— Давай, Слава, давай! Шевели мозгами. Это у тебя хорошо получается!
— Не перебивай. Если, скажем, подкинуть Банникову информацию по делу Мухамедшина, то есть, конечно, не всю, а только ту часть, которая касается танков, и продемонстрировать ему, что это не просто контрабанда оружия, а глобальная провокация против Президента и, естественно его самого, то первое, что он сделает — бросится спасать свое место под солнцем. Логично?
— Вполне. Если, конечно, Банников сам не в курсе этих дел, — провоцирую я Славу.
— Гарантии, конечно, нет, но посуди сам: в гореловском органайзере его нет, а информация о левых танках не того рода, чтобы сообщать её лицам, непосредственно в деле не участвующим. Верно?
— Думаю, да. Хотя, если возможно, этот вопрос следует уточнить.
— Хорошо. Как ты предлагаешь действовать?
— Мы с Валерой едем в командировку… — буднично сообщаю я.
— С Валерой?
— Да. Я уже договорился насчет его кандидатуры.
— Лихо!
— Не знаю уж насколько лихо, но мне, пожалуй, будет спокойней. Так вот, мы едем, устраиваем тарарам, выстраиваем все таким образом, будто вся акция была задумана с единственной целью: его, дорогого нашего и трижды ненаглядного генерала Банникова, подсидеть, и через него гоним материал наверх. Ну что, складно?
— Складно. Отчего ж не порадовать хорошего человека. Так, поди ж, мучается — подсиживают или не подсиживают? А тут будет спать спокойно, причин для беспокойства нет — подсиживают. Браво, бис! Один только вопрос, как ты все это реально собираешься провернуть? — в его голосе я явственно чувствую нешуточное беспокойство.
— Честно? Пока не знаю. Как любили говорить в Советской Армии — действуем по обстановке.
— Понятно, — скептически произносит капитан Бирюков. — Дело ясное, что дело темное. Ладно, давай подобьем, что нам по поводу поездки известно. Время выезда?
— Суббота. Банников говорил — пятница, но его зам утверждает, что суббота, ибо по пятницам данный рейс не летает.
— Очень хорошо. Значит, мы знаем, что летим самолетом и как минимум одну особую примету нужного нам рейса. Сейчас попробуем уточнить.
Слава поворачивается к компьютеру и берется за мышь. После недолгих манипуляций, на дисплее появляется расписание полетов московских аэропортов.
— Так, — сам себе говорит Бирюков. — Для простоты предположим, что вы летите из Москвы. То есть, теоретически возможно вас отправить, скажем, из Владивостока, так сказать для пущей конспирации, но вопрос, зачем? Итак, полет за бугор…
Слава вводит новое условие и таблица вылетов становится значительно меньше.
— По пятницам не летает…
Список вновь уменьшается, но он по-прежнему занимает довольно много места.
— Больше твои генералы никаких наводок не давали?
— Вроде нет. Спрашивали владение языками.
— И как?
— Английский, и особенно французский, их вполне устроили.
— Устроили, — мой друг на какое-то время задумывается, глядя на монитор. — Нет, это не пойдет. Языки международного общения. Ладно, попробуем так…
Он вновь погружается в раздумья, шаг за шагом анализируя полученную таблицу.
— Я думаю, — наконец прерывает молчание Слава, — это рейс 273 «Москва-Ницца», компании «Аэрофлот». Вылетает в субботу в девять двадцать.
— Почему именно так?
— Почему? — пристально глядя мне в глаза, интересуется Бирюков. — Потому что Ницца — это недалеко от Марселя. А в Марселе, как ты, очевидно помнишь, ошивается доверенный человек генерала Баландина — экс-полковник бывшего КГБ Анатолий Яковлев. Как ты думаешь, что он там делает?
— М-да, вполне вероятно, что ты прав, — не найдя изъянов в его рассуждениях, соглашаюсь я.
— Будем надеяться. Тогда с некоторыми весьма занятными деталями мы определились. Что еще?
— Завтра у нас — прощание славянки, а послезавтра с утра нам с Пластуном прибыть к Баландину с вещами, — прикладывая руку к виску, рапортую я.
— Да, к вопросу о вещах! Их, я так понимаю, надо будет брать с собой?
— Естественно.
— Скверно. Ну да ладно. Оборудование я приготовлю, придется сыграть в «чемоданчик.» Как ты, не против? — спрашивает он.
— В общем-то нет. Единственная проблема — а если с рейсом мы все-таки лопухнулись? — выкладываю я свои опасения.
— Командир, для верности я проведу в Шереметьево-2 всю субботу. Если же я ошибся, — Бирюков разводит руками, — тогда вам действительно придется работать по обстоятельствам и по возвращению лишить меня премии.
— Спасибо за совет, — хмыкаю я, — будем все-таки надеяться, что ты прав.
— Заметано. Цель поездки? Объект охраны? Что-нибудь по этим вопросам известно? — продолжает работать мозгами Мангуст четвертый.
Тут уж настает моя очередь корчить рожу и разводить руками.
— Ну, что поделаешь, — констатирует он. — На нет — и суда нет. Что ещё хорошего расскажешь?
— Ест одно утверждение и один вопрос. С чего начать? — глядя в потолок, вопрошаю я.
— Давай с утверждения.
— Хорошо, уговорил. Передавать информацию Банникову, если конечно этот вариант сработает, я планирую через полковника Коновальца.
— Это который контрразведчик? Друг Сухорука? — немедленно выщелкивает Слава.
— Он самый.
— Что ж, вполне разумно. За время вашего отсутствия я должен с ним связаться и обговорить все детали, — продолжает он дальнейший план действий. — Верно я понимаю?
— Верно.
— Сделаем. Еще пожелания будут? — задает дежурный вопрос капитан Бирюков.
— Проверяй абонентный ящик. Там должны прибыть материалы от наших танкистов. Что еще? Да, Тагира, я думаю, можно уже отозвать.
— Резонно. — Кивает головой Слава. — Если он, конечно, не закопается там с головой в этом чертовом Учкудуке.
— Проконтролируй. И наконец, вопрос. Что у нас с операцией против Горелова?
— С засылкой? Все в порядке. Ты приказал — я сделал, — удивленно произносит Бирюков. — Сейчас продемонстрируем.
Он открывает стол и выкладывает подарочную коробку с элегантным бантом.
— Ты подруге своей ювелирные изделия дарил?
Я с некоторым стыдом вспоминаю, что по поводу подарков прекрасным дамам у меня, увы, изрядный прокол. Заметив мою сконфуженность, Слава успокаивающе машет рукой.
— Ладно, не страдай. Сегодня подаришь. — Он открывает коробку и я вижу в ней замечательной красоты колье и причитающиеся к нему в наборе серьги.
— Смотри и любуйся! Замечательное изделие, совместного производства фирмы «Дольфинор» и наших умельцев. Конечно, ради красоты пришлось пойти на некоторые уступки, но метров сто пятьдесят уверенного приема в течении двенадцати часов Кулибины нам обещали. Так что конфиденциальные беседы, исключая нашу, с этим колье на шее лучше не вести. Да, кстати, я тут для тебя кое-что заказал. Мало ли что на выезде может пригодиться? Завтра будет готово. Если вдруг не успеют, я тебе подарочек вложу в чемодан. Идет?
— Договорились, — соглашаюсь я. — С галлюциногеном все в порядке?
— В полнейшем. Так что можешь командовать «В атаку».
— Спасибо, Слава. Хорошо, тогда я поехал. Вечером свяжусь.
— Удачи. И мой тебе совет — сходи домой, отоспись.
* * *
Стоит ли упоминать, что, договорившись с барышнями о встрече на вечер, я с радостью отправился следовать доброму совету моего друга. Благо, привычка, приобретенная за долгие годы оперативной работы, позволяла отключаться в любое время суток и в любых условиях.
Вечер начался со звонка Валеры, подробно изложившего свое мнение по поводу предстоящей поездки в Европу. Не то, чтобы его сильно тревожила мысль об очередной загранкомандировке, но, как бы это поточнее выразиться, она не входила в ближайшие планы майора Пластуна. Как будто кто-то когда-то интересовался нашими планами, когда речь шла об интересах Великой Империи? Обсудив с Мангустом вторым животрепещущую проблему: «Что делать и кто виноват?», я гляжу на часы, понимаю, что дальнейшая попытка продолжить давление ухом на подушку не имеет смысла и, тяжело вздохнув, отправляюсь готовиться к предстоящей встрече.
Спустя час я заезжаю за Птахой к ней домой на Строителей и мы вместе мчимся к тете Алине, где по-прежнему отсиживается Наталья. Хозяйка радостно всплескивает руками, увидев приваливших на ночь глядя гостей, и вскоре мы уже пьем чай с баранками и клубничным вареньем.
— Что, даже проводить не придешь? — опечаленно спрашивает моя возлюбленная, втайне надеясь, что я тут же начну разуверять её в столь безосновательных подозрениях.
— Увы. — Я беру её руки в свои и стараюсь хоть как-то утешить. Попытка бесплодная, но что уж тут попишешь. — Послезавтра утром я в отстойнике. Никаких связей с внешним миром.
— А завтра? — в голосе её слышатся плохо скрываемые слезы.
