– Вы пойдете туда в понедельник, – настаивала Гвенда. – И не будем больше спорить об этом!
Неделя прошла быстро, но чем ближе подходил роковой день, тем покорнее становился Чик.
В субботу вечером он пил чай вместе с Гвендой и миссис Фиббс. Сэмюэль уже спал, и было тихо и уютно. Он подумал о том, что Гвенда была самой прекрасной женщиной на свете. Ее большие грустные глаза были полны какой-то тайны, неразрешимой для Чика.
– Гвенда, – сказал он. – Я о многом раздумывал в последнее время…
Она подняла голову от чашки.
– Я думал о том месте в жизни, которое имеют все, кроме меня, – продолжал он.
Она откинула волосы со лба:
– Чик, вы еще обретете себя.
Он покачал головой.
– Возможно, но только мне кажется смешным, что такой простой парень, как я, должен идти в Парламент.
Она рассмеялась и взяла его за руку.
– И все-таки, вы будете великим человеком, мой дорогой! Вы будете создавать и ломать правительства вот так! – Она щелкнула пальцами.
– Бог мой! – воскликнул в ужасе Чик. – Надеюсь, что нет!
Чик встретил свой судный день без особой радости. Он даже решительно отказался от завтрака, заявив, что у него нет аппетита.
Корона и мантия были надежно упакованы. Чик настоял на том, чтобы отправиться к палате лордов на омнибусе. Он сказал, что так будет меньше бросаться в глаза. Гвенда раздобыла входной билет в галерею, и они отправились.
Ему припомнился какой-то большой собор, который он однажды посетил. Он не мог вспомнить, когда это было и где, но то место, куда привела его Гвенда, вызвало в нем такое же впеча1ленис. Он чувствовал, что здесь было бы неприличным разговаривать иначе как шепотом. Высокие сводчатые коридоры были обширны и бесконечны. Каменные стены были украшены картинами исторических событий, и на каждом шагу попадались мраморные пьедесталы с бюстами парламентских деятелей, отошедших в лучший мир. Здесь и там стояли во весь рост статуи государственных мужей, строивших или ломавших историю человечества. Казалось, они шли по какой-то громадной и великолепной гробнице.
Шаги куда-то спешащих людей глухо отдавались под сводами, когда они пересекли мраморные полы обширных кулуаров Парламента. Певучий голос служителя выкликал какие-то непонятные имена. Слышался сдержанный гул многих голосов: это члены палаты общин беседовали со своими избирателями.
Путь к палате лордов вел от этих кулуаров к широкому вестибюлю, стены которого были также сплошь увешаны портретами бессмертных.
Сердце Чика упало, когда он приблизился к первому из стоявших полицейских. Всего, по подсчетам Чика, там их было не менее двухсот.
– Лорд Пальборо? Да, милорд, я покажу вашей светлости дорогу.
Чик крепче ухватился за свои пакеты и вместе с Гвендой последовал за полисменом, который привел их к другому полисмену рангом выше, который, в свою очередь, взял их под свое покровительство и доставил туда, где поджидали Чика.
Чик посмотрел на них с ужасом и благоговением. Один был высок ростом и слегка сутуловат, лет сорока пяти, с тонким и умным лицом. Он был одет чрезвычайно изысканно (Чик горько раскаивался, что не последовал совету мистера Лейзера и не облачился во что-нибудь подобающее этому событию). Второй был моложе, полноват, розовощек и имел маленькие холеные усы.
– Вот маркиз Пальборо, – сообщила Гвенда.
Старший из них протянул ему руку.
– Рад познакомиться с вами, лорд Пальборо, – произнес он с чуть заметной улыбкой. – Я много читал о вас.
– Да, сэр… то есть, я хотел сказать, милорд, – растерялся Чик.
– А вот это граф Мансар, – представил он розовощекого крепыша, дружески улыбавшегося Чику.
– Не правда ли, это ужасно глупо – выступать здесь разодетым как какая-нибудь кукла? – осведомился граф Мансар. – Но, уверяю вас, эти старые черти так слепы, что они ничего не заметят, даже если вы придете сюда в ночном белье!
– Проводите лорда Пальборо в комнату для переодевания, Мансар. Лорд-канцлер займет свое место ровно в три. У вас всего около десяти минут.
Под благотворным влиянием Мансара, который без умолку болтал о погоде, о дурном состоянии дорог и о превратностях парламентской карьеры, Чик осмелел и стал проявлять некоторый интерес к окружающему.
Все, что последовало за этим, было похоже на сон. Он смутно сознавал, как на него надели его долгополую пурпурную мантию и как лорд Мансар укреплял на его голове корону.
– Держите ее прямо, старина! – посоветовал этот добрый лорд. – Она что-то уж очень съезжает на ваш правый глаз. Вот так!
Чика повели в кулуары. Гвенда исчезла.
Лорд Фельсингтон осмотрел нового пэра с одобрением.
– По правилам, лорд Пальборо, вы должны быть представлены двумя маркизами. Но в настоящее время в палате нет ни одного маркиза, и вам придется довольствоваться эскортом низших по рангу.
Какое-то новое должностное лицо появилось в дверях. Это был пожилой джентльмен с массивной цепью на шее, в коротких бархатных штанах и камзоле. Он подошел к лорду Фельсингтону и что-то шепнул ему. Фельсингтон кивнул.
– Идемте, Пальборо! Очнитесь же! Вы захватили текст присяги?
Дрожащей рукой Чик вытащил текст из кармана брюк.
– С Богом! – весело провозгласил Мансар.
Это шествие по бесконечному красному ковру было худшей частью его сна. Он стоял перед столом, трясущейся рукой выводил свое имя и повторял, что обязуется «соблюдать верность присяге… как и все наследники и преемники…» Потом его подвели к фигуре в парике, восседавшей на широком диване, и эта фигура торжественно поднялась и обменялась с ним рукопожатием.
Чик не помнил, как опять очутился в комнате для переодевания вместе с лордом Мансаром, лицо которого неудержимо расплывалось в улыбке.
– Старина, вы были великолепны! Вы были феноменально забавны!
– Да, – ответил Чик. – Я забавлялся и сам до такой степени, что теперь не знаю, жив ли я или умер.
– Вы живы и в добром здравии, дружище! Снимайте ваш шутовской наряд и спрячьте земляничные листья! Идем слушать прения.
– Нет, я больше не хочу туда возвращаться! – возразил Чик с беспокойством.
– Вы пойдете, – настаивал Мансар. – Ваша юная леди пошла на галерею, и я пообещал, что притащу вас обратно послушать наших болтунов.
Чик вытер свой вспотевший лоб.
– У меня сегодня страшно много дел…
– Идем, идем! – Мансар схватил его за руку, увлекая за собой.
Мансар подвел его к кожаной скамейке по правую руку от лорда-канцлера, и Чик (совершенно не подозревая этого) оказался в числе поддерживающих правительство.
Теперь, немного успокоившись, он имел возможность рассмотреть палату. Они находились в прекрасном зале с малинового цвета стенами и обильной позолотой. Люди, нанимавшие скамьи по обе стороны, в большинстве были пожилые и даже старцы. Внимание всех было сосредоточено на одном очень полном и высоком джентльмене, который стоял у стола, излагая точку зрения правительства на билль, бывший сегодня предметом обсуждения палаты.
Наконец он сел на место, и тогда встал другой. Чик обратил внимание на то, что, как бы сильно ни спорили эти люди между собой, они неизменно обращались друг к другу со словами «благородный лорд». Один или два раза фигура в парике, восседавшая на диване, – этот диван называется по традиции «мешком шерсти», – вмешивалась в прения, и тогда происходил особенно горячий обмен любезностями. Обращаясь к человеку, сидевшему на диване, все называли его «лорд-канцлер».
Чик взглянул наверх, на галерею, и поймал на себе взгляд Гвенды. Она улыбнулась ему .
Затем постепенно, сквозь словесный туман и вспышки изысканного красноречия, Чик начал понимать сам предмет обсуждения. Вопрос касался поправки к биллю о труде малолетних, повышавшему предел возраста, начиная с которого дети допускались к работе на фабриках. Вскоре Чик забыл свои собственные тревоги и неприятности и с напряженным вниманием прислушивался к дебатам, кивая головой в знак одобрения того или иного оратора или, наоборот, гневно тряся ею, когда какой-то весьма величественный джентльмен настаивал на том, что дети рабочих с гораздо большей пользой для себя и для государства могут работать на фабриках, чем тратить попусту свое время в школе, тщетно пытаясь приобрести бесполезные знания.
Затем наступила пауза. Последний оратор сел на место, и лорд-канцлер окинул взглядом правую и левую стороны палаты. Как раз в этот момент Чик решил выйти и поискать Гвенду. Он встал и тотчас почувствовал, что на него обращены глаза всех присутствующих.
– Лорд Пальборо… – произнес лорд-канцлер монотонно.
Чик быстро повернулся в его сторону.
– Да, сэр… то есть, милорд, – отозвался он.
– …имеет слово.
Чик в полном недоумении оглядел лордов и фигуру на диване.
– Вам нужно говорить! – прошептал Мансар.
Итак, каждый новый член палаты обязан произнести речь! Чик не знал, что, встав с места и дружески кивая головой лорду-канцлеру, он сам искал этой возможности.
