Я позвонила в дверь и прислушалась. Никаких шаркающих шагов и традиционного вопроса типа «кого черти несут на ночь глядя».
Нажмем на кнопку звонка еще раз.
Молчание.
Тогда постучим.
Это что такое? Дверь не заперта? Почему?
Я стояла на лестничной площадке и не решалась зайти. Незапертая дверь — это несколько вариантов: ее забыли запереть, потому что хозяин невменяем, или не смогли, срочно сматывались, потому что в доме труп.
Господа, если вы умудряетесь время от времени попадать в неприятные ситуации, то послушайте умную девушку Таню Иванову — никогда не входите в незапертую квартиру.
Я позвонила в соседнюю дверь.
— Кто там? — послышался осторожный голосок.
— Татьяна Иванова, — честно ответила я.
— А вы к кому?
— К вашему соседу, Алексею Шаманову.
Мне открыла пожилая женщина в замусоленном фартуке, который когда-то был зеленым, разрисованным цветочками. Теперь он превратился в смесь желто-коричнево-серого оттенков, лишь отдаленно напоминавших о своем первоначальном колере.
— Почему вы звоните ко мне?
— Потому что дверь в его квартиру незаперта, и я прошу вас составить мне компанию.
— Какую компанию?
Ну не для игры в покер, господи!
— Давайте зайдем в квартиру и посмотрим, что там происходит.
Соседка исчезла и вскоре вернулась уже без фартука, видимо, побоялась пугать молодого человека сим страшным предметом.
Я толкнула дверь в квартиру номер три костяшками пальцев. Появилась такая вот привычка из боязни оставлять отпечатки пальцев.
Мы вошли внутрь квартиры.
— Чегой-то темно здесь, — неуверенно проговорила женщина.
— Надо включить свет, — согласилась я.
Осторожно шаря по стенам, я нащупывала выключатели и мысленно произносила фразу «Да будет свет», подкрепляя ее активной деятельностью.
Когда вспыхнули две лампочки в комнате и осветили ее убогую внутренность — дешевые обои местного производства, стол с цветастой клеенкой и платяной шкаф образца шестидесятых с вечно приоткрытыми дверцами, — соседка закричала в голос.
Тело Алексея Шаманова лежало на полу лицом вниз, руки вдоль туловища.
— Боже, боже, что же это творится? — причитала женщина, тут же достав из недр одежды белый носовой платок и выжимая в него жидкость, капающую из глаз.
Я осторожно приблизилась к лежащему на полу Алексею и прикоснулась рукой к его едва теплой шее.
Артерия не билась.
Видимых следов ранения я не увидела, крови не было также ни на полу, ни на одежде.
— У вас есть телефон? — спросила я женщину.
Та долго не могла оторваться от белого кусочка материи.
— Что вы говорите? — будто я общалась с ней на языке туземцев острова Борнео.
— Вы не могли бы позвонить в милицию? — повторила я свою просьбу и протянула ей карточку с реквизитами Расторгуева. — Лучше, если приедет именно этот человек, и скажите ему, что встречать его будет Татьяна Иванова. Он очень обрадуется.
Женщина встрепенулась, словно клуша на насесте, и помчалась вон из квартиры.
— Я сейчас все сделаю! Вы только не уходите!
Мне некуда было идти, кроме как в монастырь. Последняя ниточка, которая должна была привести к убийце мальчика из дискотеки, резко оборвалась, как после выстрела из пистолета «ТТ».
Я пыталась догадаться, какова причина смерти Алексея. Нет ни следов выстрела, ни раны от ножа, да и орудия преступления не видно.
Тело парня было тяжелым и неподатливым, прямо стокилограммовый мешок с пшеницей. Голова мотнулась вниз, как у убитой птички.
Я вспомнила, как однажды, когда мне было всего десять лет, мой дядя Николай Иванович взял меня на охоту на куликов в местечке под названием Лебяжье в Волгоградской области. Он был военный летчик в звании капитана и мог позволить себе помотаться по окрестностям на служебной машине «ГАЗ-66» вместе с такими же воздушными рабочими, как и он сам. Компания была вооружена всего-навсего парой мелкокалиберных винтовок — мелкашками, как их называли. Один из офицеров умудрился подранить куличка, носившегося по болотистой местности. Тот упал на мшистую кочку, но умирать не собирался. А потом один из курсантов, сопровождавших своих командиров, вытащил из сапога нож и нагнулся над птичкой.
У меня были крепкие нервы, и я не расплакалась, глядя на безжизненный маленький комочек с неестественно вывернутой шейкой, в котором мяса было ровно столько, сколько хватило бы понюхать кошке. Просто стояла и смотрела на только что оборванную жизнь.
Нечто похожее я наблюдала сейчас. У Алексея, по всей видимости, сломана шея. Некто применил прием, знакомый специалисту, прошедшему школу убийства в спецназе.
Парень был не из здоровых, но тем не менее мог оказать сопротивление. Но кто-то оказался настолько сильнее, что сумел лишить его жизни одним рывком.
Это мог сделать только профессионал — человек, который знал, зачем шел сюда, в это логово на Лесной улице.
Бригада приехала через двадцать минут, за которые я успела осмотреть квартиру и не обнаружить ничего полезного для расследования.
Помещение чуть было не превратилось в Колизей во время гладиаторских боев, потому что соседка успела сообщить всем жильцам дома о происшествии в квартире номер три. Целые орды любопытствующих устремились было на место преступления, дабы вкусить зрелища.
Первых посетителей я вытолкала взашей, пригрозив, что упеку всех на срок до пяти лет. Правда, я так и не придумала, какое обвинение могло бы превратить их в преступников, но моя угроза подействовала.
Затем я заперла дверь на цепочку, аккуратно обернув ее носовым платком. В дверь продолжали звонить, стучать, кричать, мне пришлось отвечать на каждый чох, чтобы не пропустить тот момент, когда приедет Расторгуев со своей командой.
Соседка больше не появлялась, видимо, еще не успела обежать всех знакомых и сообщить им новость из разряда криминальных.
А вот и Борис, я узнала о его прибытии по звонку в дверь. У него характерная манера звонить — как-то по-военному — «раз-два».
— Привет, — хмуро бросил Расторгуев, — где?..
Я провела его в комнату, за нами следовали трое милиционеров из отдела Бориса. Игорь Коновалов, совсем недавно круто отомстивший троим мафиозникам за смерть жены Люды, ушел в другое ведомство. Клянусь, мы с Борисом свято хранили общую для нас тайну.
— Как ты здесь оказалась? — Расторгуев повернулся ко мне.
— Зашла по адресу.
— Случайно?
— Нет, он был нужен мне. Мы хотели опознать заказчика скандала в клубе «Серп и молот», но не успели…
— Ты думаешь, что сработал этот самый заказчик?
— По всей видимости. Наверное, не хотел, чтобы его узнали в лицо.
Милиционеры суетились над телом.
— Результаты есть? — спросил Борис.
— Парню сломали шею, — отозвался чернявый мужчина с казацкими усами.
Я оказалась права.
— Короче, убийство…
— Да, проделать такое самостоятельно он не смог бы.
— Почерк знакомый? — поинтересовался Расторгуев.
Пышные усы неопределенно задвигались.
— Конкретно сказать нельзя, но ощущение такое, будто орудовал спецназ.
— Бляха муха… — ругнулся Борис. — Новости одна лучше другой.
Я осторожно тронула моего мента за руку.
— На секунду…
Мы вышли на кухню, которая имела неуютный вид: крашенные синей краской стены с грязно-коричневыми пятнами, дощатые полы в рытвинах, испытывавшие нужду в шпаклевке, двухконфорочная плита в желтых потеках, по стенам развешаны пеналы кухонного гарнитура местной фабрики номер один, дверца одного из них была приоткрыта, и на самом видном месте засохло пятнышко, при ближайшем рассмотрении оказавшееся прихлопнутым тараканом.
— Шаманов дал описание двоих мужчин, которые купили его, — сказала я.
— В каком смысле купили?
— Они уговорили его выступить в роли диверсанта и дали денег.
— Кто они?
— Божился, что не знает по именам, но обещал показать… издали.
— Собираешься искать?
— Ничего другого не остается. Найду — сообщу тебе. Пригодится?
— Конечно. Только как ты намереваешься выйти на них?
— Буду ловить.
— ?
— На живца…
Я до сих пор жалела, что свидетель происшествия в дискотеке не дал о себе знать. Теперь в моем деле фигурируют уже два убийства, и кто знает, может быть, их будет много больше. Очевидно, люди просто не хотят неприятностей, связанных со свидетельскими показаниями, общением с органами правопорядка, очными ставками и так далее.
Хотя за пятьсот долларов можно и потерпеть.
Стоп! А если все-таки нажать на «ангелов», используя имеющийся у меня в руках козырь — мое свидетельство попытки ограбления Дома офицеров.
