— Как «оранжевый реактив». Но неужели это не ясно Бжезинскому?
— Бжезинский весь во власти своей новомодной доктрины: США путем напряжения всех своих сил в гонке с Советским Союзом, затратив до пятидесяти процентов, как во время второй мировой войны, своего бюджета на вооружение, могут в ближайшие годы измотать СССР и не только обеспечить полный успех упреждающего ракетно-ядерного удара по нему, но и лишить его, путем тотального разгрома, всякой возможности ответного удара. Словом, поскольку желание рождает уверенность, Бжезинский уверовал в «Дропшот» — сразим русского медведя одним ударом, убьем наповал, а сдачи — ха, ха! — не получим.
— Но ведь это невозможно?
— Ни в теории, ни в практике. Но Бжезинский, ослепленный ненавистью и страхом, отказывается это понять. Он загипнотизирован противоракетной системой «Сейфгард», а когда ему доказывают, что это ненадежный гарант, он с фанатической убежденностью заявляет, что более надежных гарантов у нас уже никогда не будет, что время упущено и это наш последний шанс на победу над Советским Союзом. Подобно Гитлеру, он поставил сейчас дело так, этот всесильный помощник президента по национальной безопасности, что ЦРУ докладывает ему только то, что он хочет слышать и что подтверждает его доктрину: доктрину безнаказанного уничтожения СССР. Но ведь это и погубило Гитлера с его третьим рейхом.
Уин рассказал о своих ближайших планах, о темах будущих бюллетеней.
— Планы грандиозные. Я поставил себе целью поднять такие вопросы: продолжаем ли мы подготовку бактериологической и химической войны? Заминировали ли космос и океанское дно ядерным оружием? Готовимся ли нокаутировать советские разведывательные спутники? Планируем ли использование лазеров, лучевой энергии, космических перехватчиков ракет?..
— Послушай, старик, — сказал Грант. — Ты с отчаянной смелостью срываешь плащ с «фирмы», но не забываешь ли ты о ее кинжале, о «каба́ре»?
— В том-то и беда, что забыть не могу, — усмехнулся в ответ Уин, окидывая взглядом людей за столиками. — Паранойя моя растет, мне кажется, что у меня бегают глаза, черт знает что мерещится, всех подозреваю, чуть не в каждом вижу «призрака». Я ведь и тебе не сразу поверил.
— Береги себя, Уин, — наклонился к нему Грант. — Не могу советовать тебе не лезть на рожон — в этом смысл всей твоей жизни. Но береги себя! И вот что — чем могу, помогу. Скоро должна выйти моя книга. Половина гонорара — твоя.
— Но…
— Никаких «но». Тебе нужны деньги на бюллетень.
— Не знаю, что и сказать…
— Ничего не надо говорить. Деньги пойдут на святое дело. Если б я мог, я отдал бы тебе все золото в сейфах Форт-Нокса.
Грант хотел уплатить по счету, но Бек настойчиво сунул официанту и свою пятерку. Вышли на Таймс-сквер с малопопулярной стеклянной вербовочной будкой армии США в самой середине. Моросило. Чувствовался предновогодний ажиотаж. Плясали огни Бродвея, не потухавшие со дня убийства Кеннеди. Шурша шинами, проносился бесконечный поток разноцветных автомашин, отражавших пестрый калейдоскоп светящейся рекламы.
Грант оглянулся на вербовочную «стекляшку» — эту клетку, этот капкан для юнцов. Дело опять шло к обязательному призыву.
Жизнь солдата, моряка, летчика, морского пехотинца, обладателя заветного берета рисуется восемнадцатилетним юнцам полной героики и приключений, романтики и развлечений, захватывающих путешествий по всему миру. А юнцу так хочется скорее стать настоящим мужчиной, доказать отцу с матерью, приятелям и девчонкам, что он вовсе не мальчишка, а бравый воин вроде тех, что изображают на пленительных и красочных вербовочных плакатах. А дома все наскучило, обрыдло — мелочная опека родителей, безденежье, учеба. И безработица или какая-нибудь нудная, нищенски оплачиваемая работенка. В рекламных же плакатах, в кино и на телевидении так завлекательно показывают жизнь вояк. У них мощная новейшая техника: самолеты и вертолеты, ракеты, электроника, пушки и танки, игрушечными моделями которых юнец еще так недавно увлекался. «Настоящий мужчина выковывает свою карьеру из оружейного металла боевого товарищества!..»
И вот юнец уже держит AFQT — квалификационный тест вооруженных сил, что проводится при вербовке в армию США для определения пригодности, способностей и грамотности добровольцев. На каждый вопрос дается несколько ответов. Который из них правильный?..
Годен! Капкан захлопнулся. А дальше — пехота, рейнджеры и, быть может, черный берет на голове того, кто прошел сквозь дикую муштру, превращающую человека в солдата, а солдата — в робота…
На углу Бродвея и 42-й улицы с пожаром неоновых огней, с ярко освещенными козырьками над стеклянными вратами в стоящие впритык кинотеатры, непрерывно крутящие последние боевики, они прошли вдоль облицованного блестящим черным стеклом здания.
— Отделение радиостанции «Свобода», — сказал Бек. — Работая в «фирме», я курировал одно время здесь русский отдел. Не секрет, что все «воины» антисоветской эмиграции работают на деньги и под управлением «фирмы», от великого князя до последнего полицая. Жуткие склочники и рвачи. Про них ходил у нас анекдот: среди русских эмигрантов наиболее популярны следующие американские президенты и в таком порядке — Франклин, Грант, Джексон, Гамильтон, Линкольн, Вашингтон. Почему в таком порядке? Да потому, что Франклин на банкноте в сто долларов, Грант — в пятьдесят, Джексон — в двадцать, Гамильтон — в десять, Линкольн — в пять, Вашингтон — в один доллар. Более солидные купюры эти бедолаги в глаза не видят. А в кассе радио «Свобода» и подавно.
— Продавцы льда, — мрачно заметил Грант. — Но сейчас лед поднимается в цене.
— Это верно. А на этой чертовой мельнице, — сказал Уин, оглядываясь на черное, похожее на морг, здание радио «Свобода», — мои прежние приятели-эмигранты, словно старые клячи с завязанными глазами, скачут под кнутами погонщиков из «фирмы», вертя мельничное колесо, перемалывая в жерновах черной пропаганды правду с полуправдой и неправдой. Власовцы, полицаи, предатели всех мастей. А стоит ли игра свеч? Как заявил один неглупый человек, если выключить «великую машину американской пропаганды», то история будет по-прежнему развиваться своим путем, но не так шумно. Пользы от болтовни «Голоса Америки» на двадцати языках действительно мало, да вреда много, как видно из нынешней небывалой кампании.
— А из тебя, Уинни, — усмехнулся Грант, — вышел бы отличный комментатор «Голоса Америки»: уж больно быстро ты говоришь.
— Есть такой грешок. — Бек рассмеялся. — Как-то, более пятнадцати лет назад, я проверил по диктофону, что говорю в среднем около двухсот слов в минуту. Страшно обрадовался: с такой же скоростью шпарил и мой тогдашний кумир Джон Кеннеди, согласно жалобам его стенографисток. Но ведь дело не в скорости…
«Великий млечный путь» был люден, ослепительно плясал сполохами, оглушительно гремел в сотни децибел музыкой из динамиков.
— Знаю, что, когда у нас нанимали новых комментаторов и дикторов для вещания на СССР из числа всякого отребья, предателей своего народа, мы никогда не напоминали им о судьбе лорда Хау-Хау. Ты слышал про этого англичанина — продался нацистам, вещал из Берлина. Предателя поймали после нашей победы и вздернули. И правильно сделали. А ведь эти проходимцы на радиостанции «Свобода» ничем не отличаются от прохвоста и самозваного лорда Хау-Хау…
— В русском секторе Берлина, — продолжал Бек, — в пригороде Карлсхорсте, я впервые увидел фотографии казненных нацистских преступников. Здорово впечатляет. И Геринга повесили, хотя он успел отравиться… И вот мне пришло сейчас в голову, что, если в фойе радиостанции «Свобода» выставить фотографию повешенного лорда Хау-Хау, весь ее штат разбежится до ленча куда глаза глядят.
— Есть «кока», — доверительно сказал им разодетый как нувориш хлыщ, торговец кокаином.
— Все покупают золото, — справедливо напомнил ему Бек.
— У меня есть девочки, мальчики, — пальнул вслед хлыщ.
— Счастливый папа, — ответил Бек.
Мокрый, грязный асфальт отражал огни Бродвея. Соул-рок сшибался с твистом, в шейк вплеталось старинное танго, танго вдрызг разносил какой-то дьявольский танец, еще не имеющий названия.
Компания русских служащих радиостанции «Свобода» садилась в такси.
— Едем в «Медведь»! — крикнул один из них по-русски другой группе, садившейся во вторую машину. Таксисту он сказал по-английски с сильным русским акцентом: — Ист Пятьдесят шестая улица. Ресторан «Медведь»…
— В печати много пишут о том, — сказал Бек, — что наши патриоты-рестораторы, болея за душманов, публично выливают сейчас «Столичную» на асфальт, но эти алкаши вряд ли изменят своей первой любви.
