Первое послание, цветная открытка с изображением дворца негуса в Аддис-Абебе и эфиопской маркой, гласило:
«Рано или поздно люди находят друг друга, негодяй! Под страхом смерти, помнишь ли ты?
Твой неизменно Жюль».
Это было семь месяцев назад. Оскар Лабро получил цветную открытку через несколько недель после свадьбы дочери. В то время у него была привычка вставать в пять часов утра и выходить в своей лодке на рыбную ловлю. Возвращался он обычно около одиннадцати, и почтальон почти всегда успевал пройти раньше, оставив корреспонденцию на полке вешалки в коридоре.
В этот же час мадам Лабро делала уборку в комнатах второго этажа. Спустилась ли она уже после прихода открытки, которая, сверкая яркими красками, лежала на полке, на самом виду? Во всяком случае мужу она ничего не сказала. Он тщетно приглядывался к ней. А почтальон (он же после полудня — столяр) не прочел ли он открытку? А мадемуазель Марта, заведующая почтой?
Мосье Лабро еще выходил иногда на рыбную ловлю, но возвращался раньше, и с десяти часов, еще до того как почтальон отправлялся в свой обход, он уже торчал на почте и ждал, чтобы мадемуазель Марта кончила сортировать письма. Сквозь решетку он наблюдал за ее работой.
— Мне ничего?
— Газеты и проспекты, мосье Лабро. Письмо от вашей дочери.
Значит, у нее хватало времени, чтобы рассмотреть конверты,
прочесть, что на них написано, узнать почерк.
Наконец две недели спустя пришла вторая открытка, и заведующая почтой, протягивая ее, самым натуральным тоном изрекла:
— Подумайте! Как глупо!
Итак, она прочла первую. Эта была уже не из Эфиопии, а из Джибути, и на ней можно было видеть залитый солнцем белый вокзал.
«Не теряй надежды, свиное рыло ! Рано или поздно мы увидимся. Под страхом смерти, ты должен понять.
Привет от Жюля».
— Какой-то приятель подшучивает над вами, не так ли?
— Шутки не из остроумных,— ответил он.
Так или иначе Жюль приближался. Через месяц он еще более приблизился, так как его третья открытка — на этот раз с видом порта — имела штемпель Порт-Саида.
«Я не забыл о тебе, не воображай! Под страхом смерти, любезный! Поистине это так, а?
Твой отпетый Жюль».
С этого дня мосье Лабро перестал выходить на рыбную ловлю. От Порт-Саида до Марселя не больше четырех или пяти дней плавания, смотря по тому, какой попадется пароход. А от Марселя до Поркероля поездом или автобусом можно добраться за несколько часов.
На островке, насчитывающем каких-нибудь четыреста жителей, все знают друг друга и окликают по фамилии или по имени. Лабро был единственным, кого называли «мосье», потому что он ничего не делал, потому что у него водились деньги, а также потому, что он когда-то четыре года был мэром островка — Все еще не ловите, мосье Лабро?
И он отвечал сквозь зубы что придется. В это время «Баклан», покинувший Поркероль полчаса назад, уже причаливал к косе Жиана — на той стороне сверкающего пролива: на материке, «во Франции», как говорили островитяне Белым пятнышком он виднелся вдали. По тому, как долго он оставался у пристани, можно было угадать, много ли пассажиров и товаров он принял на борт или же явится почти пустым
Сто шестьдесят восемь раз, изо дня в день, мосье Лабро приходил сюда в ожидании загадочной встречи Каждое утро он видел, как «Баклан», залитый солнцем, отходил от косы Жиана и брал курс на остров. Он становился все больше и больше, вот уже обрисовывались фигуры на палубе, и наконец можно было разглядеть все лица. Пока пароходик маневрировал, подходя к причалу, люди на борту и люди на берегу начинали окликать друг друга.
Приказчик кооператива поднимался на палубу, чтобы выгрузить свои ящики и бочки, почтальон сваливал на тачку корреспонденцию, туристские семьи делали фотоснимки и уходили вслед за слугой в гостиницу
Сто шестьдесят восемь раз! «Под страхом смерти», как говорил Жюль!
Рядом с местом,отведенным для стоянки «Баклана», закрепленная тросом, который то удлинялся, то сокращался в такт с дыханием моря, стояла лодка мосье Лабро, лодка, которую по его заказу построили на материке, прелестная рыбачья лодка, так безукоризненно отлакированная, так хорошо навощенная, так изящно отделанная стеклом и медью, что ее прозвали «Зеркальным шкафом»
Целые годы, месяц за месяцем, мосье Лабро вносил в ее устройство усовершенствования, чтобы сделать ее еще более приятной для глаза и более комфортабельной Несмотря на то что лодка имела всего лишь пять метров в длину, на ней возвышалась каюта, где можно было стоять не нагибаясь, каюта с гранеными стеклами, поистине, скорее, буфет
Сто шестьдесят восемь дней эта лодка оставалась без дела, а ее хозяин приходил сюда в пижаме и шлепанцах и потом брел за тачкой почтальона, чтобы первым прийти па почту.
Около полугода пришлось ему ждать четвертом открытки. Она была отправлена из Египта, из Александрии.
«Не отчаивайся, старый пес! Под страхом смерти — теперь более чем когда-либо. А здорово здесь печет солнце!
Жюль».
Чем он может заниматься в пути? И прежде всего — чем он занимается в жизни? Каков он собой? Какого возраста? Ему не меньше полусотни, так как самому мосье Лабро пятьдесят
Неаполь. Потом Генуя. Вероятно, он передвигается, принимая в дороге грузы. Но почему он останавливается на несколько недель в каждом порту?
«Я скоро приеду, проходимец души моей. Под страхом смерти — ясно?
Жюль».
И вдруг— португальская марка! Итак, Жюль не остановился в Марселе. Он дал крюку. Он удалялся.
Ой-ой! Бордо... Он вновь приближался. Одна ночь по железной дороге. Но нет, ибо пришла открытка из Булони, а потом из Антверпена.
«Потерпи, дорогая детка. Спешить некуда. Под страхом смерти!
Жюль».
— Смешной ваш приятель,— сказала заведующая почтой, которая начала выслеживать открытки.
Рассказывала ли она другим?
И вот в среду, чудесным утром, при море, гладком, словно маслом политом, без морщинки на восхитительно лазурной воде, свершилось.
Жюль прибыл! Лабро почувствовал это, когда «Баклан» был еще более чем в миле от мола и казался игрушечным корабликом На палубе можно было различить мрачную фигуру, подобную тем, что укрепляют на носу корабля. На таком расстоянии она казалась огромной.
Сам Лабро был рослый и плечистый, тоже сильный мужчина, но отяжелел. Человек на носу «Баклана» был выше ростом и толще Большая соломенная шляпа, коричневые парусиновые штаны Его костюм дополняла черная люстриновая куртка. Эта одежда, очень просторная и мягкая, делала его еще более массивным. К тому же,
его неподвижность, чем-то не похожая на неподвижность других людей.
Когда пароход подошел уже настолько близко, что можно было яснее разглядеть друг друга, он наконец зашевелился, словно отделился от пьедестала. Прошел по палубе и при этом очень высоко поднимал правое плечо. Вся правая сторона его фигуры поднималась как нечто целое и затем падала.
Он подошел к Батисту, капитану «Баклана», которого увидел в стеклянной рубке, заговорил с ним. И Лабро сразу показалось, что он уже слышит голос прибывшего. Движением головы тот показал на собравшихся у причала, и Батист, протянув руку, ткнул пальцем в него, Лабро, несомненно сказав:
— Вот он там!
Затем Батист тем же пальцем указал на «Зеркальный шкаф», должно быть пояснив:
— А вот его лодка!
С «Баклана» бросили швартов. Один из рыбаков поймал его и закрепил на кнехте. «Баклан», дав задний ход, наконец причалил. Человек спокойно ждал, не трогаясь с места, и казалось, он ни на кого особенно не смотрит.
Чтобы сойти на берег, он был вынужден высоко поднять правую ногу, и тогда все поняли, что это деревяшка. Он замолотил ею по поверхности мола. Затем обернулся и стал смотреть, как матрос спускает по сходням старый сундук, по-видимому настолько тяжелый и так пообтрепавшийся за долгие годы своего существования, что его пришлось перетянуть веревками.
Мосье Лабро замер на месте, как кролик, загипнотизированный змеей. Всего несколько шагов отделяло их — человека с одной ногой и человека с одним глазом. В их внешнем облике замечалось некоторое сходство. Это были два человека равного возраста, равно плечистые и равной силы.
Своей походкой, такой характерной из-за деревянной ноги, Жюль прошел еще несколько шагов. Вокруг находилось человек сорок: рыбаки в лодках, приказчик кооператива, несколько зевак, Морис из «Ноева ковчега», ожидавший выгрузки съестных припасов для своего ресторана. Тут же вертелась маленькая девочка в красном платье, дочка отставного легионера, сосавшая зеленый леденец.
