рождения бесовскому действу, выстрелил себе в висок.
Брагин даже в потемках затухающего сознания почему-то был уверен, что Лера всё же не разобьется, не должна разбиться об острый каменный выступ в воде, потому что чисто вошла в воду, почти без брызг… Надеялся из последних потаенных сил, что скоро и к нему возвратится сознание, может, ему возвратят его, как недостающую главную суть для его жизни, их совместной судьбы, чтобы снова ожить, чтобы снова мыслить и верить в одну великую истину, что любовь побеждает все… Свобода выбора фатальна, чтоб не исчезнуть без загубленной напрасно любви…
Почему потом Брагин зримо представил то, что должна была увидеть Лера – не волны моря, а непробиваемую лбом стену в виде острых каменных глыб и гранитных нагромождений – об эту каменную непроходимую стену судьбы, фатума можно только разбиться в лепешку… Уже после похорон Леру, точнее, ее останков в закрытом цинковом гробу, в котором её доставили из Крыма в Москву, Брагину тоже пришлось испытать каменный удар судьбы, фатума…
На московском оживленном перекрестке в его автомобиль, стоявший за какой-то грузовой машиной, сзади на полной скорости врезалась в зад авто иномарка с безумным шофёром, перепутавшим педаль газа с педалью тормоза. Это случилось при правом повороте с Университетского проспекта на метромост и Комсомольский проспект. На Университетском Брагин был в доме безутешно матери Леры, по поводу устройства «сороковин», и за рулем находился в растрепанных чувствах…
Он видел в зеркало заднего вида, что сзади на него на дикой скорости несётся иномарка, было очевидно, что так страшно быстро и неумолимо приближается насилие, смертельное насилие, которого не избежать. Какая разница, поставил ты свою машину на ручной тормоз или нет, сопротивление фатуму бессмысленно. При снятии с ручного тормоза сохранялся хоть какой-то шанс смягчения удара судьбы только в том случае, если впереди было бы пусто, можно покатиться в пустоту, как-то пережив насильственный удар сзади… Но иномарка мчалась на бешенной скорости, даже если она начнет тормозить за пять-десять метров от тебя, то всё равно будет удар в зад огромной дьявольской силы. Но впереди у Брагина непробиваемой каменной стеной стоял грузовичок… Это уже чисто гипотетически можно было моделировать тупиковую катастрофную ситуацию: получив удар сзади, воспользовавшись инерциальным движением авто, вырулить и объехать грузовичок, пусть даже царапнув своей дверцей… Только видя в зеркало заднего вида летящую на него сзади дьявольскую катастрофную иномарку, которой уже при всём желании не затормозить, Брагин с ужасом разглядывал непробиваемую стену впереди… Уже не было ни малейших шансов спастись, обойти, пролететь по инерции мимо этой стены, вылететь на простор воздушных волн… И у Брагина в доли секунды в глазах, вернее в воспалённом сознание возникло видение Леры в её последнее мгновение – полёта, падения в море вниз головой, а вместо глади моря каменная стена – у Брагина и руки были не на руле а сложены по бокам, как в полёте в море, только он во что-то упирался изо всех сил, втягивая голову в шею, предельно напрягая все мышцы, физически и ментально, видя приближение каменной стены, чуя уже соприкосновение с ней… Конечно, это был конец, но для Брагина, в отличие от Леры, это был конец относительный со смещением позвонков и стенозом позвоночного канала, с инфарктом миокарда… Обо всём этому Брагину расскажут врачи из ЦКБ РАН в Ясенево… Расскажут и то, что у него это уже второй инфаркт за сорок дней, значит, первый, который он перенес на ногах, случился тогда, когда он видел бег Леры ввысь на каменный выступ, её полёт с высоты в море, на камни… Только Леры уже нет, а его белокрылые ангелы-защитники зачем-то сохранили для физического бытия на белом свете…
Часть XVIII
Без Демона и фаталиста
Совсем другие времена, сколько-то лет спустя – десять? пятнадцать? без разницы! – после событий того года, но отчего-то неспешность, затяги, растянутость, даже размытость, как при замедленной монтировке кадров с надоевшими стоп-сигналами и повторами. Совсем другие времена без Леры. Вот что успокоившийся Брагин старался забыть, как можно скорее, так это видение случайной встречи с Вахой, с холёным лицом «хозяина жизни», явно едущего нас новую ярмарку процветания, но по-прежнему в густой толпе телохранителей, в полупустом баре международного аэропорта Домодедово. Мгновенно пересеклись они взглядами, и также мгновенно разошлись в разные стороны: Ваха, вышедши из-за столика, прервав неожиданно свою трапезу, а Брагин – прочь от стойки, ничего не заказывая и не начиная трапезу. А в моделируемой фантазии Брагин мог бы вести совсем по-другому: услышавший от Вахи снисходительную остроту в свой адрес – типа, салют нереализованному гению, изобретательному ученому мерину – Брагина с помутнённым сознанием, потерей над собой контроля, смело с кулаками бросился на верзилу, успевши врезать тому за всё… В моделируемом фантомном видении Брагин знал, что со сломанным позвоночником ему ничего не светит в схватке с опасным соперником, в которым он не имел никаких шансов вообще – его бы прихлопнули, как комара на ладони, раздавили бы в два счета. Брагин в дополнение к своему фантомному фантазийному видению даже вставку делал: почему при случайной встрече с Вахой в аэропорту у него не оказалось инвалидной палки, что прописали ему врачи при трудностях движения без надежной опоры? Но Брагин почему-то стеснялся ходить «с палочкой», как старичок, давно приехавший с ярмарки юности и молодости. Но здесь бы палка для удара мстительного пригодилась бы. И продолжение фантазийного фантома, где Ваха не ожидающий такой неожиданной реакции «медицинского пациента» с палочкой или без палочки, поначалу сплоховал поначалу, получил пару нешуточных ударов в лицо, чувствительный тычок в нос, чтобы обязательно оттуда кровь хлынула, в подбородок, шею… Брагин даже умудрился бы свалить Ваху с ног, так сказать, «перевести в партер» опытного мастера ковра, попытался схватить того внизу за горло, стиснуть, придушить, перекрыть кислород задушить, как последнюю мразь… А дальше-то что «в партере» делать – убивать или мгновения ждать, чтобы телохранители тебя убили бы и покалечили… И в этой вопросительной фантомной паузе, в сознании Брагина возникал вариант компромисса с мафией – ведь мафия непобедима и неистребима! – мафиозный борец, внизу, «в партере», уже «на автомате» проводит свой
