— Ничего, кроме того, что уже изложил тебе по трубе. Все заставляет полагать, что парня до смерти забили бомжи, ночующие под линией метро. Его кровь оказалась на тряпье многих из них; кстати, они потырили у него кое-какие вещички. К этим клошарам и прежде имелись претензии: в бесконечных книгах учета текущих дел комиссариата зафиксированы многочисленные жалобы окрестных жителей. Бригада по борьбе с преступлениями регулярно приезжала пресекать их драки.
— Тогда зачем ты заставил меня прийти?
Магрелла посмотрел на своего коллегу из оперативного отдела:
— А зачем ты согласился?
Понсо остановился, так же поступили и двое других.
— Возможно, Сесийон и Хаммуд пересекались в Париже.
— С Мессауди?
— Все может быть. Я хочу убедиться, что их почти одновременная кончина — не что иное, как совпадение.
Они двинулись дальше и вскоре вошли в дом Неззы. Второй этаж. Они позвонили. Через тридцать секунд позвонили снова. После второго долгого звонка по ту сторону двери наконец раздались шаги — тяжелые, медленные, сонные.
Дилер в одних трусах открыл дверь, скептически оглядел всех троих и отступил, чтобы дать им войти, даже не спросив трехцветных удостоверений. Он проводил их в неприбранную гостиную, в центре которой торчал огромный эпидиаскоп, и уронил свое тщедушное тело на кожаный диван.
Среди разбросанных на полу тряпок Понсо заметил женскую одежду. Он подбородком указал на нее Жаке, тот повернулся к Мессауди:
— Черт, почему у вас, сутенеров, вечно такая грязища! У тебя кто-то есть?
Из-под усов Неззы мелькнула довольная ухмылка.
— Ну да. Хотите, она сделает вам кофе? Или чего другого?
Жаке проигнорировал колкость:
— Лоран Сесийон. Это имя тебе о чем-нибудь говорит?
— Вас бы здесь не было, если бы вы не знали. Что он еще натворил?
— Когда ты его видел в последний раз?
— Недавно, две-три недели назад. Мы не слишком часто общаемся. С тех пор как он перешел на темную сторону силы, его речи мне не нравятся. Если он приходит, то либо для того, чтобы поколотить меня, либо чтобы наставить на путь истинный, так что…
Понсо и Магрелла переглянулись. Он говорил о Сесийоне в настоящем времени.
— Клянусь вам, мне совсем не в радость, что он путается у меня под ногами. — Мессауди приложил руку к сердцу. — Обделывать дела с верующими не слишком хорошо для… То есть если господа понимают, что я хочу сказать.
— Понимаем, понимаем. Так что ты не знаешь, где его сейчас можно найти?
— Нет, а почему вы спрашиваете?
— Потому что он мертв.
Тень удивления мелькнула на лице Неззы, но он быстро овладел собой.
Однако недостаточно быстро — полицейские заметили его краткое замешательство.
— Как это случилось?
— Твои милые соседи, те, что кучкуются под линией метро. Они немного перестарались, когда чистили его карманы.
— А Мишель Хаммуд? Это тебе что-нибудь говорит?
— Кто это?
Магрелла не успел ответить, его опередил Понсо:
— Это такой маленький черножопый, который позволяет поколачивать себя, твой бывший жених. Потому что там он, похоже, не слишком защищался.
Мессауди повернулся к нему. Он старался сохранить спокойствие, но в глазах полыхала ярость.
— Вернее сказать, он был моим дружком, я вам уже говорил.
Внимание Неззы отвлек Жаке. Роясь на стеллажах, выстроенных вдоль стены позади эпидиаскопа, легавый задал ему свой вопрос:
— А где ты был в ночь с четверга на пятницу?
— Уж конечно, не под линией надземного метро. Должно быть, в ночном заведении, я обычно выхожу по пятницам.
— Кто-нибудь может подтвердить?
— Надо подумать… Погодите, гляну в мобильнике. — Мессауди привстал.
Магрелла снова заставил его сесть:
— Брось. Только не говори, что тебе неизвестно, с кем встречался в последнее время этот твой Сесийон. Имена этих чертовых бородачей, которых ты не желаешь видеть!
— Я так понял, его прикончили клошары с бульвара?
Трое полицейских переглянулись и после двух-трех дополнительных формальных вопросов, убедившись, что до их прихода Мессауди ничего не знал о смерти своего бывшего сообщника, поспешили уйти.
— Однако это не означает, что у Неззы не возникнут собственные соображения относительно того, кто убил Джафара. — Как только они вышли, Магрелла снова заговорил.
— Если это и в самом деле кто-то другой, а не клошары. Поскольку в признательных показаниях и вещественных доказательствах пока все сходится. Я думаю, это их рук дело, и мы только зря морочим себе голову. Кроме того, между нами говоря, двумя больше, двумя меньше — плевать мне на этих сраных африканцев. Хватит уже. — Жаке нравились простые объяснения.
Они стояли перед коллегой из госбезопасности.
— Думаю, он прав. Что толку усложнять себе жизнь неправдоподобными предположениями.
— Значит, ну его, будем считать, что наш ливанский приятель сам пустился в плавание, так, что ли?
— Я этого не говорил. Но до нового приказа у тебя нет никаких доказательств, что два этих дела связаны между собой. — Все же Понсо не нравилось такое совпадение. Так что сомнения Магрелла его не удивляли.
Амель ждала в бистро на улице Бюси, в одиночестве сидя за столиком. В передовице лежащей перед ней ежедневной газеты сообщалось об очередном корсиканском инциденте, тормозящем старт премьер-министра в президентской гонке. Свое достойное место на первой полосе, по соседству с перестрелкой со смертельным исходом в каком-то городе в центральной Франции, занимал разворачивающийся в Афганистане джихад. Газета лежала вверх ногами, молодая женщина ее не читала. Она смотрела на улицу и заметила присутствие Ружара, только когда тот оказался прямо перед ней.
Вместо приветствия он поцеловал ее в лоб:
— Как дела?
— Нормально.
Журналист взял меню с соседнего столика:
— Эй, cheese![155] Все хорошо. Клейн тебя обожает, он непрестанно говорит со мной про тебя и про статью об антитерроризме. Кстати, скоро выйдет другая, про хавалу.
Губы Амель растянулись в подобие улыбки.
— Зачем тебе надо было так срочно увидеться со мной?
— «Мартина». — Ружар говорил, не отрывая взгляда от меню. — Тебя это еще интересует? Он снова вышел на связь. На сей раз отправил для нас открытку в газету.
— Почему он не позвонил?
— Я даже не стану отвечать на твой вопрос.
Потребовалось несколько секунд, чтобы в мозгу Амель родилось и созрело объяснение. Связи по телефону больше нет. Телефон стал ненадежен. Следовательно, за «Мартиной» следят. Возможно, за ними тоже. Номер Амель на прослушке. Теперь она участвует в большой игре, чего ей всегда так хотелось.
Молодая женщина подумала о муже: он придет в ярость. Потом решила, что вообще не обязана рассказывать ему что бы то ни было, а главное, у нее нет такого желания. И еще она подумала, что ей страшно.
