он не просто обидел Леру, он погубил ее.
Самое удивительное, что за все эти десять-пятнадцать лет после гибели Леры покойная жена-самоубийца Наталья ему ни разу не снилась. Зато Лера снилась многажды, тоже часто во снах садилась на постель к возлюбленному к изголовью, как тот чернокрылый Лермонтовский Демон из школьной книжки с одноименной поэмой. Брагин часто думал о Демоне и его прародителе поэте Лермонтове, великом созерцателе двух разверзшихся перед ним бездн, бездны горнего божественного духа и бездны демонического мрака чернокрылого ангела. Только Демон после исчезнувшей в бездне времени флэшки Брагина больше не являлся тому. И Брагин догадывался – почему.
А потому что все, сделанное Брагиным, его сотрудниками, аспирантами, студентами, было из разряда принципиально нового, демонического недостижимого заурядному, пусть и натренированному, нахватанному уму. Все, все без демонического начала, что было во флэшке, что было сотворено на пределе человеческих сил и возможностей – туфта и судороги бездарей. Даром, что за той флэшкой Брагина гонялись чуть ли не все инфернальные силы, лишь бы ее заполучить с корыстной целью ради обогащения и прорыва в новые инфернальные демонические бездны.
Брагин пытался сам восстановить, реанимировать свой аппаратно-программный комплекс, подтягивал к нему лучшие силы своей кафедры из молодых смышленых преподавателей, аспирантов – все ни в зуб ногой, нет прежнего напора, демонической энергетики. А у самого, инфарктного, инвалидного с переломом позвонков и стенозом позвоночного канала уже не было того демонического творческого куража, как во времена своей опасной влюбленности в Леру, их потрясающего трехмесячного любовного романа. Подарив идею «естественно-шоковой оптимизации» вычислительных процессов Лере, убедившись, что та сделала гениальное математическое открытие, Брагин вставил в свой программный комплекс свой только усечённый «редуцированный вариант» автоматической настройки и оптимизации, так и тот упрощенный вариант работал «за милую душу». Что бы было с гениальным Лериным алгоритмом в его программном комплексе – наверняка чудо из чудес, за комплексом все мировые мафии гонялись бы, отстегивая миллиарды долларов, – только о дальнейших перспективах, если бы, да кабы, одному алгоритмическому Богу в фантомных небесах ведомо. Правильно говорят, что все математические и физические открытия надо совершать в юности и молодости, Брагин продлил свою молодость модельера благодаря Лере, их любви, до сорока пяти лет – может, хватит?.. Самое ужасное, Брагин и сам осознавал, что его прошлый демонический кураж неповторим и невоспроизводим. Даже отдельные алгоритмические фрагменты комплексы не схватывались, «не рассекались» «не врубающимися» его новыми аспирантами и сотрудниками. Но ведь сотрудниками кушать самим хочется, семьи надо кормить, а юным аспирантам надо защищаться, желательно в срок согласно утвержденным университетским и министерским планам… И защищались ребята, и кормились сотрудники – только за счет более простых и тривиальных задач и их решений – только к прорыву той погибшей в демонической бездне времени все это не имело никакого отношения…
У Брагина были уже много защитившихся аспирантов, несколько новоиспеченных докторов, а удовлетворения, того настоящего «демонического», уже не было. К тому же кто-то или что-то мешал ему: академический институт после первого директора-академика, руководителя его в Брагинские аспирантские времена, трансформировали во второй, где новый директор-академик сильно уважал, выделял Брагина, давал личную рекомендацию для избрания в членкоры, вместе с рекомендацией Ученого Совета Института. Потом новая трансформация в третий институт, где Брагин, поработав там совсем немного главным научным сотрудником, спокойно уходит оттуда. Словно инфернальные силы трижды перекрывали Брагину кислород, чтобы он не прорвался на научный, технологический олимп, стал самым первым из первых, единственным из единственных «избранным Высшими Силами». После 57 лет Брагин уже не баллотируется в членкоры и аки Большой Академии: пор и честь знать, если демонического Брагина не признали, – то пожилому с подорванным здоровьем и соваться в «корифеи науки», о которых в энциклопедиях пишут не стоит.
Брагин категорически отказался – гордыня? не без этого! – от упоминания своего имени во многих зарубежных и отечественных справочниках и изданиях типа «Кто есть кто в», «Ху из ху?» Разочаровался Брагин и в выстраиваемом или выстроенным рыночном квази-демократическом капитализме, а также в капиталистической Академии Наук, где коврижки с чинами выдавали незаслуженно, а то и покупали и продавали по принципу «ты мне, я тебе». Раньше он отказывался от многих приглашений ведущих мировых фирм и университетов, потому считал, что его изобретения, алгоритмические и программные комплексы, новые эффективные концепции минифабов и спейсфабов нарушат баланс сил в мире, приведут к катастрофе и гибели его Отчизны. А потом часто думал о том, как хорошо, что флэшка не попала в руки забугорным и отечественным монстрам… Ведь даже большинство своих открытий и многих дюжин изобретений, сделанных во время его «болдинской осени», трехмесячного романа с Лерой он так и не оформил в виде патентов на изобретения и средств защиты топологий, алгоритмов программ и вычислительных процессов моделирования и автоматизированного проектирования схем и систем.
Он через какое-то время отказался от заведывания кафедрой, став простым кафедральным профессором с минимальной лекционной и преподавательской нагрузкой. Всё время повторял себе заклинание: хоть что-то ещё успеть сделать, сделав резкое переключение – без повреждения плохо работающего и переносящего нагрузки сердца, без окончательного разрушения позвоночника. Доброхоты и доброжелатели во время его медицинского и психологического кризиса тихо и мирно выжали из академического института сына Брагина, эсэнэса в ИМЭМО, парнишка не смог набираться идей и демонической энергии у папаши. А его коллеги воспользовались его вспыльчивым характером и психологическим срывом, слили того. Может, за то, что тот в каком-то научном споре предложил заведующему сектором и двум другим эсэнэсамм выйти в коридор для разборки на кулаках. Слили сына Брагина, может быть, и потому, что тот всё ещё пытался слепить докторскую диссертацию, а тема «техноэкономики наукоёмкого бизнеса» без фантастических усилий выпавшего в осадок Брагина-старшего, в исполнении Брагина-младшего, – его коллег по институту и дирекцию ИМЭМО не возбуждала на подвиги экономического прорыва капиталистической России. Да и рисковать с расстроенной психикой сирота в науке не хотел и не мог по примеру отца, когда наслышан был и о гибели Леры от рук мафии, и о том, что его отец тоже был на краю демонической бездны опасного творчества. Когда за демоническими флэшками гоняются и норовят объегорить, поставить на счётчик. А то и грохнуть, врезавшись в интеллектуала сзади на бешеном авто. Может, мстительная мафия Вахи постаралась, что устроила Брагину-младшему несколько «случайных» подстроенных драк, из которых молодой учёный с бойцовским характером вышел с пробитой головой и разрушенной верой в добро и справедливость, с путаницей в пробитой голове о друзьях и врагах?
А конкуренты были только
