Одиннадцать пятьдесят.
Кэт Донахью улыбнулась дочкам, улыбнулась секретарше Джека.
Одиннадцать пятьдесят пять.
Джек уже должен быть здесь. Великий день, думали все, он надолго останется в памяти. Кэт увидела в другом конце комнаты Эви и улыбнулась ей. Следующая остановка — Белый дом, сказала ее ответная улыбка.
Телеэкран, по которому шли передачи «Эй-би-си», померк — это заметили некоторые, но не все, — затем на нем появилась надпись: ЭКСТРЕННОЕ СООБЩЕНИЕ и лицо диктора в студии. У женщины был ошеломленный вид, точно она не могла поверить в то, что ей предстояло прочесть.
— Нам только что передали, что в Вашингтоне было совершено вооруженное нападение на машину сенатора Донахью.
Тихо, крикнул кто-то. Слушайте.
— Повторяю. На машину с сенатором Донахью, следующую из Национального аэропорта на Капитолийский холм, совершено вооруженное нападение.
Как тогда с Кеннеди — кое-кто из сотрудников постарше внутренне сжался; точно такое же сообщение поступило в 1963 году из Далласа.
О Господи, услышала Кэт первый вскрик. Пожалуйста, не надо! Она смотрела на экран, едва слыша голоса. Повернулась и шагнула к дочерям, обняла их за плечи и привлекла к себе, утешая.
Экстренное сообщение кончилось. Пожалуйста, не возвращайтесь к обычной программе, взмолилась какая-то ее часть. Хотя бы так проявите свое уважение. Только бы не Джек, молилась она, лишь бы Джек уцелел.
На экранах, показывающих, что происходит в конференц-зале, были лица мужчин, женщин и детей. Кто-то пел, кто-то смеялся. Все ждали. Изображение на канале «Си-би-эс» померкло и сменилось другим: появились слова — ЭКСТРЕННОЕ СООБЩЕНИЕ, затем лицо женщины-диктора.
— Нам сообщили, что на сенатора Донахью, следующего из Национального аэропорта на Капитолийский холм, было совершено покушение. Сенатор собирался выдвинуть свою кандидатуру на пост президента.
Тихо, крикнул кто-то, перекрывая шум. Слушайте.
На другом экране тоже появился диктор.
— Нам только что передали, что машина сенатора Джека Донахью подверглась нападению в центре Вашингтона. Предполагается, что нападавших была целая группа.
Все лица обратились к экранам, наступила тишина. За первым шоком пришло осознание. Все молчали — никому не повиновался язык.
Диктор посмотрел на принесенный ему лист бумаги, затем поднял глаза. Его голос вдруг изменился — из встревоженного он стал мрачным, почти угрюмым.
— Нам сообщают, что сенатор Джек Донахью убит.
Подключаю вас к прямой линии, крикнул по радио диспетчер «Си-эн-эн» своей бригаде в зале.
Сначала лицо и плечи девочки в переднем ряду — оператор понял это инстинктивно, за полсекунды до того, как глава съемочной группы шепотом отдал ему инструкции.
— Мамочка, — ее голос услышали все. — Что случилось?
По щеке женщины скатилась первая слеза.
— Мама, почему ты плачешь?
Может быть, ответ матери был не совсем корректен, но он отражал то, что чувствовали все присутствующие.
— Потому что они убили нашего президента.
Все стояли тихо и неподвижно. Не знали, что сделать и что сказать. На первом экране вновь появился диктор.
— Подтверждение. Сенатор Джек Донахью убит.
Они все еще не знали, что говорить и что делать.
И вдруг раздался глубокий, звучный голос. Голос моряка-ветерана, стоявшего рядом с матерью девочки. Его правый рукав был скреплен булавкой повыше локтя, и потому он прижимал к груди левую руку.
Ты видишь, как реет,
зарею умытый,
тот стяг, что вчера
вдохновляя нас на бой?[18]
Его поддержал второй голос, затем третий.
Чьи звезды и полосы
над бастионом
вселяли в нас мужество
в битве ночной?
Вдруг голос моряка дрогнул. На миг он перенесся в другое место и другое время. На миг он снова очутился на речном берегу во Вьетнаме, где ему грозила близкая смерть. Ребенок на руках женщины рядом вдруг показался ей тяжелым — не было сил держать его. Ветеран повернулся, взял девочку одной рукой, и она крепко обняла его за шею.
Что в зареве алом
взвивался над нами,
рождая смятение
в стане врагов?
На канале «Си-би-эс» снова появилась женщина-диктор.
— Подтверждение. В Вашингтоне убит сенатор Джек Донахью. В настоящее время тело сенатора переправляется на вертолете в Военно-морской госпиталь в Бетесде. — Она пыталась скрыть свои эмоции. — Его застрелили, когда он ехал на пресс-конференцию, чтобы провозгласить выдвижение своей кандидатуры на пост президента США.
По щекам ее покатились слезы. Она отвернулась от камеры, не зная что делать. Продолжай, услышала она в наушниках голос директора программы. Говори то, что ты хочешь сказать.
Она заставила себя поднять взгляд, и все поняли, что́ она сейчас скажет.
— Они убили Джона Кеннеди. Убили Мартина Лютера Кинга. Убили Бобби Кеннеди…
Она не могла договорить последние слова.
И вот теперь — Джека Донахью.
Она вытерла слезы и попыталась справиться с собой.
— Извините за то, что высказала свое личное мнение по поводу убийства сенатора Джека Донахью, который сегодня должен был вступить в борьбу за звание кандидата в президенты от Демократической партии.
Некоторые из тех, кто был в конференц-зале, взялись за руки, некоторые стояли по стойке «смирно». Пение разносилось по мраморным коридорам, долетало до комнаты 394, хранящей память о своих прежних хозяевах.
Так пусть же полощется
Звездное Знамя
над краем свободы,
страной храбрецов!
Кэт Донахью прижала к себе девочек и вспомнила тот вечер, когда они с Джеком прогуливались по лесу. Вспомнила, как она попросила его назвать свои любимые строки, как заставила пообещать, что он включит их в свою нынешнюю речь и повторит, вступая на пост президента.
Она повернулась к одному из юристов.
— У вас есть копия речи Джека?
— Сегодня утром передали по факсу.
Пробил час — герой явился, вспомнила Эви. Похоже, что место героя займет героиня.
— Ты твердо решила? — спросила она Кэт. Потому что если так, я буду рядом.
— Да.
Давайте копию, сказала она юристу.
Кто-то слева от нее плакал, кто-то пытался кого-то утешить. Кэт Донахью взяла речь, села за стол и добавила в начале две фразы.
Это речь, которую собирался произнести Джек. Я делаю это за него.
Затем открыла последнюю страницу.
В час максимальной опасности я не увиливаю от этого жребия, я приветствую его.
Изменила следующую строку.
Сегодня, стоя на месте, где должен был стоять Джек, я выдвигаю свою кандидатуру на пост президента от Демократической партии.
— Это окончательное решение? — снова спросила Эви. — Ты понимаешь, что это значит, какие опасности тебя ждут?
— Да, — ответила ей Кэт Донахью.
Она услышала, как открылась дверь. Повернулась и увидела Хазлама. Негодяй, хотела крикнуть она, но язык не повиновался ей. Ты же должен был уберечь Джека. Ты говорил, что защитишь его. И я поверила тебе.
Он понял, где видел раньше эти глаза. На лице матери девочки в Лиме; на лице Франчески в Милане.
— Пресс-конференция через пять минут. — Хазлам стоял перед ней, глядел на нее. — Джек уже идет сюда, вам с девочками пора приготовиться.
— Что? — спросила она. — О чем вы говорите? — Слова застревали у нее в горле. — Что вы сделали?
Помнишь «Хилл-стрит-блюз», спросила она Джека тогда, в лесу; помнишь дежурного по отделению и его напутствие? Хазлам формулирует это иначе, ответил Джек. Собственно говоря, он называет разными именами две почти одинаковые вещи. Говорит о Первой и Последней заповедях.
Хазлам смотрел в ее душу, смотрел в свою. Заново переживал тот момент.
«Линкольн» выехал из первого туннеля и приближался ко второму, его окружили машины противника, не давая свернуть. Нырнул в темноту второго туннеля. Первый поворот, затем второй. Солнечный свет в конце, где было устье долины смерти.
Джордан поворачивается к людям на заднем сиденье.
Так почему Бретлоу послушался его?
Возможно, он понял, что это конец игры, и ему дают шанс выйти…
А если он не покорится, Джордан все равно заставит его…
Возможно, он поступил так автоматически, возможно, он забыл…
А может быть…
Ладно, сейчас не время строить догадки, сказал себе Хазлам.
Стол Донахью у окна был прямо перед ним, фотографии над зеленым мраморным камином — справа. Он глянул на них, потом перевел взор на Кэт Донахью. Представил, как страшно было ее мужу, когда Хьюз выехал из второго туннеля навстречу смертельной опасности. Он все еще смотрел на Кэт, не в силах отвести взгляд.
