— Хорошо, сейчас попробую.
— Как я уже сказал, я ни в чем не уверен.
Он вышел из гостиной и присоединился к семье. Франческа говорила с Умберто. Хазлам подошел к ним и дал Франческе визитную карточку, на которой стояли номер его домашнего телефона в Херефорде и телефона в вашингтонской квартире. Вдруг она или девочки окажутся в Англии, сказал он, а то и в Америке. Спасибо, кивнул Умберто. Франческа тоже. Он поцеловал ее в щеку и покинул дом.
* * *
Полшестого утра, и на Уокерс-Кей все еще наверняка спят; в полшестого утра кто-нибудь может еще только возвращаться со вчерашней вечеринки. Тем не менее Джордан спустился вниз, посмотрел в справочник и позвонил на остров. Никто не подошел. Я ни в чем не уверен, сказал Хазлам. Но Хазлам все-таки позвонил ему и велел, чтобы Митч соблюдал осторожность. Джордан подождал пару минут, нажал на рычаг и набрал номер снова.
Митчелл прикинул, что будет в Сент-Люси в семь. Пройдет таможню и иммиграционную службу, дозаправится, возможно, перекусит в «Керлис». Вылетит в восемь или восемь тридцать и доберется до Чарлстона к одиннадцати. Заправится и прилетит в Вашингтон к половине четвертого; в пять он уже будет сидеть за своим столом на Холме. Пирсону звонить без толку: он наверняка уехал на побережье вместе с Эви, а может, присоединился к Донахью на Виньярде.
Он взял себе апельсинового сока и булочек, оставленных шеф-поваром, сварил кофе и уселся на верху лестницы, ведущей вниз, к пристани. Утро было тихим и мирным: в вышине летало несколько чаек, вот и все. Кругом еще спали — как в гостинице, так и на катерах у причала.
Вдруг тишину прорезал телефонный звонок. Митчелл поднялся, чтобы ответить, затем вспомнил, что звонит телефон в конторе, а контора еще заперта. Наверное, не туда попали; кто же станет звонить на Уокерс-Кей в половине шестого утра.
Звонки прекратились. Он спустился по лестнице и сел на причале. Насладись этим зрелищем напоследок, сказал он себе. В феврале следующего года выбраться сюда не удастся: тогда они будут готовиться к первичным выборам. В августе тоже: тогда будет партийный съезд. Да и следующей зимой ничего не выйдет: в том январе Донахью предстоит принести присягу в Белом доме. В тот день надо будет обязательно захватить с собой дочку, подумал он.
Он снова поднялся по лестнице и оставил в кухне тарелку со стаканом. Телефон зазвонил опять. Митчелл прошел мимо конторы, забрал свою сумку и покинул гостиницу.
Утро задержалось на тонкой грани между ночной прохладой и теплом нового дня. Он сунул под дверь иммиграционной службы конверт с документами, открыл «стрелу», бросил сумку на заднее сиденье и начал предполетный осмотр. В утренней тишине телефон зазвонил снова.
* * *
Джордан пришел к себе в офис в половине восьмого. Каждые пятнадцать минут после звонка Хазлама он пробовал дозвониться на Уокерс-Кей. В семь сорок пять позвонил снова и почувствовал облегчение, когда трубку неожиданно сняли.
— Доброе утро. Можно поговорить с Митчем Митчеллом?
Он ожидал услышать в ответ, что Митчелл завтракает; не будет ли он любезен подождать, пока его позовут?
— Извините, мистер; он уже съехал. — Голос был спокойный, напевный; неплохо бы и самому как-нибудь слетать на Уокерс-Кей, подумал Джордан.
— Когда? — спросил он.
— Точно не знаю. Тогда все еще спали.
— Вы не ошибаетесь?
— Могу проверить.
— Если не трудно.
Он подождал.
— Да, Митч съехал. Счет подсунул под дверь, номер освободил.
Около шести — Джордан прикинул в уме, — примерно семь часов лету да еще пара на дозаправку и прочие мелочи. Митч должен быть в Вашингтоне под вечер.
— Спасибо за помощь.
В час, на тот случай, если Митчелл улетел раньше ожидаемого, Джордан позвонил к нему на катер и на работу, именно в таком порядке. В два он позвонил в Лисберг, через час — еще раз туда же. В четыре он связался с летной базой в третий раз.
Семь часов в полете и два на земле — так он рассчитал. Если Митчелл вылетел в шесть, пора бы ему уже прилететь. Правда, расчетное время только-только вышло. В гостиницу он дозвонился в семь тридцать-семь сорок пять. Допустим, что ответивший ему дежурный только что пришел; значит, Митч мог вылететь и после семи и в данный момент находиться в воздухе, где-нибудь между Чарлстоном и Вашингтоном, держа связь сначала с Вашингтонским летным центром, затем с диспетчером в Далласе.
В пять он позвонил на летную базу в четвертый раз.
— Извините, но пока никаких вестей, — сказал ему оператор. — Может, он решил остаться.
— Может быть.
Он проверил номер и вновь позвонил в гостиницу на Уокерс-Кей.
— Здравствуйте, я насчет Митча Митчелла.
— Это вы звонили утром?
— Да. Слушайте, я помню, что к нему в комнату вы заглядывали, но нельзя ли посмотреть там, где был его самолет?
— А что случилось?
— Да ничего, просто мы с ним не договорились наверняка, когда его ждать, а у него сегодня вечером деловая встреча.
— Ладно, мистер. Перезвоните минут через десять.
— Хотите, чтобы я описал его самолет?
— Не надо; сейчас здесь больше ни у кого «стрелы» нет.
— Спасибо.
Вниз по лестнице к пристани — Джордан видел фотографии тех мест, — потом вверх по склону к началу дороги, где стоят конторы иммиграционной и таможенной служб. Через девять минут он позвонил снова.
— Извините, мистер; он улетел. Самолета нет. И снялся, видать, рано: я говорил с девушкой из иммиграции.
— Еще раз спасибо.
Так где же ты, Митч, что тебя задержало?
Возможно, это пустяки, сказал Хазлам, просто посоветуй ему быть осторожнее. Он сверился со справочником и позвонил диспетчеру летной базы во Фрипорте.
— Добрый вечер. Я хотел бы узнать, в котором часу «стрела» номер «Ноябрь 98487» покинула Уокерс-Кей. Это должно было произойти сегодня утром.
— Когда примерно? — Голос диспетчера был спокоен.
— Между пятью тридцатью и восемью ноль-ноль.
Последовала тридцатисекундная пауза.
— Мне очень жаль. Насчет «стрелы» с Уокерс-Кея нет никаких записей.
— Спасибо. — Он еще раз заглянул в справочник, позвонил в летный центр Майами и спросил дежурного.
— Добрый вечер. Это Куинси Джордан из Вашингтона. Мне надо установить, когда «стрела» с хвостовым номером «Ноябрь 98487» покинула Уокерс-Кей через Фрипорт и пересекла границу США под вашим контролем. Это было сегодня утром.
Знаете, сколько у нас работы, хотел было сказать дежурный. Но звонят из Вашингтона, подумал он, и тон официальный. Наверное, из Федерального бюро — я их за милю чую.
— Какой номер? — переспросил он.
— «Ноябрь 98487», — сказал ему Джордан.
Дежурный проверил по компьютеру.
— Да, план полета был зарегистрирован вчера вечером. — Его палец потянулся к кнопке на пульте. — Когда примерно он должен был вылететь?
— Между пятью тридцатью и восемью ноль-ноль.
— А что говорят во Фрипорте?
— Что у них записи нет.
Если у них нет записи, он наверняка загорает на солнышке. Впрочем… Он снова взглянул на экран: план полета есть, но свидетельство того, что самолет сегодня стартовал, отсутствует.
— Вы звонили на Уокерс-Кей? — его палец еще ближе придвинулся к кнопке.
— В гостинице сказали, что его самолета нет.
— Кто пилот?
Джордан знал, зачем его об этом спрашивают.
— Фамилия Митчелл. Правительственный служащий из аппарата сенатора Донахью.
Как же, как же, подумал дежурный.
— Не вешайте трубку. — Его палец уже нажал на кнопку. — Береговая охрана. Говорит летный центр Майами. Похоже, у нас авария. Возможно, надо будет подключить федеральные службы. Ждите подтверждения через две минуты. — Страхуемся, сказал он Джордану, приводим в готовность спасателей. Хотя они оба понимали, что между Уокерс-Кеем и побережьем много воды, а самолет вылетел слишком давно.
— Оставьте ваш телефон, я позвоню.
Джордан сказал ему номер.
— Прямая линия. Я буду ждать. Как ваше имя?
— Кен Уильямс.
— Спасибо за помощь, Кен. Я вам благодарен. — Он налил себе кофе и позвонил в Милан.
— Дэйв, это Куинс.
В Италии была уже полночь.
— Да.
— Кажется, у нас беда. В гостинице на Уокерс-Кей сказали, что Митч вылетел сегодня ранним утром. Он должен был прибыть в Вашингтон три часа назад. Пока нет ни его самолета, ни следов его регистрации на летных базах. Береговая охрана готова начать поиски.
— Он точно улетел?
— В гостинице проверяли дважды. Посмотрели на поле — самолета нет.
— Отсюда есть рейс американской компании в десять утра. — Были и более ранние рейсы, но непрямые, так что выиграть во времени все равно нельзя было больше двадцати минут. — Буду у тебя завтра в два тридцать.
Что еще, подумал Джордан: кого нужно оповестить? Он переключился на другую линию и позвонил на Холм.
