— Ты поступил бы так же. Иначе как бы я добился свертывания блокирующего наблюдения за здешней морской границей со стороны открытой Балтики? Мне коридор для отхода с Бахметьевым нужен!
— Выходит, тебе пришлось повозиться из-за меня?
— Тебе повезло, Бэзилушка, — сказал Рум. — Выходит, что ты набивал себе цену, капрал Москва!
— Когда деньги, Рум?
— Депозитарий, то есть «Экзобанк», выдаст деньги после освобождения Вячеслава, своего фактического патрона, в Гамбурге или Роттердаме. Алюминиевый кейс с наличностью «Экзобанк» получил от твоих хозяев в полдень. Я сам пересадил курьера с ним на специальный катер, который ушел в Финляндию…
— А где гарантии, что «Экзобанк» отдаст деньги?
— Подписанный Вячеславом чек «Экзобанка» будет в кармане его пиджака в момент обмена на Бахметьева. Нет чека в кармане — нет обмена… До твоего появления меня это и беспокоило: будет ли чек на месте? Теперь я могу рассчитывать на тебя. Перед выходом на линию обмена ты проверишь карман Вячеславика… Опять вместе. Ты на своей стороне, я — на своей.
Бренди, видимо, и его расслабило.
— Тогда по рукам, — сказал я. — Двадцать пять процентов… Сними наручники с меня, Рум.
Он повертел пустую фляжку и бросил за борт.
Мне показалось, что я уловил далекий гул мотора.
— Думаю, рановато… Отвезу-ка я тебя на свой борт, покажу генералу. Замажу в его глазах. И верну на берег к утру… Дружба, Бэзилушка, в особенности давняя и затянувшаяся, всегда импровизация.
— Импровизация? — переспросил я.
Рум уже поднял голову и вытягивал из огромного футляра, висевшего на ремне через плечо, портативный передатчик. Он тоже услышал и засобирался вызывать свою резиновую эскадру.
Я сделал глубокий вдох, зажмурился поплотнее, опустил руки в наручниках по локти в заливавшую пайолы воду, приподнял слизистую тушу огнетушителя и вдавил латунный рычажок. Шипящая пена ударила вверх мимо моего лица. Я услышал захлебывающийся кашель. Рум бил ногами, но, видимо, ослепленный, попадал не в голову, только по плечам. Я давил и давил рычажок огнетушителя.
Мягкий рокот мотора накатил стремительно. Сквозь сомкнутые веки я почувствовал яркий свет. Открыл глаза и — ослеп. Галогенные лампы, которыми светили прицельно, будто выкалывали зрачки.
Встав на колени, сжав руки в наручниках, я вслепую ринулся кулаками и головой в сторону, где, по моим расчетам, должна была находиться грудь залепленного пеной Рума. И, не встретив ничего на своем пути, вывалился из катера в море.
Гаргантюа Пантагрюэлевич ключом, вытянутым из кармана в бушлате Рума, отомкнул наручники на моих руках. Я тут же защелкнул их на запястьях старого боевого товарища. Потом вырвал у толстяка ключ. Ге-Пе презрительно усмехнулся.
Рация Рума исчезла.
— Этот пленный мой, — сказал я.
— Ваш, ваш, — мрачно ответил Ге-Пе. — Как скажете… Но на вашем месте я выбросил бы его за борт. Он хотел вас утопить.
Дечибал Прока стягивал меховую куртку. Намеревался одолжить?
Огромный матрос, ступая косолапо, внес в просторную рубку-каюту меховой спальный мешок.
— Сбросьте мокрое и закутайтесь пока, — сказал он.
— Кого я вижу! — приветствовал я здоровяка, невольно переводя взгляд на его квадратные ступни. Без носков, в резиновых галошах с подбоем на искусственном меху. — Евроистопник Линьк Рэй! Шагом марш за одеялом и клейкой лентой… Мне бы упаковать этого человека понадежней. А потом переодеваться!
— Кто это? — спросил Ге-Пе.
— Ах, да, твое превосходительство, ты ведь его первый раз в жизни видишь. Позволь представить: Чико Тургенев, прошу жаловать…
Гаргантюа Пантагрюэлевич в лице не изменился.
— Чико так Чико. Как скажете…
Рум слегка покачал головой. Я кивнул.
— Он не говорит ни по-русски, ни по-эстонски, — сказал я. — Только на языке любимых гор… Так что, не лезьте к нему.
Ножом я вырезал в мешке дырки для рук, распорол его низ, а потом, сбросив ботинки, брюки, плащ и остальную одежку, влез в меховой мешок, как в халат.
Я перехватил взгляд Ге-Пе. Он высматривал одолженный у него «ЗИГ-Зауэр», надеялся на возврат. Потом отвлекся: бортовая рация начала принимать мелодию Гершвина, на этот раз «Американец в Париже». Позывные? Ге-Пе резко, отсекая нас, задвинул гармошку двери между ходовой рубкой и каютой.
Срезав ножом мокрые одежки с Рума, я запеленал его в одеяло, принесенное Линьком Рэем, и обмотал поверх скотчем. Рум понимающе опустил веки. Благодарил. Было за что! Могут ведь и пристрелить… Но у меня насчет бывшего взводного был свой план, и он вытанцовывался. Даже слишком. Не сглазить бы теперь…
Я сделал движение, имитирующее нажатие кнопки, и дернул вопросительно подбородком. Рум качнул головой. Разумеется, никакой гранаты в нагрудном кармане генерала Бахметьева, как я и предполагал, не было.
— Дечибал, — сказал я, — прими пленного. Посиди рядом.
— Есть принять пленного, — весело откликнулся бывший офицер советских военно-морских сил. Ему, кажется, нравилось вспоминать службу на этой роскошной шведской посудине.
Собрав в охапку кучу одежки, с которых натекало на пол, и отпихнув ногой перепутавшиеся кольца линя, которым меня вылавливали из моря, я поднялся к кормовому люку. Размахнувшись пошире, швырнул ком за борт. Краем глаза посмотрел в сторону рубки Ге-Пе. В овальных иллюминаторах носовой надстройки различались какие-то люди. Человек пять, может быть, и больше.
Катер шел без огней. Только зеленые показатели приборов светились на панели управления. Огни лохусальского пансионата на берегу становились ярче. Мы жались, оказывается, к суше.
— Ты что делаешь, твое превосходительство? — заорал я Ге-Пе, сидевшему за штурвалом на высокой табуретке как в баре. — У тебя радара, скажешь, нет, чтобы обнаружить катер с генералом? Ты в берег сейчас упрешься! Ищи катер с генералом!
Ге-Пе ухмыльнулся.
— Заткнитесь, вам протрезветь надо… От вас шнапсом несет! На базу я возвращаюсь, — сказал он, посматривая на приборы и береговые огни.
По бельму радарного экрана расползалась зеленая сыпь, вероятно, обозначающая камни, островки и, возможно, лодки, мимо которых мы неслись, растягивая седые усы отбойной волны, исчезавшие в темноте.
— Почему?
— Я видел резиновые лодки… Я легко догнал бы их и передавил корпусом, хотя ход у них на пластиковых килях отличный. Но они не моя забота. Как и большой катер, который… вот взгляните на радар… уходит мористее.
— Там заложник!
— Мне-то что? Наш уговор — вывести вас на Чико. Этот тип в засохшем дерьме… ну, этой… заскорузлой пожарной пене — Чико или не Чико? Или вы передумали и этот Чико опять уже не Чико?
— Чико, — сказал я.
— Тогда свое дело я сделал. В расчете с вами и господином Дубровиным.
— Он, что же, платил тебе за работу?
Ге-Пе пожал жирными плечами.
— А если они вернутся? У них радар есть… И атакуют тебя? — спросил я.
— Не вернутся. Заложник-то у них. Зачем им теперь это выловленное пугало? Вы можете мне сказать?
Толстяк мотнул головой в нижнюю часть рубки, где Прока караулил Рума. Действительно: зачем им этот квази-Чико? Бахметьев у них, деньги за генерала получат, долю пропавшего главаря раздуванят. Если банда не рассыплется, выберут нового пахана взамен утонувшего или захваченного, всего и дел-то.
Неуязвимость «Экзобанка» в новой ситуации тоже непробиваема. «Линкольн», подлинный «Линкольн», принадлежащий банку, не появлялся на лохусальском пирсе. Он стоял во дворе представительства «Балтпродинвеста». Приехавшие на нем сотрудники банка находились в помещении представительства, вели переговоры. Про «Линкольн»-двойник, на котором якобы вывезли заложника, они, конечно, слыхом не слыхивали. Кто вообще это видел?
Таким образом, ведомая Раулем «Икс-пять» выходит в оговоренной точке на стыковку с катером, чтобы принять Бахметьева. Туда же подойдет шаланда из Пярну с картонными ящиками, помеченными рисунком черепахи. «Икс-пять» нырнет под морскую границу, и — все…
Я молчал.
— Внизу есть диваны, — сказал сочувственно Ге-Пе. — Поспите, если можете, с полчаса. Могли бы придти на место и раньше, да я думаю, лучше покружить, осмотреться…
— Куда идем?
— Братана и ещё двух моих людей встретит ялик на траверзе Лохусалу. А катер я уведу на базу в Пирита… Моя тамошняя резиденция в вашем распоряжении… Возможно, вы захотите встретиться с кем-то из ваших. Пожалуйста. Приглашайте туда…
— Не осталось у тебя покупателей на меня? — съехидничал я и отправился вниз, где под ворсистым палубным покрытием работал подогрев, угодливо включенный Ге-Пе.
В каюте Прока, распотрошив бортовую аптечку, готовил чистый пластырь на мое бедро. Рум, откинувшись и увязнув в роскошном диване, смежил веки. Впавшие виски, седина, худые кисти рук, отеки на запястьях под наручниками, ссохшиеся плечи друга и камарада. Бассейн никому не переплачивает, подумал я. Бог даст, переброшу и Рума домой…
