— Я хотела, — проговорила Олеся дрогнувшим голосом. — Он заставил меня аборт делать.
Ее кукольное лицо исказилось. Некоторое время она боролась с собой, кусая губы, но не совладала, и из ее глаз закапали слезы. Ольга поняла, что хватила лишнего.
— Ну, ладно-ладно, — мягко заговорила она, обнимая Олесю. Ее черные пронзительные глазки виновато заметались. — Извини. Я, правда, забыла. Ну, дура я. Ну, прости. Не расстраивайся. А все-таки сволочи они все! Никаких человеческих чувств нет. И жадные.
— Неправда! — всхлипывая, спорила Олеся. — Вовочка не жадный. Он меня любит.
— Не знаю уж, кто кого любит, — покачала головой Ольга. — А только я не помню, когда у нас с Васей в последний раз хоть что-то было. Притащится домой пьяный, ему и не надо ничего. Трупом валяется, да еще и храпит. А знаете, как иногда мужской ласки хочется! Я ведь тоже человек, между прочим!
— Да, может, уж лучше так, — пробормотала Анжелика и передернула плечами.
Подруги посмотрели на нее сочувственно.
Изредка, выпив, Анжелика рассказывала им, как Виктор заставлял ее спать с другими мужчинами. Или приводил домой проституток, приказывал ей проделывать с ними лесбийские акты и снимал это на камеру.
Они проговорили еще с час и разъехались, так, впрочем, ничего и не решив, но с твердым намерением что-то изменить в своей жизни.
Весь вечер Храповицкий провел у Лены, а ночевать отправился к себе. Он загнал машину в подземный гараж, отпустил охрану и внутренним ходом прошел в дом. Олеся в розовом спортивном костюме уже бежала ему навстречу. Следом за ней, часто дыша, поспешал огромный коричневый ньюфаундленд по имени Дик.
— Вовочка, ты почему так поздно? — капризно осведомилась Олеся. С ним она почему-то любила изображать избалованную маленькую девочку. — Где ты был? Я тебе звонила, звонила. Ты опять телефон отключал?
Дик обнюхал его, обежал кругом и опять вернулся к Олесе.
— Не задавай дурацких вопросов, — не глядя на нее, ответил Храповицкий. — Ты же знаешь, что у нас сейчас на работе происходит.
У него всегда портилось настроение, когда он возвращался домой. А от ее ужимок его мутило, хотя когда-то он находил их милыми. Но тогда она была на четыре года моложе и на восемь килограммов легче.
Олеся привыкла к его раздражению и не замечала его.
— Вовочка, смотри, чему я Дикочку научила! — захлопав в ладоши, воскликнула она и побежала в гостиную. Дик радостно бросился следом.
Гостиная была обставлена мебелью от Версаче. Здесь стояло несколько диванов с надутыми крикливыми подушками, расшитыми золотом, яркие кресла и приземистые шкафы с разноцветным хрусталем. На полу лежал ковер с длинным ворсом, тоже от Версаче. Олеся добежала до середины комнаты, а Храповицкий остановился у стола, положил на него сумку и начал аккуратно доставать оттуда документы, свои удостоверения и деньги, которые он носил в белых длинных конвертах. Он каждый день менял сумки, в зависимости от костюмов.
— Смотри, смотри! — кричала Олеся. — Мы с Дикочкой теперь умеем целоваться!
Она присела на ковре на корточки и скомандовала:
— Дикочка, поцелуй меня!
Собака послушно опустилась на задние лапы, положила передние ей на плечи и приникла к ней мордой.
— Видишь? Видишь? — радовалась Олеся. — Он меня любит. Не то что ты, противный!
— Ты мне пса испортишь! — мрачно проговорил Храповицкий. — Сколько можно тебе говорить, что собака не должна быть в доме. Ей вредно. К тому же она здесь мебель грызет!
— Но ему же холодно на улице! — запротестовала Олеся. — Дикочка может простудиться и заболеть.
— Что ты чушь несешь?! — вспылил Храповицкий. — Ты посмотри, какая у него шерсть! Это тебе не кошка! Я для чего кинологам деньги плачу? Ты больше них о собаках знаешь? У него будка — лучше, чем у твоей мамы квартира!
— Вот и купи маме новую квартиру, — обиженно огрызнулась Олеся.
Храповицкого бесило не столько даже пребывание собаки в доме, сколько то, что из-за его постоянных отлучек Дик был привязан к Олесе гораздо сильнее, чем к нему. Храповицкого пес побаивался, а хозяйкой признавал Олесю. Храповицкий покупал ньюфаундленда в Англии, от титулованных родителей с прекрасной родословной, специально командировав туда двух специалистов. И из Москвы спецрейсом сам, на руках вез Дика в Уральск. Теперь же у него вместо радости получалось одно разочарование.
— Я кому сказал, убери собаку! — повторил он.
— Не уберу! — заартачилась Олеся.
Услышав вызов в ее голосе, пес повернул к Храповицкому умную морду и укоризненно гавкнул. Это окончательно вывело Храповицкого из себя.
— Или Дик уйдет к себе в будку, или вы сейчас уберетесь оба! — со сдержанной угрозой произнес он.
Сейчас до Олеси дошло, что он сердит не на шутку. Она испуганно посмотрела на него, села на пол, похлопала глазами и вдруг сказала:
— Вовочка, я хочу ребенка!
— Что? — не понял Храповицкий.
— Я хочу ребенка, — повторила она тихо и упрямо.
И отвернулась.
— Ты что, дура? — взвился он. — Мы тысячу раз это обсуждали. Ты знала все с самого начала. Я никогда тебе не обещал!..
Он взял себя в руки и понизил голос. Он старался не кричать при собаке.
— Я не буду разводиться с женой.
— А я не прошу тебя разводиться с женой, — вскинулась Олеся. — Живи с ней сколько влезет! Я только хочу ребенка.
— А я хочу покоя! — отрезал Храповицкий. — У меня уже есть двое детей. Мне достаточно.
— Мне нужен ребенок! Я же тебе не сука стерилизованная!
Она никогда не выражалась так резко, боялась. Его глаза сразу стали колючими. Он бросил на нее злой взгляд. Когда она сидела, ее крупные бедра выглядели еще массивнее. Он подумал, что она напоминает ему именно стерилизованную суку. Разжиревшую истеричную стерилизованную суку.
— Ты можешь уйти от меня, найти себе другого мужчину и рожать сколько тебе влезет, — холодно сказал он. — Хоть десяток. Хоть два.
Эту фразу он всегда говорил в ответ на ее упреки.
— Ты меня не любишь! — воскликнула она с обидой. Это он тоже слышал по пять раз на дню. Обычно он пропускал ее слова мимо ушей. Но не в этот раз.
— Да, — сказал Храповицкий. — Я тебя не люблю. Он сам поразился тому, как просто и буднично это у него получилось. Он давно хотел сказать ей это.
— Ты врешь! — закричала она и замахала руками. — Обманываешь. Ты просто хочешь сделать мне больно. Все из-за твоих проклятых баб! Из-за этих продажных проституток!
— Из-за каких баб? — ощетинился он.
Дик уже давно беспокойно переступал на лапах и подавал голос.
— Я все знаю! Мне рассказывают... — вырвалось у нее. Он сразу напрягся.
— Ты опять встречалась с этими сплетницами? — прошипел он. — Я же тебе запрещал!
— Они не сплетницы... — попыталась заступиться она за подруг, но он не дал ей договорить.
— Завтра, ты слышишь меня? Завтра утром ты перебираешься к себе! — отчеканил он. — Я больше не желаю тебя видеть.
Лицо его было жестким. Олеся поняла, что он говорит всерьез.
— Вовочка! — взмолилась она.
— Точка! — заорал Храповицкий, перекрикивая отчаянно лающего Дика. — Все кончено! Поняла?!
— Они сами меня позвали! — в ужасе хныкала Олеся. — Я не хотела ехать!
Она все еще сидела на полу.
— Завтра утром, — непреклонно повторил Храповицкий. — Я не собираюсь к этому возвращаться.
Повернувшись, он вышел из гостиной и начал подниматься по лестнице в гардероб. Олеся все еще сидела на полу. Закрыв лицо руками она плакала. Дик, потолкавшись, опустился рядом, положил тяжелую голову ей на колени и издал протяжный ноющий звук.
— Мамочка, помоги! — надрывался маленький Витюша. — Мамочка!
— Виктор, да сделай же что-нибудь! — кричала перепуганная Анжелика. — Ну скорее!
— Где эта чертова охрана?! — ревел Виктор, прыгая по лестнице вверх и вниз. — Уволю скотов!
Видя, как беспомощно мечутся родители и слыша их крики, Витюша заходился еще сильнее. У Крапивиных стоял настоящий переполох. Маленький Витюша застрял между перил, и Виктор с Анжеликой никак не могли его вытащить.
Вечер, впрочем, начался довольно мирно. Виктор ночевал сегодня дома, и Анжелика, зная, что он любит возиться с трехлетним сыном, отпустила няньку. Часа полтора оба Виктора упоенно носились по квартире, сшибая мебель и визжа от восторга, причем Витюша, к огорчению Анжелики и радости отца, расколотил мячом купленную Анжеликой вазу. Затем взмыленный Виктор взмолился об отдыхе.
Вдвоем они искупали неугомонного Витюшу, обрызгавшего напоследок отца с ног до головы водой, и Анжелика с ребенком отправились на второй этаж укладываться спать. Там у мальчика была спальня и огромная комната для игр. А Виктор спустился вниз, выпил рюмку коньяку и в ожидании Анжелики уселся в гостиной смотреть какой-то порнофильм, который ему горячо рекомендовал Вася.
