- Давай-ка поговорим о более приятном, - предложил я. - Расскажи мне про маму.
- Она все такая же. Оружия у нас в доме нет. Марти, это твой старый револьвер?
- Да.
- Наверняка побывал во многих переделках. Марти, а где твои благодарности?
- Не знаю. Где-нибудь да хранятся. А ты мечтатешь о наградах?
Он выдвинул ящик и положил туда револьвер.
- Марти, сделай одолжение, перестань разговаивать со мной как с деревенским недоумком! Я же хочу стать хорошим полицейским - если не убьют. Если я выясню что-то интересное у водителя Ланде, я к тебе завра вечерком забегу. Ты не против?
- Лоуренс, я не против. Но толкьо держись подальше от этого мясника. Занимайся своим делом.
- У нас с тобой разные мнения относительно того, что является моим делом. Но я буду осторожен.
Я передернул плечами.
- Ну как знаешь. Если вдруг этот шутник снова предложит тебе биштекс, тащи его сюда, коли сам не захочешь его навернуть.
- Мелкие взятки - сущее наказание для работников правоохранительных органов! - сказал он, поддразнивая меня.
- Это верно - бери только по-крупному! - Я подошел к письменному столу - удостовериться, что написанная мной предсмертная записка для Фло не красуется на самом видном месте. - Выпить не хочешь?
- Нет. Мне надо домой. Завтра занятия с утра.
Я проводил его до двери и, прощаясь, он мне сказал:
- Оставь бутылку в покое, Марти. Поспи лучше.
- Ты считаешь себя достаточно взрослым, чтобы давать мне советы, малыш?
- Не обязательно быть взрослым, чтобы видеть, как ты вымотался. Пока!
Он ушел. На душе у меня было противно. Лоуренс, конечно, чудак, но чудак милый - серьезный, а не безмозглый, каким он мог бы показаться со стороны. Только такие наивные чудаки и страдают в жизни не меньше самых отъявленнх сорвиголов. Просто бред какой-то - мой единственный сын приходит ко мне раз в кои то веки и единственное, о чем мы с ним можем поговорить, так это об убийствах и ограблениях. Надо бы потолковать с ним побольше - но о чем? Он мне почти совсем чужой. Это просто какое-то проклятие моей жизни - все свои пятьдесят с лишком лет я прожил среди чужих мне людей.
Я проголодался. Желудок свело. В тихой пустой комнате я начал видеть галлюцинации. Мне вдруг стало одиноко. Я включил радиоприемник, послушал какой-то джаз, но легче от этого мне не стало. Я позвонил Дьюи и попросил его прислать ко мне Барбару.
- Не рановато ли?
- Пришли её и не рассуждай! - Я отпер свою кладовку и достал непочатую бутылку. В кладовке у меня хранилось четыре ящика виски: поздно ночью, когда постояльца внезапно одолевала отчаянная нужда в выпивке, пинта виски могла принести от пяти до десятки долларов чистого дохода. Впрочем, я никогда не зарабатывал на торговле спиртным, потому что сам был своим постоянным клиентом.
Я откупорил бутылку, помыл два стакана, закурил. После трех затяжек во рту появился мерзкий вкус, я выбросил сигарету и взял пососать пару мятных таблеток.
Пришла Барбара и спросила, что случилось.
- Ничего, - ответил я.
- Так уж и ничего? - перспросила она, нахмурившись.
- Ничего. Хочешь выпить?
- Чуть-чуть. Я слышала, ты что-то приболел.
- Бессонница. - Я плеснул ей в стакан.
- Все проклятая жара - Она залпом осушила стакан и села на кровать. Подойди, мальчик. Я тебя приголублю.
- Прекрати. Давай лучше поболтаем. Какие у тебя планы? Ты же сама прекрасно понимаешь, что тебе в этом бизнесе тусоваться ещё от силы несколько лет, а потом что?
Она вскочила с кровати.
- Это ещё что за разговор?
- Дружеский. Мы-то с тобой не будем друг дружку дурачить. Давай тогда поговорим о другом. Ты откуда родом - с фермы?
- Ты что совсем ку-ку? Сейчас лучшее время для ночной работы. Не могу я тут с тобой рассиживаться и лясы точить, пока другие девочки работают в поте лица. Мне же надо...
- Слушай, ничего не случится, если твой сутенер купит себе новый кадиллак на неделю позже! - крикнул я и дал Барбаре оплеуху. Я не сильно ударил, но её левая щека тотчас побелела, потом побагровела . Она упала на кровать и разрыдалась.
Я сел рядом и обнял её.
- Извини, милая. Я не хотел.
- Что это на тебя нашло, Марти? - спросила она, всхлипывая и уткунвшись лицом в мою грудь поросшую седыми волосами. - Что с тобой такое происходит?
- Я на пределе, заснуть не могу... Слушай, мне честно очень жаль. Ты же знаешь, мы с тобой друзья. Я с другими шлюхами не могу, а с тобой...
- Не называй меня так!
- А что? Ты же шлюха, а я бывший легавый, ставший сутенером... Перестань причитать. Я же извинился. Не знаю, что на меня нашло. - Приятно было вот так держать её у своей груди и слышать, как она плачет. Почему-то от этого ощущения я словно ожил.
Она вырвалась из моих объятий и вытерла лицо простыней.
- Терпеть не могу, когда меня мужики бьют, а ты...
Я прикрыл ей рот ладонью. Лицо у неё было изможденным, худым, увядшим.
- Барбара, сколько раз мне тебе повторять, я не хотел тебя ударить! Я сунул руку в карман брюк и нащупал там банкноту. К счастью, это оказалась всего лишь пятерка. - Если я тебе дам эту пятерку, купишь себе духов, чулки или ещё что-нибудь. Гарольду не отдавай!
- Я не могу скрывать от него заработки. Ты же сам знаешь, как он к этому болезненно относится. И тебе незачем мне платить...
- Я не плачу. Это подарок.
- Тогда сам купи мне духи - дай мне флакон, а не деньги.
- Договорились.
Она встала с кровати и посмотрела на себя в зеркале.
- Пойду, надо подремонтировать лицо.
Я проводил её и, оставшись один, выпил - уже не было мочи терпеть. По радио передавали только сообщения, связанные с убийством Андерсона. Я выключил применик и стал ходить по комнате, приводя в порядок свои мысли. Выдвинул ящик, стал смотреть на револьвер. И понял, что не смогу. Просто смех - в городе полным-полно шпаны, которая только и мечтает всадить в меня обойму, им только намекни, да как скажешь бандюге, что, мол, мне хочется, чтобы он меня пристрелил? Как же это можно сделать? Что сказать?
Дверь открылась, и я с грохотом захлопнул ящик. Это вернулась Барбара.
- Вот я нашла тебе снотворное. Двух таблеток хватит, чтобы свалить быка.
- Я никогда не баловался этим зельем.
- Они совершнно безвредны - зато спать будешь как младенец. - сказала она, наполнив стакан водой.
Я выпил две таблетки.
- Когда они начнут действовать?
- Через несколько минут, если не будешь сопротивляться. Ложись и расслабься.
Я сел и подумал: может быть, это выход. Принять упаковку этих колес и отправиться на тот свет. Да только в "Гровере" наверняка найдется какой-нибудь идиот, который придет будить меня. Можно взять упаковку таблеток и отправиться с ней в другой отель...
- Засыпаешь?
- Нет еще. И перестань пялиться на меня, точно ты ждешь, что я сейчас взорвусь или растаю!
- Да ты вытянись, раслабься! - Она одарила меня лукавой улыбкой. - Ты совсем чокнутый, Марти. Боишься поцеловать меня...
- Ничего я не боюсь!
Я крепко обнял её и поцеловал, радуясь, что недавно сжевал мятные таблетки. Она коснулась языком кончика моего носа и сказала кокетливо:
- Так приятно было, Марти! - и поцеловала меня взасос. Отппрянув от меня, произнесла с улыбкой. - А мы похожи. Я тоже занимаюсь ремеслом для одиноких - имею дело с одинокими мужкиами, которые, сделав дело, стремятся избавиться от меня поскорее. И полицейский такой же - никто о нем никогда не вспоминает кроме тех кратких мгновений, когда он позарез нужен. Раньше я, зная, что ты бывший полицейский, робела перед тобой.
- Что это ты сегодня вдруг ударилась в философию?
- Иногда ты мне нравишься, даже очень. Теперь марш спать!
Я вытянулся на кровати, а Барбара помахала мне от двери.
- Защелкни за собой замок! - попросил я.
Она таК и сделала, снова махнув мне на прощанье. Я распустил ремень на брюках и потушил свет. И стал ждать, размышляя, присниться ли мне снова миссис Да Коста. Потом я стал думать о Лоуренсе.
Можно было поболтать с мальчишкой о рыбалке. Однажды я взял его с собой на ночную рыбалку в отлив. Ему страшно понравилось, но, просидев всю ночь на пляже, он сильно простудился. Я даже разрешил ему глотнуть виски. Помню, я тогда поймал здоровенного окуня фунтов на шестнадцать. Пришлось побороться с ним - еле вытащил. Лоуренс был в полном восторге. Утром, перед тем как отправиться домой, я срезал с окуня мясо, а кости бросил. Мльчик мне сказал тогда: "Напрасно ты так - красивая была рыба". - "Не повезу же я в поезде шестнадцатифунтовую вонючку!" Лоуренс тогда бы кожа да кости и на вид слабак. "Но бросить её вот так на пляже с искромсанным брюхом это же нечестно!" - захныкал он. "Нечестно? Но рыба же сдохла! И что знает рыба о том, что честно, а что нет?"
Мальчонка начал плаать и чихать, а дома Дот устроила мне выволочку за наше путешествие. Странный мальчуган - то его заботила дохлая рыба, то теперь вот жулик-мясник...
Очнувшись, я понял, что сижу в кровати, а за окном сияет солнце. Радио работало на полную громкость - начались трехчасовые новости. Тут я вспомнил о деньках ушедшей юности, когда я мог давить подушку часов двендцать без просыпу.
