– Напротив, – заметил Клим Кириллович, – никогда не знаешь, что тебя спасет. Может и зеркальце, если оно лежит в нагрудном кармане. Дочь генеральши Зонберг спас серебряный портсигар. А как матушка бранила Татьяну за то, что та пристрастилась к курению.
– Девушки с папиросками мне не нравятся, – нахмурился профессор. – Мне кажется, что они более склонны к непристойностям и преступлениям, чем барышни воспитанные.
– Балерина Кшесинская, кажется, не курит, – задумчиво произнесла Полина Тихоновна, – а вступила в порочную связь, даже ребенка родила. И газеты писали об этом без осуждения!
– В артистической среде свои законы, там многое дозволено, – равнодушно откликнулся Клим Кириллович.
– А не увидите ли вы господина Фрейберга? – стремясь увести разговор от опасной темы о нравственности барышень, Мура с лукавым видом взглянула на доктора. – Интересно, помогает ли он полиции в поисках этого ужасного Рафика?
– Спрошу, если увижу, – пообещал Клим Кириллович. – Король петербургских сыщиков не может пройти мимо такого дела Во время нашей последней встречи господин Фрейберг очень увлеченно рассказывал о методах идентификации преступников по. оставляемым ими отпечаткам пальцев. У каждого человека неповторимый кожный узор на кончиках пальцев, – пояснил он, увидав живейшее любопытство в глазах своих сотрапезников. – На месте преступления злоумышленники обязательно оставляют следы, особенно на гладких и блестящих поверхностях Следы можно обнаружить с помощью лупы, да и без нее, сделать с них фотографические снимки, сравнить их с отпечатками, взятыми специальным образом у подозреваемых лиц Уже существуют целые картотеки отпечатков пальцев преступников.
Мура слушала, затаив дыхание, даже на лице Брунгильды появилась некоторая заинтересованность.
Но рассказ Клима Кирилловича прервал телефонный звонок, послышавшийся в гостиной, где год назад Муромцевы установили аппарат.
Почти тут же в дверях столовой появилась Глаша:
– Брунгильду Николаевну просят к телефону.
Брунгильда встала и после небольшой заминки быстрым шагом отправилась в гостиную, оставив дверь открытой.
– Я надеюсь, это не один из авторов безумных проектов, – проворчал профессор.
– Я почему-то волнуюсь. – Елизавета Викентьевна тревожно взглянула на мужа.
В наступившей тишине прозвучал немного взвинченный голос:
– Брунгильда Муромцева у аппарата.
Далее наступило молчание. Потом старшая дочь профессора Муромцева почти механически произнесла три ужасных слова... Потом последовал резкий звук удара трубки о столик, звук тяжело падающего тела...
Вопрос, заданный девушкой невидимому телефонному собеседнику, хорошо расслышали в столовой:
– Мой отец умирает?
Петербургская полиция сбилась с ног, разыскивая дерзкого грабителя, державшего в страхе не только пассажиров железной дороги, но и весь город.
Чуть ли не ежедневно производились частичные, мелкие облавы: задержали несколько человек лет тридцати, выше среднего роста, смазливых, с родинками у правого уголка рта... После пристрастной проверки в полицейских участках, вынуждены были их отпустить: они оказались вполне добропорядочными обывателями.
Надзиратели городских полицейских участков тщательно инструктировали своих постоянных агентов и многочисленных агентов-осведомителей, и те с удвоенным рвением принялись вынюхивать, выглядывать, выслушивать на вверенных им территориях, где им и без того были известны всякий переулок, всякий дом, чуть ли ни всякая квартира. Особо пристальное внимание уделяли гостиницам и меблированным комнатам, игорным притонам и питейным заведениям. Переодетые агенты сновали по рынкам, заглядывая в каждый трактир, каждую чайную, закусочную... В сыскную полицию шли ежедневные отчеты: среди подозрительных элементов никого похожего на опасного преступника не обнаружено, выйти на его след не удается.
Не помогло и обращение к полицейским архивам: антропометрическим, дактилоскопическим, фотографическим.
Из воровского мира, от проверенных доносчиков, поступали сообщения: человека с такими приметами там не знают. Это свидетельствовало, скорее всего, о том, что разыскиваемый преступник чрезвычайно опасен и воры даже говорить о Рафике боятся.
Еще раз оповестили всех ювелиров и скупщиков золотых вещей, служащих ломбардов: к полученным ими раньше спискам похищенных драгоценностей, в том числе и из Успенского собора, разослали и описание железнодорожного убийцы, предполагаемого церковного грабителя.
В полицейских кругах возникли предположения, что искать наглого злодея следует не на городском дне, а совершенно в других кругах. Из показаний потерпевшей Зонберг следовало, что налетчик хорошо одет и пользуется недешевым табаком и парфюмом. Вино в бутылке оказалось Шато-Лафитом, и не подделкой, а настоящим французским бордо.
Появлялись даже подозрения, что он связан с террористами: среди социалистов-революционеров встречается немало вполне приличных на вид людей, – внешне интеллигентных, не бедствующих. А что, если налетчик таким образом добывает деньги для антигосударственной деятельности? Впрочем, подобные догадки отнесли к необоснованным домыслам: эсеры предпочитали не холодное оружие, а бомбы и револьверы, и не за беззащитными женщинами охотились, а за государственными чинами. Да и средства они получали по другим каналам.
Полиция бросила все силы на поимку опасного убийцы, скрывавшегося, как предполагали, под кличкой Рафик...
Следователь Адмиралтейской части Карл Иванович Вирхов считал, что ему сильно повезло: на его участке нет железнодорожных вокзалов. Это не исключало, впрочем, появления преступника в плотно населенных городских кварталах, и старый сыскарь старался не упустить из виду ни одной мелочи, которая могла бы навести на след неуловимого грабителя. Да и оценщиков драгоценностей в Адмиралтейской части проживало немало, но у него давно сложились с ними доверительные отношения, и он не сомневался в их добросовестности: случись что подозрительное, сообщат непременно.
Сегодня ему даже удалось выкроить время, чтобы заглянуть на заседание Международного конгресса криминалистов. И теперь, вернувшись оттуда к себе в участок, он перебирал накопившиеся за последние дни бумаги. Остроумное и красивое высказывание амстердамского профессора ван Гамме ля о том, что мировая наука уголовного права обязана русским тем, что русские перенесли центр исследования с факта на личность, – вызвало у Карла Ивановича некоторое недовольство. Он боялся, что его начальство, воодушевленное авторитетным мнением заезжего ученого, заставит заниматься своих подчиненных не сбором фактов и улик, а сочинением психологических портретов преступников. Вирхов и так считал, что российские адвокаты в своих защитных речах склонны чрезмерно обелять обвиняемых, списывая самые мерзостные деяния на тяжелые условия жизни своих подзащитных.
Карл Иванович сердито сдвинул плоские белесые брови. В его ушах еще звучал ехидный намек ревельского коллеги, встреченного им в аудитории Университета: «Не пора ли петербургской полиции начать ловить мышей»?.. Дело Рафика действительно неприятно затягивалось, сведения о неуловимом преступнике благодаря бойким газетчикам, неуклонно посещавшим заседания, будоражили международное собрание ученых-теоретиков.
Тут дверь его кабинета приоткрылась, и на пороге появился письмоводитель, сообщивший, что в приемной находится доктор Коровкин.
– Зови, зови, – радушно пророкотал Вирхов, отодвигая на край дубового, массивного стола дела с пронумерованными обложками.
Он встал и пошел навстречу неожиданному посетителю.
– Вот решил заглянуть на минуту. Не отвлекаю ли вас от важных забот?
– На лице Клима Кирилловича расцветала добродушная улыбка.
– Для вас найду и поболее минуты, – заверил гостя Вирхов, подводя его к покойному кожаному креслу. Сам же устроился напротив, на другом, подчеркивая этим неофициальность и дружеский характер предстоящего разговора.
– Исполняя свой профессиональный долг, задаю первый вопрос, медицинский, – как ваше здоровье?
– Благодарю вас, Клим Кириллович, не жалуюсь. Хотя, признаюсь вам, порой засыпаю с трудом. Мешают мысли о проклятом Рафике.
– Прописал бы вам бром, но для вас лучшее средство – поимка преступника. Есть ли обнадеживающие вести? – спросил Клим Кириллович и тут же поспешил объяснить свой интерес к полицейскому делу:
– Я пользую несчастную Татьяну Зонберг, последнюю жертву налетчика.
– Увы, пока лишь нащупываем почву под ногами. Трудное дело, – вздохнул Карл Иванович. – Есть факты, улики, приметы преступника, но личность его пока остается загадочной: респектабельный по виду господин убивает дам в поезде, да еще как-то связан с громкой кражей в Успенском соборе. Непонятно, что за личность... Судя по сообщениям зарубежных коллег, и они не всегда добиваются успеха в поимке такого рода негодяев. Требуется время.
