Крамер поглядел на себя сверху вниз. Халат не спасал положения. Как палатка на шесте. Только если согнуться в поясе, тогда незаметно. Так что либо идти через гостиную в полный рост, и пусть няня видит, либо согнувшись, будто тебя прихватил радикулит. Крамер стоял за дверью, погруженный во мрак.
Мрак. Самое подходящее слово. Появление в их семье няни наглядно показало ему и Роде, в какой трущобе они живут. Вся их квартира — трехсполовиной комнатная, на нью-йоркском жилищном жаргоне, — была на самом деле разгороженной спальней, просторной, но не более того, на третьем этаже бывшего городского особняка. В ней имелись три окна, выходящие на улицу. Теперешняя так называемая спальня, где он сейчас стоял, была всего лишь узкой щелью за перегородкой из сухой штукатурки. На нее приходилось одно окно. Остальная часть прежней комнаты исполняла роль гостиной, ей достались два других окна. А у входной двери еще две щели, одна — кухня, где не могли разойтись два человека, другая — ванная. Обе без окон. Больше похоже на ходы в термитнике, в зоомагазинах продаются такие. Но квартира обходилась им в 888 долларов ежемесячно — это при стабилизированной квартплате, а если бы не закон о стабилизации цен на жилище, то набралось бы, наверное и все 1500, о чем в их случае не могло быть и речи. А они еще так радовались, когда удалось ее найти! Господи, да в Нью-Йорке сколько угодно его ровесников, тридцатидвухлетних дипломированных специалистов, мечтающих о такой трехсполовиной комнатной квартире в бывшем городском особняке на Семидесятых улицах Вест-Сайда — с высокими потолками, с видом из окон и со стабилизированной квартплатой! Подумать только, прямо оторопь берет. Они едва могли себе это позволить, пока оба работали и получали на двоих жалованья 56000 в год, 41000 после всех вычетов. План был такой, что мать Роды даст денег, вроде бы подарок по случаю рождения ребенка, чтобы на четыре недели оплатить няню, пока Рода не оправится и не вернется на работу. А они за это время подыщут жиличку, которая за стол и кров будет смотреть за ребенком. Теща свою часть плана выполнила, но стало уже более или менее очевидно, что эта мифическая жиличка, которая .согласится спать на диване в вест-сайдском термитнике, в реальной жизни не существует. Так что вернуться на работу Рода не сможет. И придется дальше существовать только на его 25000 (после вычетов), а квартплаты за эту трущобу, даже и стабилизированной, с них причитается 10656 долларов в год.
И то хорошо, что эти мрачные размышления вернули его халату благопристойный вид. Он вышел из спальни.
— Доброе утро, Гленда.
— О, доброе утро, мистер Крамер, — этим своим холодным английским тоном.
Крамер считал, что терпеть не может англичан с их английским акцентом. А на самом деле он перед ними просто робел. В одном этом "О", обыкновенном "О", звучал недвусмысленный упрек «Проспался наконец, слава тебе господи».
Сама няня, полная такая тетя под пятьдесят, уже успела облачиться в идеальную белую униформу и стянула волосы на затылке в безукоризненный пучок. Диван-кровать сложен, сверху накиданы желтые диванные подушки — для придания непринужденного дневного вида. Няня сидит на краешке, спину держит прямо и пьет чай. А ребенок лежит в кроватке, довольный и ублаготворенный. О женщина, имя тебе — Ответственность. Ее нашли через «Агентство Гофа», которое в «Таймсе» рекламировали как самое лучшее и модное. Вот и выкладывай теперь модную цену — 525 долларов в неделю за няню-англичанку. Иногда в разговоре она упоминает разные другие адреса, где ей доводилось работать прежде, — Парк авеню, Пятая авеню, Саттон-Плейс… Ничего не поделаешь, мадам, теперь вы насмотритесь, как живут в Вест-Сайде на четвертом этаже без лифта! Они с женой звали ее Гленда. А она их — только мистер Крамер и миссис Крамер, никаких Ларри и Рода. Все шиворот-навыворот: Гленда, благообразная, прилизанная, попивала чай, а мистер Крамер, хозяин в термитнике, пробирался мимо нее в ванную комнату босиком, с голыми икрами, встрепанный, в вытертом клетчатом махровом халате. В углу, под пыльным деревцем драцены душистой в кадке, уже работал телевизор. Кончился всплеском красок рекламный клип, улыбающиеся лица стали комментировать новости. Впрочем, звук был выключен. Неужели она, такая безупречная, допустит, чтобы в комнате орал телевизор? Интересно, что она на самом деле думает, эта британская арбитресса, поставленная (вернее, посаженная на диван) судить убогий быт Крамеров?
Что до миссис Крамер, то она как раз в это мгновение выходила из ванной, по-прежнему в халате и шлепанцах.
— Ларри, — промолвила она, — глянь-ка, что у меня на лбу, не сыпь ли? В зеркало плохо видать.
Все еще сонный, Крамер посмотрел, что у нее на лбу.
— Ничего там нет, Рода. Прыщик, наверно, будет.
И вот еще это. С тех пор как у них появилась няня, он стал обращать внимание на речь жены. Раньше он ничего предосудительного не замечал, ну разве иногда. Рода окончила Нью-Йоркский университет. Последние четыре года работала редактором в издательстве «Уеверли-Плейс букс». Интеллигентка, можно сказать, когда они познакомились, увлекалась поэзией Джона Эшбери и Гэри Снайдера, могла подолгу рассуждать про Никарагуа и Южную Африку. И тем не менее говорит как необразованная. Это у нее тоже от матери.
Рода прошлепала мимо, и Крамер протиснулся в ванную комнату. Типичный совмещенный санузел. На пруте душевого занавеса сохнет белье и на веревке, протянутой наискось от угла до угла, тоже: детский комбинезончик, два слюнявчика, женские трусы, несколько пар колготок и еще бог весть что, не нянино, разумеется. Крамеру понадобилось пригнуться, чтобы пролезть к унитазу. Мокрые колготки задели его по уху, неприятно. На крышке унитаза валяется влажное полотенце. Он огляделся: куда бы его повесить? Некуда. Бросил на пол.
Помочившись, он сдвинулся на несколько дюймов вправо к зеркалу над раковиной. Снял халат и майку, положил на крышку унитаза. Крамер любил по утрам рассматривать свое лицо и мускулатуру. При такой широкоскулой плоской физиономии, вздернутом носе и крепкой шее никто с первого взгляда не принимал его за еврея. Скорее уж за грека, или славянина, или итальянца, даже и за ирландца — а что, у него вид вполне мужественный. Обидно, конечно, что вон намечается лысина, но и это опять же признак мужественности. Так, с макушки, лысеют профессионалы-футболисты. А уж мускулатура у него… Но в это утро он пал духом. Его шикарные массивные плечи, шея, грудь — дельтовидные, трапециевидные, грудные мышцы, его выпуклые, литые бицепсы, — из них словно воздух выпустили. Атрофия, черт бы вас всех побрал! С тех пор как в доме ребенок и няня, у него нет возможности работать с тяжестями. Он держит снаряды в коробке позади кадушки с драценой и раньше всегда упражнялся рядом с диваном, но разве на глазах у английской няни — или мифической будущей жилички — он может делать упражнения, кряхтеть, ухать, отдуваться, напрягаться, поглядывая сбоку на себя в трюмо? Исключается. Остается признать неизбежное — оставить детские честолюбивые мечты. Теперь ты кормилец семьи, американская рабочая лошадка. И больше никто.
Когда он вышел из ванной, Рода и няня-англичанка сидели бок о бок на диване и смотрели не отрываясь на экран телевизора. Звук теперь был включен. Шла информационная программа «Сегодня».
Рода обернулась к нему и взволнованно сказала:
— Ты только посмотри, Ларри! Это мэр. Вчера в Гарлеме были беспорядки. Такая заварушка! В него бутылкой запузырили!
Но Крамер уже не слышал, как она говорит. Перед ним на экране совершались фантастические дела: какие-то подмостки — драка — вскакивающие с мест люди — потом огромная пятерня заполнила экран и скрыла все остальное; и снова крики, искаженные лица, размахивающие руки. Ну и ну. Впечатление было такое, как будто хулиганы вот сейчас выпрыгнут из телевизора прямо на пол рядом с кроваткой маленького Джошуа. И это программа «Сегодня», а не местные новости. Ее получит к завтраку вся Америка: на глазах у телезрителей граждане Гарлема в порыве праведного гнева сгоняют с трибуны белого мэра. Вон, вон он, со спины, удирает за сцену! Был мэр всего города Нью-Йорка. А теперь мэр только белого Нью-Йорка.
Передача кончилась, и все трое посмотрели друг на друга. Гленда, английская няня, взволнованно проговорила:
— Ну, знаете ли, по-моему, это просто возмутительно. Цветные не ценят, в каких условиях они здесь живут, вот что я вам скажу. У нас в Англии не встретишь цветного в полицейской форме, не говоря уж о влиятельных деятелях, как тут у вас. Да вот на днях в газете было: в стране свыше двухсот мэров из цветных. И им теперь подавай мэра Нью-Йорка на растерзание. Некоторые просто не понимают, когда с ними по-хорошему обращаются, я так считаю.
Она сердито дернула головой.
Крамеры переглянулись. Они поняли друг друга без слов.
Слава Господу в небесах! Какое облегчение! Можно дух перевести. Мисс Безупречность-то оказалась расисткой. В наши дни иметь такие взгляды просто неприлично. Они выдают детство в бедном квартале, принадлежность к низшим слоям общества, дурной вкус. Так что Крамеры все-таки могут смотреть на свою няню-англичанку сверху вниз. Фу-ты ну-ты, прямо камень с души.
