Брезент и веревки. Деревянная опалубка и промышленные поддоны. Интересно, задумалась Лунд, с чем ей придется сталкиваться в Швеции на ее новой работе. Оказывается, она еще ни разу не задавалась этим вопросом. Бенгт хотел уехать. Она хотела быть с ним.
— А ваш муж не отлучался в город? По какому-нибудь делу? — спросил Майер.
Женщина отыскала в горе папок нужную. Вопросы начинали ее раздражать.
— Нет! Это была наша первая поездка за два года. Зачем ему ехать в город?
В конторе беспорядок. Повсюду разбросаны документы. Большие компании так не работают. У них есть система. Организация. Деньги.
Лунд вышла на улицу, заглянула в открытый багажник машины. Папки и коробки все с теми же документами. Детские игрушки. Футбольный мячик — почти как у Майера. Потрепанная игровая приставка. Лунд прошла обратно в контору.
— Что он делал, когда вы вернулись домой? — спрашивал у женщины Майер.
— Пошел спать вместе со мной.
— Вы уверены?
Она рассмеялась ему в лицо:
— Уверена.
Пока они разговаривали, Лунд побродила по тесному закутку, поглядывая на завалы бумаг, выискивая что-нибудь личное среди всех этих счетов, чеков, накладных.
— Не знаю, в чем вы его подозреваете… и знать не желаю, — говорила женщина. — Мы были на побережье. Потом приехали домой. И это все.
Майер шмыгнул носом, посмотрел на Лунд:
— Мы заедем в другой раз.
Он вышел на улицу, зажег сигарету, прислонился к одному из алых грузовиков и уставился на мертвенно-бледное небо.
В глубине конторы, за старомодным шатким лотком для бумаг, на стене висели фотографии. Красивая девушка улыбается, обхватив за плечи двух мальчуганов. Та же девушка крупным планом, вьющиеся светлые волосы, яркие глаза, слишком много косметики — старается выглядеть старше.
Лунд вытащила из кармана пакетик никотиновой жвачки, сунула пастилку в рот.
— У вас есть дочь? — спросила она, все еще разглядывая фотографии. И тот снимок, где девушка с обаятельной улыбкой одна, и тот, где она с мальчиками в роли старшей сестры.
Женщина уже выходила из конторы. Услышав вопрос, она остановилась, обернулась, посмотрела на Лунд и сказала тихим изменившимся голосом:
— Да. И два сына. Шесть и семь лет.
— Она пользуется отцовской карточкой из видеопроката?
Жена Бирк-Ларсена менялась на глазах. Лицо обмякло, состарилось, рот приоткрылся. Веки подергивались, словно живя собственной жизнью.
— Наверное. Почему вы спрашиваете?
— Она была дома вчера вечером?
Майер вернулся и стоял, слушая.
Женщина положила папки на стол. Теперь она выглядела обеспокоенной и испуганной.
— Выходные Нанна провела у подруги. У Лизы. Я думала… — Она подняла руку к волосам и замерла, словно забыла, зачем это сделала. — Я думала, она позвонит нам. Но она не звонила.
Лунд никак не могла оторвать взгляд от фотографий, от беззаботной улыбки на счастливом лице.
— Позвоните ей.
Фредериксхольмская гимназия в центре города. Учебное заведение для богатых. Не для тех, кто живет в Вестербро. Перемена. Лиза Расмуссен в который раз набирала знакомый номер.
— Это Нанна. Я делаю уроки. Оставьте сообщение. Пока!
Лиза Расмуссен сделала глубокий вдох и произнесла:
— Нанна. Пожалуйста, перезвони мне.
Как глупо, думала она. Пятый раз за утро оставляет одно и то же сообщение. Она сидела в классе, слушала, как их учитель, Рама, говорит о гражданском долге и о выборах. Никто не знал, где Нанна. Никто не видел ее после школьной вечеринки по случаю Хеллоуина в прошлую пятницу.
— Сегодня, — говорил Рама, — у вас будет возможность решить, за кого отдать свой голос.
К классной доске прикреплена фотография: зал с полукругом кресел в ратуше, три политика: один помоложе, один старик и еще тетка с самодовольным толстым лицом. Лизе не было до них никакого дела.
Снова в ее руках появился мобильник, снова она печатала текст: «Нанна, блин, где ты?»
— Нам повезло, что мы живем в стране, где у каждого есть право голоса, — продолжал учитель. — И каждый может определять свое будущее, свою судьбу.
Ему было лет тридцать, родом откуда-то с Ближнего Востока, хотя речь безупречно чистая, без малейшего акцента. Некоторые девчонки в классе были даже в него влюблены. Высокий, симпатичный. Хорошая фигура, клево одевается. Всегда готов помочь. Всегда есть время для них.
Сама Лиза не очень-то любила иностранцев. Даже когда они много улыбаются и хорошо одеты.
— Давайте теперь послушаем, какие вопросы вы подготовили к дебатам, — сказал Рама.
Класс был полон, и кажется, всем, кроме нее, было интересно.
— Лиза. — Разумеется, он выбрал ее. — Твои три вопроса, слушаю. Они у тебя в телефоне?
— Нет. — Прозвучало это по-детски капризно, и она сама понимала это.
Рама склонил голову набок и ждал.
— Я не помню. Я не могу…
Открылась дверь, и вошла ректор Кох — Образина Кох, как они ее называли. Это была крупная женщина средних лет; до того как дорасти до поста директора гимназии, она преподавала немецкий.
— Извините, что прерываю, — сказала Кох. — Нанна Бирк-Ларсен присутствует?
Тишина в ответ.
Кох прошла к доске и встала перед классом.
— Кто-нибудь видел сегодня Нанну?
Молчание. Тогда директриса стала о чем-то переговариваться с учителем. Лиза Расмуссен знала, что за этим последует.
Минутой позже Лиза и оба педагога стояли за дверью аудитории. Кох свирепо сверкала черными глазами и спрашивала у девушки:
— Где Нанна? Ее ищет полиция.
— Я не видела Нанну с пятницы. При чем здесь я?
Кох пронзила ее взглядом, говорящим: «Не смей мне лгать!»
— Ее мать сказала полиции, что выходные она провела в твоем доме.
Лиза Расмуссен фыркнула. Иногда ее и Нанну принимали за сестер. Одинаковый рост, одинаковая одежда, обе блондинки, хотя у Нанны волосы красивее. И Лиза всегда была полноватой.
— Что? Не было ее у меня.
— Ты не знаешь, где она сейчас? — спросил Рама более мягко.
— Нет! Откуда мне знать?
— Если она появится, попроси ее немедленно позвонить домой, — велела Кох. — Это очень важно. — Она глянула на Раму. — Ваша аудитория понадобится для подготовки к дебатам. Освободите ее к одиннадцати часам.
Когда она ушла, Рама обернулся к Лизе, взял ее за локоть и сказал:
— Если у тебя есть какие-то догадки, где может быть Нанна, ты должна сказать.
— Не трогайте меня.
— Извини. — Он убрал руку. — Если тебе известно…
— Ничего мне не известно! — крикнула Лиза. — Отстаньте от меня!
Лунд и Майер поднялись наверх, в квартиру Бирк-Ларсенов. Там, как и в конторе, царил беспорядок, но по-домашнему уютный. Повсюду фотографии, рисунки, цветы в горшках, вазочки, сувениры из поездок. «Старалась, украшала», — подумала Лунд. У нее до этого руки никогда не доходили. Женщина, которую, как выяснилось, звали Пернилле Бирк-Ларсен, многое отдавала семье. И была хорошей матерью, насколько Лунд могла судить.
— В гимназии ее нет, — сказала Лунд.
Пернилле так и не сняла плащ, как будто ничего не случилось.
— Должно быть, она у Лизы. Они подруги. Лиза снимает квартиру вскладчину с двумя ребятами, Нанна все время там.
— Лиза в гимназии. И говорит, что Нанны у нее не было.
Пернилле стояла приоткрыв рот. Большие глаза смотрели прямо перед собой, ничего не выражая. На стене кухни Лунд заметила те же два снимка, что были в конторе: Нанна с братьями и Нанна одна, красивая и слишком взрослая для своих девятнадцати лет. Фотографии были приколоты к пробковой доске рядом с расписанием спортивных мероприятий в гимназии. Дом наполняла легкая, уютная атмосфера счастливой семьи. Это как запах собаки, незаметный для хозяев и бьющий в нос любому человеку со стороны.
— Что с ней случилось? Где она? — спросила Пернилле.
— Возможно, ничего не случилось. Мы постараемся найти ее.
Лунд вышла в крошечную прихожую и позвонила в управление.
Майер отвел Пернилле подальше от Лунд и стал задавать вопросы о фотоснимках.
Выйдя на Букарда, Лунд сказала:
— Мне нужны все силы, которые есть в наличии. — (Старик не задал ни единого вопроса, просто слушал.) — Объявляем в розыск Нанну Бирк-Ларсен. Девятнадцать лет. Последний раз видели в пятницу. Пришли кого-нибудь сюда за фотографиями.
— А вы?
— Мы едем в ее гимназию.
Хартманну и Риэ Скоугор выделили для подготовки пустой класс. Она вновь зачитала цифры, касающиеся урезанных ассигнований в образовательные программы. Он нервно вышагивал между столами. Наконец она закрыла ноутбук, приблизилась к нему проверить, в порядке ли одежда. Без галстука, синяя рубашка — выглядел он безупречно. И все же она решила поправить воротник, встала вплотную к нему, так что он не мог не обнять ее. Руки Хартманна сомкнулись на ее спине. Он притянул ее к себе, поцеловал. Внезапный приступ страсти. Неожиданный. Ей хотелось смеяться, он хотел большего.
