— Мне нужно переписать это на три четверти дюйма, чтобы сделать передачу.
Джон взял кассету и направился в заднюю часть видеолаборатории. Наоми села за стол и включила старый компьютер «Эппл». Райан и Люсинда бродили по комнате, чувствуя себя ненужными.
— Хочешь, я напишу сценарий? — вызвался Райан.
— Я сам сделаю, — отозвался Харрис. Он всегда сам писал свои репортажи. — Это займет час, может быть, два.
Райан и Люсинда вышли на улицу, нашли скамейку, смотрящую на залитое лунным светом поле для игр. Райан повернулся к Люсинде и долго на нее смотрел, не зная даже, как сказать то, что он хотел. Его кое-что волновало вот уже два дня.
— Я хочу, чтобы ты кое-что знала, — начал он. Его голос уносил прочь легкий ветерок. — Я обязан тебе жизнью. Я не могу передать тебе, как близко я подошел к краю в тот день, когда сел на самолет в Бербэнке. Каким-то образом тебе удалось вернуть мне свет.
— Для этого не нужны батарейки.
— Я понимаю, что этот кошмар приближается к концу… И интуиция подсказывает мне, что нам с Мики снова предстоит встретиться.
— Может быть, это просто работает твой талант драматурга… Плохой парень против хорошего парня. Так не будет. — Люсинда не хотела, чтобы все закончилось именно так, потому что Райан проиграет. Она знала, что никто не сможет справиться с Мики. Это никому никогда не удавалось.
— Может быть, и нет. Но у меня странные мысли по этому поводу. Я просто обязан остановить его. И я не думаю, что смогу это сделать, не убив его. А он не позволит разрушить его планы.
Откуда-то из темноты мрачным аккордом раздался крик совы.
— О чем же ты спрашиваешь меня? — спросила Люсинда.
— Если так случится, сможешь ли ты все-таки любить меня?
Люсинда взяла его за руку. Было темно и очень холодно.
— Любовь нельзя контролировать. Ее невозможно включить или выключить. Любовь просто приходит. И она с тобой, хочешь ты этого или нет.
Крик совы отозвался одиноким голосом из хора.
— Райан, два месяца назад, если бы ты задал мне этот вопрос, я бы ответила иначе. Два месяца назад я жила в мире фантазий, хотя факты смотрели мне прямо в лицо. Моя семья защищала меня от всего. А потом все это случилось. И мне пришлось распрощаться с фантазией.
— Мне жаль.
— Не стоит… Ты этого не желал так же, как и я. Я не скажу, что мне было легко. Первые дни после того, как на твою яхту явился Джерри Парадайз, я просыпалась по ночам и думала, как же мой брат смог послать кого-то, чтобы убить меня. Я ведь еще помню хорошее… Он мог быть очаровательным и веселым… Мики смешил меня, когда я была маленькой. Но, Райан, он притворялся. Теперь я знаю, что мой брат не испытывает никаких чувств ни ко мне, ни к кому другому. — Прежде чем продолжить, Люсинда на мгновение отвернулась. — Он смеялся, когда застрелили Рекса. Мики пытался убить нас. — Она снова отвернулась и посмотрела на замерзшее поле, покрытое коричневой травой. — Это, правда, больно. Но теперь я поняла, что все то, что мне так нравилось в отце и в Мики, они создавали искусственно, чтобы манипулировать мной. Я знаю — если Мики будет контролировать президента, он разрушит все устои этой страны. — Люсинда прямо взглянула в глаза Райану. — Но лучше всего я понимаю, что люблю тебя. Больше собственной жизни. И если все кончится плохо, по крайней мере, я встретила тебя.
Они услышали, как крылья ночного хищника шепотом отбивают такт. Райан и Люсинда посмотрели в темноту. Сначала они не смогли рассмотреть птицу. А потом огромный филин пролетел мимо них, на мгновение закрыв луну.
— Вот он, — с благоговением произнесла Люсинда, когда сыч пролетал мимо, отбрасывая лунную тень на замерзшее поле.
Мики понимал, что финальную схватку ради спасения отцовского плана придется провести ему. Он серьезно недооценил Райана. Тот факт, что Люсинда перешла на другую сторону и теперь противостояла ему, подстегивал странное чувство… Оно сжигало его многие дни, и он наконец определил это чувство как гнев. Гнев — это эмоция, а Мики никогда прежде не доводилось иметь дело с эмоциями. Гнев угнездился у него внутри и грыз внутренности. Месть. Жестокая, бесконтрольная. Он должен был сравнять счет.
С тех самых пор, как Мики понял, что он социопат, он изучал это состояние. Мики узнал, что у социопатов интеллектуальный коэффициент либо равен гениальности, либо приближается к ней. Он выяснил, что социопаты очень часто становятся великими актерами и изображают то, что чувствуют другие, и это позволяет им манипулировать людьми и контролировать их. Социопаты, как он прочитал, могут лгать и хитрить, даже убивать, и не испытывать никаких угрызений совести.
В одной книге под названием «Анормальная психология» он наткнулся на странную главу, где психиатр писал, что после сорока лет социопатическое поведение имеет тенденцию к исчезновению. Субъект становится нормальным. Он или она учатся чувствовать, как большинство остальных людей. Доктор называл свое открытие вселяющим надежду прорывом, но эта мысль пугала Мики. Мысль о том, что этот дар, который молодой Ало ценил превыше всего, может исчезнуть, ужасала его. Он потеряет важные ориентиры. Мики всегда был способен выбрать цель аналитически, жестоко наброситься на нее и не испытывать никаких угрызений совести.
Он сидел в кабинете своего отца и смотрел на картины, которые собрал Джозеф. Написанные маслом виды бухты в Палермо и полей вокруг Неаполя. Мики собрал совещание, чтобы обсудить, как найти Райана. Собравшиеся внизу мужчины убьют ради Мики Ало.
Мики зашел в ванную комнату отца и взглянул в зеркало. На него смотрели круглое лицо, масляные волосы, пухлые пальцы. Он вытянул перед собой руки. Вид собственных дрожащих пальцев пронизал его новым ощущением. «Черт», — выругался Мики про себя. А потом на него обрушилась еще одна эмоция. У него похолодело в животе. Словно током пронзило все нервные окончания. И он покрылся холодным потом.
Впервые в жизни Мики Ало испытал страх.
Хейз Ричардс наслаждался лучшими минутами своей жизни. Он был в Вене, в отеле «Империал», чтобы встретиться на специальной финансовой конференции, устроенной для него Эй-Джеем, с мировыми лидерами.
Когда говорил Хейз, люди замолкали. Он не слишком разбирался в мировой экономике, но Эй-Джей подбросил ему ключевые факты и кое-какие наблюдения. Мужчины, которые уже управляли своими правительствами, замолкали и делали пометки, пока он выкладывал свои домашние заготовки.
Если не считать того, что Эй-Джей был страшной занозой в заднице, он оказался прав. Благодаря ему Хейз оставался на первых полосах газет и на обложках американских журналов. Снимки кандидата с Борисом Ельциным и Франсуа Миттераном, или с главами Организации американских государств и НАТО появлялись всюду. Его представили самым красивым женщинам мира. Он раздавал автографы, словно кинозвезда.
Но последнее время на Эй-Джея уже нельзя было полностью положиться. Он очень серьезно пил. Два дня назад Тигарден пропустил встречу сотрудников аппарата предвыборной кампании. Они нашли его в бессознательном состоянии в баре отеля. Эй-Джею придется уйти.
Хейз занимал президентские апартаменты отеля «Империал» с их потолком высотой в двадцать футов и картинами в тяжелых рамах. Арочные окна выходили на панораму словно нарисованного города. В главной комнате паркет не был ничем прикрыт и по величине равнялся половине баскетбольной площадки. Портреты в десять футов высотой различных представителей династии Габсбургов висели на стенах. Наполеон, как ему сказали, спал в огромной кровати в этой самой спальне, когда был в Вене в 1797 году… Кеннеди, Эйзенхауэр, Де Голль и Черчилль, а также и другие менее известные правители за три сотни лет ходили по этим полам и смотрели в эти же самые окна. А теперь номер принадлежал Хейзу Ричардсу, следующему президенту Соединенных Штатов Америки.
До выборов оставалось две недели, и по расписанию Хейз должен был вернуться домой на следующее утро. В штабе избирательной кампании хотели, чтобы он быстренько проехался по фермерским штатам, где его позиции выглядели несколько слабее. Но в остальных штатах кандидат от демократической партии был впереди. Все говорило за то, что Хейз Ричардс вышибет Паджа Андерсона.
Он вошел в спальню, шлепнулся на покрытую покрывалом кровать и начал делать свои ежедневные пятьдесят упражнений для брюшного пресса.
Еще две недели. Тринадцать дней. Три сотни и двенадцать часов, и Хейз Ричардс станет сорок третьим президентом Соединенных Штатов Америки.
— Что за долбаная страна, — он улыбнулся.
Хейз лежал на спине, крутя в воздухе педали воображаемого велосипеда, прямо посреди той кровати, где однажды спал Наполеон.
Передвижную спутниковую телестанцию и передвижную аппаратную оказалось найти легче, чем Коул мог себе представить. Когда Райан включил утренние новости, спортивный комментатор сообщил, что «Матч недели» Национальной футбольной лиги состоится завтра на Гигантском стадионе, и Ю-би-си будет его транслировать. Фургон Ю-би-си, вероятно, должен был быть уже там.
