– Что ж ему надо, этому Данилову?.. – пробурчал Василь Васильевич и тут же переключился на докладчика – представителя дочернего предприятия Югроссгазсбыта, необоснованно поднявшего тарифы по Семигорску.
– Это ж надо, – наклонился к уху Василь Васильевича его сосед, – зарвались как газовики-то! Наши пенсионеры-ветераны скоро по миру пойдут…
– Ветераны, ветераны… – буркнул себе под нос Василь Васильевич. – Из-за последнего повышения все мои «точки» придется закрывать на хрен!..
* * *
В уютном кабинете второго этажа гастронома «Советский» был наскоро накрыт стол с легкой закуской, фруктовым десертом и минералкой. С минуты на минуту должен был прийти журналист. Тогда и горячее подадут – время-то обеденное. Заодно и гость расслабится, легче выдаст, с чем ко мне пожаловал.
Арсений Данилов пришел вовремя и протянул визитку. Пришлось Пану Маленько вручить и свою. Когда подали горячее, хозяин кабинета осторожно намекнул на горячительное, но Арсений отказался, дескать, работы по горло, но с удовольствием принялся за белое мясо индейки под клюквенным соусом.
– Ешьте-ешьте, индейка с экспериментального цеха, кормим только пшеницей, – угощал-приговаривал Пан Маленько, обгладывая шейку птицы толщиной в батон колбасы, и, поймав взгляд Арсения, добавил: – У нас каждая индейка ростом с теленка! Вот заключим договор с немцами – пойдет на экспорт. Как говорится, курочка по зернышку, и мы помаленьку, – улыбнулся собственному каламбуру Маленько.
Лишь за чашечкой кофе Арсению удалось забросить удочку.
– Василь Васильевич, а про Горина Константина Иваныча слышали?
– Слышал-слышал… Сочувствую, – Василь Васильевич на всякий случай поднял на Арсения взгляд, полный скорби.
– Сочувствуете? – улыбнулся Арсений. – Он же герой дня!
Пан Маленько превратился в большое ухо.
– Правда, – продолжил журналист, – информация, как мы любим говорить, «не для прессы». Конфиденциальная. Честно говоря, я думал, что вы, уважаемый Василь Васильевич, в курсе… – Арсений растерянно развел руками. – Что ж я так прокололся! – как бы про себя пробормотал он.
Но чуткий к новостям Пан Маленько прекрасно его услышал. В глазах наконец-то полыхнул живой интерес.
– Так что там Горин? – подался вперед Маленько.
– Э-эх! – махнул рукой Арсений. – Где наша не пропадала!.. У Горина появилась поддержка, – Арсений многозначительно поднял вверх указательный палец. – Его прочат, – тут Арсений перешел на шепот, – на место Кривошеева…
Василь Васильевич оглянулся и тоже продолжил шепотом:
– Стало быть, спекся Кривошеев… Такой курорт развалил, авантюрист хренов! За бешенными инвестициями погнался, а родного предпринимателя душит. А курочка-то клюет по зернышку. – Заскорузлым пальцем Маленько застучал по столу, изображая клюющую птицу. – И сыта бывает! Попробуй запихни ей в клюв горсть корма, она и поперхнется. Вот и Кривошеев со своими столичными инвесторами совсем скурвился…
Тут, словно опомнившись, Маленько взглянул на Арсения:
– А вы, стало быть…
– Да, я доверенное лицо Горина. И от его имени пришел сделать вам предложение…
– Понял-понял, – закивал Маленько и протянул Арсению свой «Паркер». – Цена вопроса? – опасливо прошептал он, придвинув к журналисту бумажную салфетку.
– На ваше усмотрение, разумеется. Перечисления в избирательный фонд кандидата от юридических и физических лиц дело сугубо добровольное, – и вернул «Паркер» хозяину.
Василь Васильевич засуетился, схватил салфетку, что-то быстро начеркал и показал собеседнику. Арсений, вытащив уже свой «Пилот», прибавил к указанной депутатом цифре ноль. Пан Маленько чуть не бухнулся в обморок и, вырвав у визави салфетку, что-то черкнул там вновь.
Футболили они салфетку до тех пор, пока не истерзали ее полностью.
– Всего двенадцать тысяч? – зашептал журналист. – Несерьезно, Василь Васильевич. Это ж всего четыре минуты эфира – по краевому радио.
– А зачем Горину краевое? В прошлый раз, я слышал, там обошлись городским…
– Стало быть, двенадцать тысяч?! – уже громко переспросил Арсений. – Это ваше последнее слово?..
– Нет-нет, не последнее. Там дальше посмотрю. Поглядим – увидим. Курочка, знаете ли, по зернышку…
* * *
«Ну и денек, – выдохнул Арсений, когда вышел на улицу. – Так дело не пойдет… Кампания в Солнечногорске уже объявлена – это раз. Есть даже скороспелый кандидат номер один – это два. Конечно же – Кривошеев! Собрал, спринтер, подписи за пару дней. И наконец, три: денег у нас ни шиша, и ими даже не пахнет. Все проекты повисли… А это – уже четыре!»
Трамвайный перезвон вдруг наждачкой прошелся по нервам. Природный оптимизм Данилова окончательно пошел трещинами. Его озабоченность не растопил даже не по весеннему жаркий день.
А между тем солнце – рыжий патлатый хулиган, – стало нагло качать в Семигорске свои права. Поначалу заставило прохожих скинуть верхнюю одежду, чтобы они, смешно отдуваясь, тащили ее в руках вместе с тяжелыми сумками, пакетами и портфелями. Позабавившись, построило их затем очередями к киоскам мороженного и после, не угомонившись, стало ослеплять людей «зайчиками». Блаженствовали только курортники: все, как один, в легкой спортивной амуниции и солнцезащитных очках. По их обмякшим лицам читались мысленные аплодисменты рыжему сорванцу и тек мед умиления.
Арсений же, каждый раз отмечавший волшебную поступь весны, не замечал ни проделок разбуянившегося солнца, ни набухшие почки каштанов, ни зеленые клювики травы-муравы на пока еще голых газонах… Не заметил и как рядом, почти у бровки тротуара притормозила красная «ауди».
– Сенька!
– Тата?..
– Садись быстрее, здесь стоять нельзя!
Арсений плюхнулся в машину и только сейчас, в блаженной прохладе салона (с кондиционером, естественно), понял, как жарко на улице.
– Сенечка, как ты мне нужен! На работе тебя не поймать, сотовый твой не дали, сволочи, а потом мне кто-то сказал, что ты уехал…
– Нет, я просто в отпуске, точнее, в деловом отпуске, так что отдыхать некогда…
– Сень, а можно я украду тебя на пару часов? Твой деловой отпуск не пострадает?
– Хоть на две пары, Танечка. Бывшими одноклассниками не манкируют даже деловые отпускники…
– Тогда поехали ко мне. Скоро придет Олежка, я вас познакомлю и все расскажу.
Олег
К двадцати пяти годам я уже твердо решил, что никогда не женюсь. Подружек – веселых, романтичных, томных, ранимых, беспечных, агрессивных и дрессированных – было у меня достаточно. Порой, более чем… Но и они отошли на десятый план, когда в конце девяностых акционеры впервые избрали меня своим генеральным. С моей легкой руки «Целебная Бештаугорская», известная уже и в Европе, стала востребованной в США и Южной Америке. В российской прессе появилось несколько заметок типа «Бештаугорская – Кола – кто круче?».
Вместе с тем поднялись и мои ставки – уже у созревших и особенно перезревших невест. Но, рассуждал я тогда, если б супружество стоило мессы, кому пришло бы в голову назвать союз двух сердец браком?! «Брак» бросался мне в глаза почти в каждой потенциальной невесте.
– Тебе не угодишь! – смеялись тогда мои подружки.
– Тебе нужна Барби, – улыбались друзья.
А я отвечал, что Барби сидит у меня в приемной….
И тут… мне встретилась Тата. Нет, не новоявленная принцесса из карликового европейского государства, не дочь моих солидных компаньонов, не… Короче, она работала маникюршей. Поздний долгожданный ребенок родителей-пенсионеров, постоянно коривших себя, что не смогли дать кровинушке своей высшее образование. Но это все – не более чем форма: блеклая раковина, хранившая невиданной красы жемчужину. Главное, Тата сумела на многое открыть мне глаза, и философия холостяка показалась вдруг пустой и никчемной.
Мы вместе с Татой собирали под Машуком подснежники и пролески. Этим запомнился мне март. В апреле, гуляя у Бештау, плели роскошные венки из баранчиков. А в мае, в Перкальском заповеднике, я постоянно оглядываясь-озираясь, чтоб не наткнуться на лесника, нарвал Тате необъятный букет ароматной персидской сирени. А в стороне от терренкуров чуть позже мы собирали ландыши. Только за эти две весны я вернул себе то, что не успел «догнать» в далеком детстве – королевстве зубрешки и репетиторов.
Эх, видели бы меня мои друзья-компаньоны и несостоявшиеся невесты – умерли б со смеху. Особенно невесты…
Именно с Татой я полюбил долго смотреть на воды Подкумка, мелководные зимой и бурные летом. Ныне это превратилось в потребность. Часто, спеша на очередную важную встречу, я прошу водителя сделать мини-остановку то у Ставропольского канала, то на берегу Кубани, то Кумы.
И еще – у меня вдруг прорезался голос – в прямом смысле; я даже стал напевать в кругу друзей, под звуки рояля и гитары. А если учесть, что последние такие попытки я оставил в классе седьмом (по весьма банальной причине – все дружно начинали затыкать уши), то представьте удивление моих родных! Я понял – у меня пробудилась душа. И чудо – будильником стала Тата.
