Глядя на перышко пара, высунувшееся из бутылки с кока-колой, Ефим занудно сказал:
— Цель на поражение — генерал Бахметьев. Готовь покушение.
Глава вторая
Благородный корреспондент
Кроны, белорусский паспорт, доверенность на машину и ключи зажигания мне выдал Скелет Велле после ухода Ефима Шлайна. Оскальзываясь на комках подмерзшего к ночи талого снега, я разыскал на площади, некогда называвшейся Выру, черный «Форд Эскорт». Как и было указано, он стоял напротив бара «Каролина». Чтобы взбодриться, я взял в баре стакан глинтвейна и блюдце сырных палочек, которые, надкусив одну, скормил собаке-попрошайке, крутившейся между ногами выпивох.
Луна высоко вышла в небе. Море, к которому иногда выходило шоссе, было выпуклым, тяжелым и светлым, как ртуть. На горизонте полыхало зарево судовых огней. Когда выпитые пиво и глинтвейн заставили остановиться и выйти на обочину, в лицо впились сотни иголок. Ветер дул жесткий. Вдали, возле порта, раскалялся и затухал, снова раскалялся и снова затухал сигнал проблескового маяка…
Почти бегом я вернулся в машину.
Две вещи не увязывались в рассуждениях Ефима. Анонимщик грозил покушением на генерала Бахметьева. И подготовку такого покушения заказывал Шлайн. Почему бы просто не позволить грохнуть важную персону? И не дублировать дорогостоящую работу?
Ответов могло быть несколько. Первый: Шлайн или его контора хотят обещанного анонимом покушения, но не уверены, что оно удастся, и намерены подстраховать предприятие. Второй: Шлайн или его контора не хотят покушения, однако не располагают информацией касательно его подготовки и заказывают планирование точно такого же покушения в теории, чтобы, заполучив модель, разработать план контрдействий. Третий: Шлайн или его контора выдумали анонимку и сами по себе затевают покушение, чтобы, «раскрыв» его, подпитать собственный авторитет или же «разобраться» с людьми, которым припишут либо покушение, либо вину за то, что его проморгали…
Перечень можно продолжить.
И при любом варианте исход в случае провала один — подставленным оказывается некто Бэзил Шемякин.
…В буфете пансионата угрюмые мужички с белесыми бакенбардами степенно тянули из горлышек какое-то пойло. Что именно, было не ясно. Бутылки держали в бумажных пакетах. Я проглотил двойную порцию бренди.
Пропавший сон не возвращался.
В комнате я набрал номер телефона, который лучше было бы не знать.
Голос изменился немного, может быть, стал глуше, с хрипотцой. Наверное, она перестала воплощать образ зайца на сцене Таллиннского русского детского театра, который скорее всего закрыли, и потеряла тональность.
— Где ты? — спросила она.
— Лохусальский пансионат. В номере занавески на окнах, и мужички в буфете при бутылках все те же… Чистая случайность, что меня здесь поселили. Правда, странно?
— Странно, что ты меня вспомнил. Мне известно, что ты в Москве. И давно…
— Москва заграница теперь, приехать непросто. Но сейчас я здесь. Увидимся?
— Зачем?
На простые вопросы всегда нет ответа.
— Подозреваю, что родился ребенок, которого ты скрываешь, дабы не платить мне алименты, — сказал я. — Допрошу с пристрастием.
— Настолько серьезно?
— Меня бросили в сугробе голым, и волчьи пасти обдают мое лицо зловонным дыханием.
— Паршивец шпион, которого забыли вернуть с холода.
— Я рад, что у тебя есть время на чтение Ле Карре.
— Да не читала я его. Это дядечка с нас списал…
Она засмеялась.
— Как в старые времена, — сказал я про то, что слышал. И чувствовал.
— Завтра в девять тридцать утра у ворот пансионата. Мы приедем.
Она положила трубку первой.
«Мы», надо было понимать, — это она и её новый, если я не сбивался со счета, второй эстонский муж.
Ночью за окном в Лохусальском заливе шелестели льдины. К рассвету их спаяло, и между лобастыми валунами ковыляли на разъезжавшихся перепонках гуси. Они тянули шеи и удивлялись, что не плывут, а только отражаются в малахитовом глянце. Утки, в отличие от гусей, ночуют на воде. Ночью лед прихватил брюшки уток, и теперь, в ожидании солнца, они сидели среди рыжих камышинок, с тревогой косясь на огромных гусей.
У берега прибой высовывал из-под шуги черные языки и слизывал снег с гальки, по которой я прогуливался в ожидании сладкой парочки. Со стороны поселка, видневшегося на противоположном берегу бухты, несло коптившейся рыбой и грибной прелью.
Марина и её муж подъехали в кремовом джипе «Рэнглере», бессовестно обдав талой жижей из-под колес бедолагу, толкавшего высокие финские санки. На их сиденье в пластиковом ящике звякали пустые бутылки.
— Извините, пожалуйста, — сказал я ему. — Они нечаянно.
Малый то ли кивнул, то ли поклонился джипу. Ответной реакции я не приметил.
Марина вышла, чтобы пропустить меня на заднее сиденье. Ее муж, придерживавший спинку переднего, сказал мне через плечо по-русски:
— Здравствуйте… Я — Рауль Бургер.
— Здравствуйте, я — Бэзил Шемякин. Просто Бэзил, пожалуйста…
Внешне она оставалась нимфеткой.
Встав на колени, Марина потянулась через спинку сиденья и чмокнула меня в губы. И продолжала ехать, выставив обтянутую джинсами попу по ходу движения.
Когда я приходил в театр и стоял между пахнувшими пылью портьерами в дверях зрительного зала, ожидая, пока упадет занавес и галдящая детвора ринется в раздевалку, я ничего не видел на сцене, кроме помпона на эфедроне её белых джинсов. Помпон изображал заячий хвостик и сильно помогал ей воплощать образ — во всяком случае, в моем представлении.
— Завтракал? — спросила она.
— Действительно, — подтвердил разумность вопроса Рауль.
— Даже опохмелился. Куда едем?
— Смотреть ремонт парохода. Это рядом, — сказала Марина. — Там сможем обсудить твои проблемы. Совместим приятное с полезным.
— Действительно, — подтвердил второй эстонский муж.
На приборной панели в круглой рамке поверх тахометра матово отблескивала фотография Марины и её пятилетней копии с английской надписью: «Папа, мы ждем твоего возвращения».
— Дочь? — спросил я.
— Действительно, — ответил за обоих Рауль. И джип «Рэнглер» подбросило на армоцементном бугре, который устраивают поперек дороги, чтобы водители гасили скорость.
— Это называется валяющийся полицейский, — сказала Марина.
— Действительно? — сказал я, внимательно вглядываясь в фотографию девочки, которая ждала возвращения папы.
Щеку Бургера, мне показалось, повело в усмешке.
Мы выезжали на узкий мол, которым, насколько я помнил, раньше пользовались только пограничники и рыбаки. Гололедица отлакировала булыжник мини-шоссе, протянувшегося в море. В конце мола на фоне серой зыби черный ангар казался монолитом.
Рауль мигнул дальним светом фар. Ангар ответил с крыши вспышкой галогенного прожектора.
Джип протиснулся между створками ворот, которые сразу, едва не чиркнув по заднему бамперу, сомкнулись. Оранжевый автомобильный подъемник, несколько станков, длинный верстак, пирамида банок с финскими красителями. На второй этаж крутым углом поднималась железная лестница. Ноги на узких ступенях из пружинившего прутка приходилось ставить вкось и шагать по-крабьему боком.
Электронный замок наверху Рауль открыл пластиковой карточкой. За дверью — мешанина конторской мебели. Она заполняла антресоль со стеклянной перегородкой, за которой просматривалось производственное помещение ангара. В нем черная вода вспухала и опадала в ритме прибоя, глухо бившегося снаружи о стены. Отираясь о кранцы из старых покрышек, в том же ритме уходила под зыбь и выныривала клепаная спина полузатопленной цистерны с квадратным люком, палубным «вафельным» настилом и смахивающей на перископ латунной трубой на растяжках.
Трехлопастный винт на деревянных козлах у кромки мола отражал мертвенный свет галогенных ламп. Работяга в джинсовом комбинезоне полировочной машинкой драил лопасти до зеркального состояния. Второй винт, тусклый и заскорузлый, словно пойманный осьминог, провисал в стальной мотне на крюке автокрана, загнанного в ангар.
— Контрабандную полость под ликер «Старый Таллинн» оборудуете? спросил я, расчищая перчаткой прогалину в стеклянной перегородке, запотевшей от нашего дыхания.
— Действительно, — откликнулся Рауль.
— Это подводная лодка «Икс-пять», — сказала Марина.
— И много у вас таких «иксов»?
— Одна, — сказала она, вдавливая кнопку на чайнике «Тефаль Голд». Водоизмещение двадцать семь тонн. Размеры: пятнадцать и семь десятых метра на один и восемь десятых и на два и шесть десятых. Двухвальная силовая установка. Дизель и электродвигатели…
— Много отстегнули военно-морским силам за приватизацию?
