На Вершинина словно ушат холодной воды вылили. Он сообразил, что находится в двусмысленном положении, ибо никаких официальных полномочий не имеет. Вячеслав пришел сюда вникнуть, получить поддержку. Однако с ним разговаривать не захотели, да еще и дали понять, что в глазах секретаря парткома фигура он незначительная. Впрочем, Лубенчиков тоже не был спокоен. По бесконечному движению авторучки, порядком отметившей своими помарками его ладони, Вершинин догадывался, что столь резкий выпад вызван отнюдь не твердой позицией, а скорее, растерянностью и неуверенностью секретаря парткома. Предъяви сейчас Вершинин самые высокие полномочия, он и тогда бы не смог дать удовлетворительного ответа. И все же жалко было уходить не солоно хлебавши.
— Давайте начистоту, — Вячеслав легонько пристукнул кулаком по столу. — Вы правы — официальных полномочий у меня нет, однако Игорь Арсентьевич Кулешов сам лично не более как четыре дня назад просил меня разыскать людей, которые мешают ему последние годы.
На лице Лубенчикова промелькнула растерянность. Возникшая ситуация снова поставила его в тупик.
— Ну и что же? — промямлил он. — Кулешов Кулешовым, а полномочия ваши мне все равно не ясны.
— Вы интересуетесь, знает ли о моих намерениях непосредственное начальство? Опять скажу вам откровенно — не знает. Пока преждевременно ставить его в известность. Мне хотелось во многом убедиться самому, а потом уже принять окончательное решение. И если я приму его, уверяю вас: прокурор меня поддержит.
Лубенчиков молча слушал. Ему трудно было понять, что нужно следователю. На заводе не совершено преступление, и вдруг следователь лезет с вопросами, которые уже давно разрешили другие органы, лезет никем не уполномоченный, по собственной инициативе.
— Да поймите же вы меня, — убеждал Вершинин, — я пришел к вам, секретарю партийной организации, в интересах дела. Давайте разберемся вместе. Завод лихорадит, я это знаю. Если вы что-то не в состоянии сделать своими силами, мы поможем. В наших руках есть средства, которых нет у вас. Мне нужно только одно — ваша откровенность. Расскажите мне о Кулешове, о других руководителях, о событиях последних лет на заводе, о вашем отношении к ним. Помогите мне сделать правильный выбор, ведь, в конце концов, я действую в интересах завода.
Однако горячий монолог не изменил поведения собеседника. Тот все внимательно выслушал, помолчал, а потом с внутренним удовлетворением сказал:
— Значит, вы пришли без официальных полномочий? — и равнодушно отвернулся.
Вершинин встал.
— Извините за беспокойство, — язвительно сказал он и пошел к выходу.
Вслед ему донеслись сказанные с извиняющейся ноткой слова:
— Я рекомендую вам обратиться в объединение. Там лучше знают. Они выезжали со специальными проверками.
Лубенчиков не пояснил, почему именно объединению известно больше, чем ему, секретарю парткома, но Вячеслав понял выраженную в его словах просьбу: «Говори с ними, а меня не трогай». Поэтому вышел он молча, раздосадованный постигшей его неудачей.
«Втянул меня в авантюру, — мысленно обругал он Охочего, — послал к человеку, который боится решать острые вопросы самостоятельно. А ведь наверняка знал его характер, предвидел, чем кончится разговор. Верь после этого людям. Мальчишкой меня посчитал, что ли?»
Вячеслав представил себе лицо Охочего, его глаза с хитрым, мужицким прищуром.
«Поговорите с Лубенчиковым, — вспомнил он прощальную фразу, — и вы узнаете обстановку на заводе». И каковы успехи? «Постой, постой, — осенило его, — ну и хитрец Охочий, ну и хитрец, тонко рассчитал. Иди, говорит, побеседуй с секретарем, узнаешь обстановочку на заводе. А ведь теперь ясно, что своими силами Кулешову не справиться».
У Вершинина стало легче на душе, настроение улучшилось. Он зашагал весело и быстро, как человек, принявший окончательное решение.
До прокуратуры Вячеслав добрался пешком минут за двадцать. В коридоре он по привычке ткнулся в дверь старшего следователя Гриши Салганника, уже больше месяца находившегося в командировке. К его удивлению, дверь легко подалась и, скрипнув ржавыми петлями, распахнулась. Перед ним стоял Гриша. Вершинин от души обрадовался его приезду. Салганник был классным следователем, специалистом по самым запутанным хозяйственным делам, обладающим железной логикой и фантастическим чутьем. Он давно просился в бригаду к Салганнику по какому-нибудь крупному хозяйственному делу, чтобы перенять его опыт.
— Хлопот у меня сейчас, Славка, по горло, — Гриша озабоченно почесал намечающуюся лысину. — События нарастают, как снежный ком. Началось ведь с ерунды. В магазине «Аквариум» народные контролеры обнаружили килограмм тридцать неучтенной тешки — копченой спинки рыбы ценных пород, а сейчас? — он начал загибать свои тонкие музыкальные пальцы. — Нальчик, Сочи, Тула, Сухуми и чем кончится, одному богу известно. Сложнейшие способы хищения. Помня твою просьбу, я предложил шефу включить тебя в бригаду — одному мне не справиться, придется поколесить по свету. У тебя сейчас только нераскрытое убийство на вокзале, терять нечего. Давай подключайся и скорее меня благодари. Шеф, кажется, расположен к такому варианту.
— Спасибо, спасибо, дорогой, — задумчиво ответил Вершинин, — спасибо тебе за хлеб, за соль, за кашу, за милость вашу.
Салганник удивился:
— Да ты, кажется, недоволен? Сам ведь просился, никто за язык не тянул.
— Знаешь, Гриша, предложи ты мне сотрудничество недели две тому назад, я бы не раздумывал. Сейчас же… У меня действительно одно дело в производстве, и оно затянулось, правда, в последние дни появилась туманная перспектива на раскрытие. Скажу откровенно, кроме убийства, у меня есть один материал, но я до сего дня не знал, как с ним поступить.
— Если не знаешь, отложи в долгий ящик, пусть ждет. Тогда и видно будет.
— Очень уж у тебя просто, — поморщился Вершинин. — Тут время пропустишь — не наверстаешь потом.
— Валяй, валяй рассказывай. Чувствую, посоветоваться хочешь. Я весь внимание, — сказал Гриша, доставая из сейфа разрозненные листки бумаги, испещренные множеством цифр.
— Видишь ли, знакомый мой — директор крупного завода — обратился с просьбой. Его чуть в гроб не вогнали анонимками. Утверждает — клевета, просит найти тех, кто писал.
— Ну и ну, — схватился за голову Салганник. — Охота тебе этим заниматься. Конечно, молодой человек, порывы ваши благородны, но, боюсь, кроме неприятностей ничего не принесут. Мне, во всяком случае, аналогичное дело доставило много хлопот. Кляузник, которого я пытался уличить, меня самого засыпал анонимками, после чего мне неоднократно пришлось писать объяснения, что не беру взяток, вина не пью, женский пол не обижаю. Вот почему с того далекого времени я предпочитаю расследовать убийство, ограбление, хищение, чем связываться с этой пишущей братией, скрывающейся под личиной добропорядочности.
— Но каков же финал? — заинтересовался Вершинин.
— Самый банальный. Вину его доказать не удалось, хотя было ясно как дважды два, что писал он. Мой совет — бросай это дело ко всем чертям. Мне тогда деваться было некуда, а тут, насколько я понимаю, речь идет о твоей личной инициативе?
— Шеф не в курсе, — подтвердил Вершинин.
— Вот видишь. Боюсь, что шеф тебя не поддержит, впрочем, попробуй рискнуть, поговорить с ним, убедить, ведь речь идет о крупном руководителе.
Расстроенный и вновь одолеваемый сомнениями, Вячеслав пошел к себе. На письменном столе в глаза ему бросился большого формата конверт без марки. Четкими, округлыми буквами на нем было написано:
«Старшему следователю прокуратуры В. В. Вершинину».
Фамилия адресата отсутствовала. Он повертел письмо в руках, понюхал. Пришел к выводу, что писала женщина — только им свойственна такая мягкость и округлость линий. Аккуратно разрезал конверт ножницами и вынул оттуда лист белой бумаги и свернутую в несколько раз потрепанную газету. Первым оказалось заявление Кулешова. Оно было написано коряво и неуверенно. Вершинин понял, что врачи по-прежнему не разрешают Игорю Арсентьевичу вставать. Бегло прочитал заявление.
«Старшему следователю областной прокуратуры В. В. Вершинину, — писал Кулешов. — На протяжении нескольких лет неизвестные мне лица систематически клевещут на меня, направляя заведомо ложные, порочащие меня жалобы в различные вышестоящие организации. Они сознательно подрывают мой авторитет как руководителя, чем дезорганизуют работу завода. Прошу Вас принять мое заявление, найти преступников и привлечь их к судебной ответственности. Директор завода Кулешов».
Вячеслав раздраженно повертел в руках бумагу.
