Очнувшись, я понял, что сижу в кровати, а за окном сияет солнце. Радио работало на полную громкость - начались трехчасовые новости. Тут я вспомнил о деньках ушедшей юности, когда я мог давить подушку часов двендцать без просыпу.
Во рту у меня персохло, желудок ныл. Я себя чувстовал не отдохнувшим, а пришибленным. День был жаркий и душный. Холодный душ немного меня взбодрил. Я побрился, дважды почистил зубы - на них точно запеклась какая-то корка - нашел чистую рубашку. Потом сжевал целый пакетик резинки.
Дьюи уже восседал за стойкой: красные опухщие глаза, вздувшиеся голубые прожилки на большом носу.
- Как самочувствие, Марти? - поинтересовался он.
- Голоден, как церковная крыса. Чего это ты так рано?
- Лоусон попросил на пару часов пораньше его сменить. Идет в картинную галерею. А тут ещё эта чертова жара. Да одна горничная не пришла позвонила, говорит, заболела.
- Это которая - Лили?
Он кивнул.
- Дьюи, какой номер вчера в лотерею выиграл?
- Так, сейчас посмотрим... Кажется, в начале была шестерка... Я играю только на однозначные... А ну да, вспомнил, выграл 605! А ты поставил что-нибудь?
- Похоже, да. - Я пошел к себе в кабинет и нашел домашний адрес Лили.
Когда я вернулся, Дьюи мне сказал:
- Знаешь, Марти, мы с тобой ладим потому, что мы никогда не суем нос в чужие дела, так что если я что-нибудь не то начну говорить, ты мне сразу скажи! Я тебе должен заметить, ты себя странно ведешь.
- Что значит странно?
- Ты мне зубы не заговаривай, Марти. Мистер Кинг кипит просто, хотел с тобой поговорить - так он себе всю ладонь отшиб, когда стучал тебе в дверь
- Передай мистеру Кингу - у меня, возможно, скоро появится высокая цель в жизни - раскроить его лисью харю!
Водянистые глазки Дьюи заморгали.
- Нашел другую работу?
- Нет.
- Я тебе скажу, Марти, у нас в отеле дела идут очень неплохо - я бы не советовал тебе терять такое место. Они ведь тут же наймут другого. Счастье твое, что вчера все закончилоь хорошо. Да, и еще, тебе звонил доктор Дюпре - три раза за последний час. Должен сказать, он на тебя сердит.
- Слушай, пока у меня такой замечательный кореш, как ты, Дьюи, о чем мне ещё беспокоиться! - бросил я, выходя на улицу.
В кафе на углу я съел два сэндвича с пастрами и выпил апельсинового сока. Мой желудок наконец-то успокоился, и я повеселел. Какой же я был осел, что не подумал раньше о снотворных таблетках. Надо было просто снять комнату в отеле на окраине, где меня никто не знает. Повешу на дверь табличку "Просьба не беспокоить". Проваляюсь там пятнадцть часов кряду - и цель достигнута.
Я себя чувствовал так хорошо, что даже посмеялся над скабрезным анекдотом официантки - она мне его рассказывала каждый день на протяжении уже многих недель - и чуть не довел её до сердечного приступа, дав целых полдоллара на чай.
У меня было без малого три тысячи в банковском депозитарии и ещё примерно тысчонка на счету. Надо было кому-то оставить эти деньги. Завещать их Лоуренсу было бессмысленно: парню не суждено было научится правильному отношению к "зеленым". С Фло случилась бы истерика от любой оставленной ей суммы. Вот кому нужны были бабки - так это Барбаре, но в любом случае они пошли бы Гарольду-сутенеру на покупку нового автомобиля. И все же стоило составить какое-ниакое завещаие - чтобы мои сбережения не прикарманили какие-нибудь мерзкие кузины из Атлантик-Сити, если они ещё живы. В последний раз я видел их, когда мне исполнился двадцать один год - они мне тогда подарили каку-то говенную булавку для галстука.
Я долго бродил по улицам, пока не нашел машинописное бюро с прыщавой девичцей-машинисткой. Я продиктовал краткое завещание, согласно которому Лоуренс получал все мои деньги с условием, что он купит Дьюи баррель дешевого вина. Я спросил у девицы, не является ли она по совместительству и нотариусом, но она мне сказала, что завещания не обязательно заверять у нотариуса - достаточно иметь двух свидетелей.
- Хотите быть свидетельницей? - спросил я у нее.
- А чего же, - согласилась она и позвала какого-то хмыря из соседней комнаты. Он тоже расписался как свидетель, перепачкав бумагу своими грязными пальцами. Девица заставила его даже написать домашний адрес. Все эта процедура стоила мне один доллар. Я отнес завещание в "Гровер" и спрятал его в запечатанном конверте у себя в столе..
Наротив "Гровера" есть старая-престарая аптечно-гастрономическая лавка, владелец которой имеет регулярный доход исключительно благодаря соседству с нашим отелем. Я туда и отправился.
- Марти, только не говори, что тебе опять нужно пополнить свои стратегические запасы, - сказал мне Сэм.
- Мне нужен небольшой флакончик духов. Не дороже трех долларов. И красиво заверни.
- Какого рода?
- А я-то откуда знаю. Что-нибудь с сильным запахом.
Сэм продемонстрировал мне флакон - здоровенный кусок стекла, внутри которого перекатывались четыре или пять капель какой-то желтоватой жидкости, похожей на мочу.
- Вот классный товар - из Парижа, без обмана.
- Замечательно. Кстати, Сэм, в последнее время посетители замучили меня просьбами о снотоврных порошках. Дай-ка мне упаковочку хороших таблеток.
Сэм полез под прилавок и извлек оттуда крохотную коробочку.
- Вот новинка аптечного бизнеса. От них засыпаешь как сурок, но тут никаких наркотических добавок - гарантия того, что не будет непредвиденных эффектов.
- Нет, дай-ка мне старое испытанное средство - посильнее.
- Марти, старина, ты не понимаешь: эти-то безопасные. Можешь проглотить хоть всю коробку, а сердце не остановится и легкие не откажут.
- Сэм, дай мне простые колеса.
У Сэма были тяжелые морщинистые веки, и когда он приходил в ажитацию, веки становились такими набрякшими, что лицо приобретало выражение рассвирепевшей черепахи.
- Марти, - сказал превратившийся в черепаху Сэм. - для этого тебе необходим рецепт.
- Перестань дурака валять. Сэм, ты же меня знаешь. Когда меня просят дать таблетку, да ещё и готовы заплатить, я должен делать, что мне говорят. Не волнуйся, я никому больше двух не дам. Ты что же думаешь, я себе неприятностей хочу?
- Но сейчас с этим очень строго. Я же могу потерять лицензию, а то и магазин, или и того хуже.
- А ты положи их в обычную коробку. Я скажу - нашел в номере после отъезда очередного постояльца.
- Марти, ты же не знаешь, как сейчас у нас стало строго со снотоврными и успокоительными. Я не могу рисковать. - Его пухлое лицо просто пылало, а глаза превратились в узкие щелочки.
- Ну что ж, если ты хочешь, чтобы я начал ходить отоваривться в другой магазин...
- Марти, ну сам подумай!
- Я прошу тебя о простом одолжении, а ты разводишь целую трагедию.... Что с тобой, Сэм-дружище? Ты решил, что я совсем рехнулся и могу дать постояльцу больше двух таблеток?
По черепашьему лицу Сэма пробежала тень раздумья, и он прошептал:
- Ладно, но запомни: если что случится, я покажу под присягой, что ты купил их не у меня.
Сэм отправился за перегородку из дымчатого стекла и через несколько минут вернулся с простой аптечной коробочкой, которую он мне неловко сунул в ладонь при прощальном рукопожатии - хотя мы в магазине были одни.
- За это денег я не возьму. Оплати только духи. Я тебе их продам по оптовой цене - доллар-семьдеся три.
- Сколько там таблеток?
- Дюжина. Уж как-нибудь постараюсь учесть их в месячной отчетности.
- Да, чтобы уж гарантировать себя от случайностей - сколько штук составляют смертельную дозу?
- Марти, что ты такое несешь!
- Сэм, дружище, я же должен знать.
- Никогда не давай больше двух в течение двенадцати часов. Ну, в крайнем случае - три, если клиент молодой, но ни в коем случае ни одной если клиент пожилой и к тому же с больным сердцем.
- А если принять сразу пять или шесть - это может привести к смерти?
- Марти, типун тебе на язык! А вдруг нас кто-нибудь услышит? Если дашь кому-нибудь пять или шесть в один присест, пакуй вещички и рви когти из города!
- Понял. Спасибо. Не беспокойся, Сэм.
Я поехал на подземке в сорону Сотых улиц, попал в час пик, так что когда вышел на Девяносто шестой, я был весь в мыле. Я снял трехдолларовый номерок на Сотой - в здоровенном отеле, но все-таки не шибко шикарном, чтобы позволить себе роскошь иметь штатного детектива. Я зарегистрировался под своим именем, но написал, что приехал из Джерси-Сити, и заплатил вперед за два дня.
Комната моя оказалась получше самых приличных номеров в "Гровере". У меня разболелся желудок, и я сел на кровать переждать приступ, уставившись на светлокоричневые стены. Мне захотелось повидать Фло. Я спустился в вестибюль и стал искать её номер в телефонной книге, но с тех пор, как я в последний раз видел, её она могла сто раз выйти замуж.
Я пошел по Бродвею с мыслью наведаться к Лили-горничной и стребовать с неё мою долю выигрыша. Да только, подумал я, на кой черт мне теперь эти деньги? Хотя я всегда терпеть не мог, когда мне не возвращали долги. Райончик этот сильно изменился. Когда я работал на участке вблизи Сотой улицы, здесь жили сплошь негры да евреи. Теперь тут кишмя кишели пуэрториканцы.
