Избранные рассказы с конкурсов Neo-noir (Самиздат)
Окей.
Сексуальный плюрализм.
Групповой секс.
Свальный грех.
Сидя в офисе или на кухне, потягивая горький растворимый кофе или спину, вы перебираете в голове всех, кому хотели бы засадить. В мире несколько миллиардов женщин, которых у вас никогда не было. Жена — это неинтересно, обыденно и, что самое мерзкое, естественно. Нормально — это желать миссионерской скачки, когда все хотят копро. Но мир трещит по швам под натиском сомнофилов, некрофилов и раптофилов.
Вполне консервативно — это хотеть оральных ласк. Но мир трещит по швам под натиском футфетишистов, партенофилов и вуайеристов. Думаете, кому-то нужен абсолютно нормальный фронтмен совершенно гетеросексуального бойз-бэнда? Нам необходим герой-педераст, о котором мы будем рассказывать друзьям, или ненавидеть его за кружкой пива. Кучка брутальных самцов-гомофобов, только и презирающих какого-нибудь очередного говномеса. Звезда экрана выливает на нас сотни забойных синглов, но проблема в том, что у кумира миллионов голубые губы. За это мы будем уничтожать его самыми грязными словечками.
«Какой-то педик отравляет сознание моего малолетнего сына.
Не приведи господь, моему ребенку стать таким.
И дело вовсе не в том, что я ради интереса попробовал заняться сексом со своим мальчиком, сказав, что так поступают все отцы. Нет». В двенадцать лет я хорошо знал, что такое Гендер Плэй. Пока оба моих создателя пребывали в затяжном запое, я жил у тети. Эта женщина не могла представить, как устроена солнечная система, но прекрасно моделировала небольшой мирок, в котором она и ее очередной кавалер могли отменно порезвиться. Гендер Плэй — это ролевая игра, где один или оба партнера ведут себя как существа противоположного пола. Маску матерого мужчины прекрасно дополняли усики тетушки Лэйн. Сотни мужиков, притворявшихся беспомощными женщинами, попадали под плеть сестры моей матери. Как я мог воспринимать взрослых дядек, подставлявших задницы под гигантский резиновый член моей тети?
Это поколение людей, неспособных занять себя компьютером.
Людей, которые могут управлять лишь своим телом.
Несчастные, воистину несчастные клизмофилы, трансвеститы и урофилы. Сейчас я работаю пасхальным кроликом. Стою напротив гипермаркета и призываю людей спускать все свои сбережения. Вы никогда не обращали внимания на лица товарофилов? Они стремятся скупить все. Тратят, тратят и тратят, пока кредитная карточка не возвестит о превышении лимита. Но главное — взгляд. Тысячи глаз, самовоспламеняющихся при мысли о новом кресле «Грэй». Современном планшетнике «айПад». Ультрамодном светильнике «ИКЕА». Торговые центры похожи на пылесосы.
Их включают по национальным праздникам.
Засасывают толпы людей.
А выключают тогда, когда мусоро(деньго)сборник забит до отказа.
И вот эти счастливые телеса выкатываются на улицу. Иногда меня посещает мысль, что их там отменно оттрахали. Шопинг — своего рода оргазм. Это не я придумал. Это написано на лицах клиентов «Жизненно-Необходимые-Товары-Маркета».
«Фантастически-Низкие-Цены-Шопа».
Моя задача, как настоящего пасхального кролика, раздавать листовки, с изображенными на них вещами, которых еще нет в наличии у среднестатистического гражданина. Правда, я внес небольшие коррективы. На каждом клочке плотной бумаги, изобилующем восклицательными знаками напротив якобы сниженных цен, я пишу свой номер телефона и предложение заняться сексом в извращенной форме. И раздаю их исключительно молодым девицам. Минимум два звонка в день. В тринадцать лет я прекрасно знал, что такое Энимал Плэй. Это ролевая игра, в которой партнеры берут на себя роль какого-нибудь животного. Обычно это собаки, кошки или лошади. Но вы еще не знаете всего о моей тёте. В случаях с пьяными мужиками, неудавшимися футболистами, бейсболистами и несостоявшимися рок-звездами, в ход шло все воображение тетушки Лэйн. Я хорошо запомнил одного парня, которому нужно было решить непростую задачу:
— Представь, что ты — обезьяна. Ненасытная и вечно голодная мартышка, которой очень хочется отведать банан, спрятанный в моей киске. — Разглядывая спину тетушки сквозь дверную щель, я толком не разобрал, как она запихивала фрукт. Но зато хлюпанье стояло оглушающее.
— И как это делать?
— Как тебе угодно, но ты должен прекрасно понимать, что обезьяна так просто не справилась бы с подобным заданием. Высматривай, вынюхивай, высасывай. Но делай это как можно дольше.
Складывалось впечатление, что между больших пальцев ног моей ненаглядной тети Лэйн целый залив. Странно, но та «обезьяна» не захлебнулась в поисках несчастного банана. Вечером очередного душного денька меня посетила девушка по имени Милли. Одна из тех, кто не побоялась звонить по неизвестному номеру, данному ей пасхальным кроликом. Этих людей ничего не пугает. Кроме одиночества. Они боятся остаться наедине с собой, им необходимо постоянное одобрение. Все хотят, чтобы их гладили по головке. Или жалели. Но всем нужна плоть, несколько десятков килограмм, способных прошептать на ухо, что все будет хорошо.
Когда-нибудь мы разбогатеем.
Однажды мы сможем нормально заняться сексом.
В будущем у нас будет много детей.
Да, все свалится с неба. Боженька просунет руку в твое окно, оставит на полу мешок с деньгами, накормит с ложечки, а еще и подрочит как следует.
Только пожелай: бондаж, доггерство, гомовестизм. Милли необычайно красива. Да, у нее протез вместо ноги, она лысая, а на черепе вытатуированы три пары глаз. Но любая связанная девушка даст фору какой-нибудь неукротимой наезднице. Вот она, отрезанная от какой-либо свободы:
— Ты еще тот урод.
— Почему? — Я натягиваю костюм кролика.
— Я не о твоем ангельском личике. А о том, что здесь, судя по влажной от спермы простыни, побывала не одна сотня девиц.
— И? — Хватаю морковку, которую выстрогал из любимого тетушкиного фаллоса.
— Ты не думал, что им хочется продолжения? Да, они все такие же потаскухи и извращенки, как ты. Но…
— Ты меня любишь?
— Нет. Потому что…
— Приятно было потрахаться. — С этими словами я открыл дверь и направился на работу под аккомпанемент затухающих криков Милли, если это ее настоящее имя, конечно:
— Потому что я не надеюсь на милость такого ублюдка! Меня не надо жалеть, посматривая на мою неорганическую, блядь, ножку! Думаешь, что ты один такой — секс-гроза?! Поспешу тебя огорчить! Сука! В четырнадцать лет я превосходно знал, что такое Эйдж Плэй. Правда, тогда же я узнал о сексе с позиции участника, а не вуайериста. Узнал об инцесте. Я почувствовал неладное в момент, когда тетя Лэйн вошла в квартиру в сопровождении одного лишь перегара. Она подошла ко мне и сказала, что пришло время становиться мужчиной. Она была пьянее обычного.
Признаюсь, мне стало страшно. А как вы думали? Я помню тех «мужчин», с которыми играла моя тетя.
Обезьяны, высасывающие бананы из влагалища.
Самцы, прикидывающиеся женщинами.
Пожиратели дерьма.
Но в тот вечер тетушка решила испробовать нечто принципиально новое:
— Сейчас ты закроешь глаза и заткнешь уши. Я покажу тебе, что такое сквик… Я слышал, как она кричала. Нет, это был страшнейший нечеловеческий вопль. Знаете, что она сделала? Вырвала свой собственный глаз.
Сквик — это проникновение полового члена в глазницу.
И я делал это. Пока тетушка совсем не остыла.
Вы не сможете остановиться, пока не окажетесь на дне. Спросите кого угодно. Товарофилов, например.
Притуляк А. Убить прошлое
— Не убивай меня, Тони, — глаза Фила капали взглядом безысходности на стол, на пол, на руку сидящего напротив. — Мы ведь друзья.
Тони пожал плечами, поправил шляпу. Его плащ сопровождал каждое движение тяжелым и влажным шуршанием. На улице моросил дождь.
— Друзья, Фил, — Тони задумчиво покрутил в пальцах сигарету. Сжал её тонкими губами, щёлкнул зажигалкой. Добавил, выпуская струйку дыма: — Были.
— А ты всё так же куришь эту дрянь, — Фил потянул носом и неуверенно улыбнулся.
— Угу.
— Помнишь, как мы ходили в Миджинтаун, к этому старому вьетнамцу… Как его звали?.. Хао?
— Хуа, — кивнул Тони. — Его звали Хуа, Фил.
— Ну да… И он крутил эти самокрутки своими грязными пальцами. У него всегда были грязные пальцы и чёрные ногти, помнишь?
— Ну, не всегда.
— Тони… Дружище!.. А ты всё такой же, — робко улыбнулся Фил.
— Ты тоже мало изменился, — кивнул Тони. — Ну, разве что, пузо…
— Ну, тебя ведь тоже когда-то звали Тощим… А сейчас — язык не повернётся, хе-хе.
— Хе-хе…
— Не убивай меня, Тони.
Где-то далеко проскулила раненым койотом полицейская сирена. Жёлтыми бликами приплясывало на ночном окне отражение вывески паба напротив. В приоткрытую фрамугу тянуло мокрым асфальтом и бензиновой гарью, ещё не прибитой дождём.
