применена исключительная мера наказания.
– Как это следует мне понимать, герр Мюллер?
Задрожав всем телом, Кэт с диким ужасом на лице уставилась на большие руки мужчины с толстыми, узловатыми пальцами.
– Как знаете, так и понимайте! – ответил Мюллер, взглядом показывая женщине свое безучастие и беспристрастие в этом деле. Таким образом в хитром сыщике незримо проявился искромётный талант психолога.
– Что мне делать, герр Мюллер?
– Фрау Хойзерман! Вы мне задаёте этот никчемный вопрос?
Тонко сжатые губы, холодные карие глаза, прикрытые подёргивающими веками, расссказали Кэт о жгучей ненависти, что питал к ней и к Бруку шеф гестапо. Во всём его физическом облике зуботехник не наблюдала ни сострадания, ни жалости к себе – одно равнодушие, помноженное на дьявольскую ухмылку.
– Больше мне, кроме вас, рассчитывать не на кого! – в этих восклицаниях Кэт Мюллер уловил подтекст беспомощности. – Не знаю почему, герр Мюллер, я более чем уверена, что никогда не увижу Брука. Жизнь для меня потеряет всякий смысл, уйди он от меня. Я расстреляна вашими словами, герр Мюллер. Знайте это! Я могу уйти?
– Да, Кэт! Ступайте. Хотя подождите.
Кэт остолбенела на месте от такого поворота событий.
– Да, фрау Хойзерман, чуть было не запамятовал, – встав со стула, с чувством вины произнёс Мюллер. – Несмотря на то, Кэт, что вы сознательно стали пособницей нашему расовому врагу, я могу обещать вам одно. И не думайте, что герр Мюллер всегда такой безжалостный, всегда себе на уме. Таким человеком меня делаете вы, простые немцы.
– Да, да, герр Мюллер! – Кэт вся подалась вперёд. – Я не ослышалась?
– Пока не стоит благодарить меня, – сказал Мюллер. – Право, оно этого не стоит. Мы же с вами немцы, и я хотел бы, Кэт, чтобы я и вы смотрели на дело этого злополучного Брука с одной точки зрения. Вы согласны со мной, Кэт? Или как?
– Да, конечно, герр Мюллер! – надежда окрылила душу Кэт. – Я никогда не забуду, как вы были добры ко мне.
– Ну вот, вы опять за своё! – недовольно проворчал Мюллер. – Оставьте свои женские эмоции при себе, Кэт. Я не люблю, когда при мне женщины позволяют себе закатывать истерики. Я думаю, вы того же мнения. Я являюсь человеком, который сдержит своё слово при условии, если его сдержит другой. Иначе мы не придём к взаимовыгодному соглашению. Чтобы не быть в ваших глазах плохим человеком, с сегодняшнего дня Брук переводится из Плётцензее в гестапо. – Помедлив с ответом и лукаво улыбнувшись, Мюллер пояснил: – В тюрьму его, в подвал, там у меня будет достаточно времени пообщаться с ним.
Слова Мюллера привели её в трепетное состояние. Глядя на поникшую, но сохранявшую бодрость духа Кэт, Мюллер ликовал. Он понял, что с этой сладкой парочкой у него получится буквально всё, что он задумал. Сейчас он решил продолжить диалог в том же ключе.
– Кэт! Да не стоит вам так расстраиваться, – стал успокаивать её хитроумный Мюллер. – Всё у вас хорошо, всё у вас идёт замечательно. Увы, времена уже не те, что были раньше, и давайте от слов перейдём к делу.
– Я вся внимание, герр Мюллер! – согласно кивнула Кэт. – Я слушаю вас!
– Так вот о чём речь, Кэт! – почесав затылок, с хитрой ухмылкой произнёс Мюллер. – Давайте мы заключим сделку. Вы мне, а я – вам. И все останутся при своих интересах. Условием освобождения господина Брука из тюремной камеры станет ваше добровольное сотрудничество со мной.
– Я должна стать осведомителем гестапо? – не совсем понимая, изумилась Кэт.
– Фу, фрау Хойзерман! – недовольно поморщился Мюллер. – Как вы плохо о нас думаете. Их у нас и без вас через край. Вы, Кэт, мне нужны совсем по другому поводу. Вот об этом мы с вами и поговорим.
– Когда? – в этом вопросе Кэт Мюллер уловил её настрой на вынужденную деловитость и без промедления ответил: – На днях, Кэт, на днях!
Бледная, Кэт в расстроенных чувствах покинула кабинет Мюллера. Судьба Брука для неё канула в тюремную неизвестность. В глазах Кэт потемнело. Только теперь до неё дошло, что чем-либо помочь возлюбленному не сможет. Она и так сделала всё, что от неё могло зависеть, и узнай Брук об этом подвиге, не будет осуждать Кэт в том, что она взяла и бросила его на произвол гестапо, не сумела вытащить его оттуда. Выход из этого тупика ей подсказал Мюллер, и, покидая шефа гестапо, она наперёд знала, что ей предстоит сыграть свою неведомую роль. Мюллер востребовал её профессиональные качества, благодаря им она сделает всё, чтобы Брук оказался на свободе.
Довольный тем, что произвёл на Кэт должный эффект, пройдя к столу и с радостным чувством усаживаясь на канцелярский стул, Мюллер остался один на один со своими мыслями, что пришли к нему в тот момент, когда Кэт ушла. Но с таким настроением ему долго засиживаться не пришлось. Не дали. Его побеспокоил звонок. С резвой выправкой подойдя к аппарату, подле которого на столике покоился графин с водой и прозрачный стакан, он с грозными нотками в голосе произнёс в трубку:
– Группенфюрер Мюллер слушает!
– Вас информирует штурмбаннфюрер Стрелитц! Мы уже в гестапо. Ждём ваших распоряжений!
– Я это, дружище, и без вас знаю, где вы обретаетесь. Он с вами?
– Так точно, группенфюрер! – словно монету, отчеканил исполнительный офицер.
