рады, что Брагин после 57 лет принципиально отказывался от баллотирования в Большую Академию… Да, по сути, и проблемы со здоровьем сына и собственным мешали соревноваться и баллотироваться, как в раньше, со счастливой флэшкой, со своим великодушным демоном, что нашептал все алгоритмы и методы, открытия и изобретения, «когда он верил и любил, счастливый первенец творенья, не знал ни злобы, ни сомненья, и не грозил уму его веков бесплодный ряд унылый…»
Сколько в этих «последних временах» расплодилось никчемных докторов наук и кандидатов, даже членкоров и академиков, которым было бы за честь в самый раз походить в простых кандидатах. Депутаты всех уровней и чиновная братия, как псы подзаборные мяса, требовали денег и ученых степеней, званий – и получали, и получали искомое. Где-то от кого-то Брагин слышал, что депутат ли, чиновник ли защищал в течение полугода или года и кандидатскую, и тут же докторскую. Как анекдот, рассказывали байки про какого-то чина или депутата, что тот в течение года стал доктором и кандидатом по разным наукам, избрали академиком пяти или семи общественных академий, – самый раз баллотироваться и избираться в Большую академию, пора, брат, пора… И избираются… Как скучно и мерзко, господа, когда настоящих исследователей круг тончает на глазах, а кандидатов, докторов, академиков, президентов разных академий – пруд пруди. Сплошная тухлая вода, болото, где все противно. И много научной туфты, никому не нужной, нет развития науки, притока юных сильных дарований и талантов.
А потом, вообще, полный чехол, кирдык: с подачи новых вождей в Российскую Академию Наук ввели сельхозакадемию и медакадемию, автоматически с широким избранием новых членов РАН, увеличили общее число «бессмертных» членкоров и аков до безобразных в своей огромности чисел. Это, шутили в академических кругах традиционно избранных физиков математиков, как коней с яйцами и вагин на колёсиках протащить в Большую академию и выплачивать новоизбранным огромные академические стипендии в нищей разграбленной стране, где от четверти до трети населения живёт за чертой бедности. А вторую поликлинику РАН, близ универмага «Москва» на Ленинском проспекте, предназначенную ранее для докторов и членкоров м академиков АН, где Брагин наблюдался у докторов, лечил свои катастрофные травмы, пока ещё совместимые с жизнедеятельностью, отдали буржуям типа Вахи, чтобы «оборачивать» дорогую московскую землю и стоящую на ней недвижимость, работая на свой огромный, с каждым годом растущий карман.
Первой перемену в характере, образе мысли и образе жизни – «жить без Демона, жить, как все» – почувствовала, раскусила жизнелюбивая и правдолюбивая мать Леры, коллега Брагина по Физтеху. Брагин старался хоть как-то поддерживать старенькую женщину-профессора, а та по мере сил поддерживала Брагина. Однажды она робко улыбнулась и попыталась приободрить его:
– Не грусти казак, может еще атаманом будешь… А может, и не надо жилы рвать, чтобы в атаманы за счет угробленного здравия выбиться и пробиваться куда-то…
В тихих, даже ласковых словах её что-то его задело, и Брагин осторожно спросил, с еле сдерживаемым вызовом:
– Вы на меня, Евдокия Филипповна, как будто в глубине души сердитесь? Догадываюсь – из-за гениальной Леры, которая и не родила, и погибла во цвете лет гения… Под атаманством имеете ввиду необходимость моего нового переключения… Я об этом часто Лере рассказывал…
Мать Леры долго раздумывала, втягиваться или нет в опасный разговор, потом зябко повела плечами, поморщилась. Отошла вглубь комнаты, присела на кушетку, собираясь с мыслями. Успокоилась, взяла себя в руки и произнесла странным, совсем незнакомым голосом:
– Представьте себе, дорогой Евгений, сердита я на вас… – Отчего же недовольны мной, Евдокия Филипповна, на что сердитесь. Я ведь могу потребовать объяснения – не так ли?
Она недовольно кивнула головой:
– Хорошо. Объяснения, значит, желаете. Ну, что ж, придется объясниться, раз желает того потенциальный муж моей покойной дочери. Жалко ее нет, без нее на небесах разговор будет не совсем корректным не доверительным. Но ее, Леру не воротишь. Хотя без нее не объясниться до конца, понимаете, даже понимая ваши физические мучения, помимо душевных… Ни я, ни Лера не хотели бы видеть вас, нынешнего, понимает?..
– Не совсем, – тихо отозвался из своего угла Брагин, – как это не объясниться без нее до конца. Нравиться всем мне не обязательно…
– Я сейчас попробую объяснить…
Глядя блестящими возбужденными глазами прямо в глаза Брагина, заговорила тихо и со значением, акцентируя каждое произнесенное слово, наделяя его особым потаенным смыслом:
– Понимаете, я не могу простить вам смерти единственной дочери… Не перебивайте… – Она сделала предвосхищающий жест рукой, словно Брагин и впрямь готов был перебить ее, остановить ее речь. – Да, да, именно вы виноваты в ее гибели… вы погубили мою единственную гениальную дочь… Вы же не отказываете ей в гениальности…
– Конечно, нет, Лера – гений, автор гениального метода естественной оптимизации и одноименного алгоритма, который цитируют все ведущие математики-модельеры, который обессмертили имя… Я горд, что помог ей…
Она прервала его:
– Я должна бы вас за её гибель возненавидеть, и не только за это – понимаете…
– Что я должен понимать, – с ужасом спросил Брагин, – говорите яснее.
– Не перебивайте, – огрызнулась теща, – не понимает, видите ли, он, экая святая простота… Так слушайте и не перебивайте старших, сударь, хоть в этом будьте воспитанным и терпимым…
И она понесла, понесла что-то страшное и несусветное, такое, отчего видавший всякое в жизни Брагин вжался в спинку кресла и рванул на себе ворот рубахи – не хватало воздуха, он задыхался. Оказывается, Брагин виноват в гибели ее дочери, как фатальный Демон, проклятие их рода. Так и сказала… Лера ведь была свидетельницей на свадьбе со стороны невесты Ивана. Мол, Ивана не только отец и Брагин спасали, но и Лера. Она нашла невесту Ивану, Марью, устроила брак Ивана и Марьи на небесах. А что получила взамен, обеспечив семейное счастье будущему доктору технических наук, профессору, заведующему кафедрой Ивану – нашла свою погибель. Она все знает, причем знает то, что ей не положено знать. А Мария только пятнадцать лет делала вид, что ничего не знает о гибели Леры, что её муж Иван ходил под следствием в качестве подозреваемого, свидетеля… Я была у Марии и узнала от неё, что у неё есть дар – чувствовать приближение опасности. Вот и тогда на свадьбе Ивана она почувствовала приближение опасности, конца света для Леры. Только она проклинает себя за то, что в тот день она ничего не сказала о своем предчувствии опасности, предчувствии конца для Леры Виктору Михайловичу, вашему другу, да и Лере тоже не сказала…
