рвёмся вверх. Больше, лучше, дороже. Дома, машины, женщины. А это действительно нам надо или нам это только внушили?
Ван подал кофе, зажёг лампы. Майкл рано ушёл к себе, работал в кабинете, предоставив гостям развлекаться самостоятельно. Когда часы в гостиной пробили десять, слуга понёс ему чай. Потом попрощалась Маргарет, сославшись на плохое самочувствие. Она ещё за ужином выразительно пила какие-то капли, да так их и забыла на столе. Когда Бен обратил на это внимание Стивена, тот только рукой махнул: «Мама вечно больна, её лекарства по всему дому». От внимания Бена не укрылось, что спальни у супругов на разных этажах.
* * *
Наконец дом погрузился в сон. Как и всегда на новом месте, Бен долго не мог уснуть. Ещё раз навёл порядок на столе, хотя вещей почти не брал. Это у него было вроде маниакальной зависимости – он всегда помнил, в каком порядке оставлял вещи, в каком положении была расставлена мебель в комнате, которую он покидал. Типичный лондонский житель, в загородных домах он бывал не часто и в основном по рабочей необходимости, поэтому сейчас чувствовал себя некомфортно.
Ночь была беспокойной, он ворочался с боку на бок. Глухо стукнуло в окно, то ли ветка, то ли птица. Бен стряхнул с себя остатки сна, сел. Он понял, что его разбудило. Где-то в глубине дома раздался шум, потом тихий вскрик и следом быстрые шаги. Бен поспешно оделся, стараясь двигаться бесшумно, выглянул за дверь. Лампы в коридоре не горели, а единственное окно было почти полностью скрыто портьерой. Но даже при таком тусклом свете Бен мог поклясться, что у стены стоит человек. Стоит совершенно без движения. Бен шагнул назад, нашарил на стене выключатель, но этих нескольких секунд хватило, чтобы неизвестный сбежал вниз по лестнице. Бен вернулся к себе и долго не мог уснуть.
Пробуждение было не из приятных. Во-первых, в глаза бил ослепительный солнечный свет, не замутнённый лондонским смогом, во-вторых, часы на стене показывали пять утра, а Бен привык просыпаться несколько позже, а в-третьих, над постелью нависала мрачная физиономия Вана. Такое кого хочешь выбьет из колеи. А в-четвертых (и это было самое страшное) невозмутимый Ван был растерян. Если не сказать больше.
– Мой господин, – перешёл он сразу к делу. – Его убили.
* * *
Крови было немного, хотя жертве и перерезали горло. Помешало не по-летнему тёплое одеяло, которое теперь изрядно пропиталось ею. Тут же валялось и орудие убийства – один из стилетов со стены.
– Ван? Да очнитесь же. Что вы делали утром?
– Я, как всегда с утра, осмотрел окна и двери, всё заперто. В доме же ценные вещи. Потом принёс чай, как всегда, в пять утра. Он просит входить без стука. А тут… Как всегда, с молоком, не сильно горячий. Он так любит, – слуга говорил как заведённый, не отрывая взгляда, – и чашка, как он любит. А мистер Лоу мёртвый…
– Ничего не трогайте. Двери не открывайте. Никто не должен покидать дом до приезда полиции. Так, а это что?
Бен уже справился с замешательством. Нет, ему приходилось видеть и не такое. Но этот человек просил его о помощи. А он не успел, не защитил. Что ж, щит Фемиды в этот раз не сработал, но меч её обязан карать.
На постели лежала россыпь мелочи. Обычные пенсы, некоторые новенькие, другие потемнели от времени.
– Это? Наверное, господин уронил, – Ван никак не мог оторвать взгляд от мёртвого лица своего хозяина.
– Он имел привычку пересчитывать мелочь в постели?
– Нет, – китаец, наконец, немного ожил, взгляд его стал более осмысленным. – У него вообще никогда не было с собой мелочи. Бывало, даже у меня одалживал. Он же ничего маленького сам не покупал. Я, или экономка, или…
Голос у него сорвался. Бен кивнул. Он и так знал, что монетки оставил убийца. Они лежали поверх кровавого пятна. Осталось выяснить – зачем. Коробки с разбитыми фигурками можно было бы счесть жестокой, но неопасной выходкой, но теперь другое дело. В доме убийца и это кто-то из своих. По привычке, он внимательно осмотрел комнату. Порядок безупречный, ничего лишнего. Небольшой шкаф, столик бюро, на прикроватной тумбочке только часы, простой белый чайничек и красная чашка, искусно расписанная пионами. Полная ещё тёплого чая. Под кроватью что-то блеснуло. Бен поднял с пола небольшой аметист. Явно выпал из какого-то украшения. Ещё не зная, для чего это нужно, он опустил камень в карман. Да, так не следовало делать. Но Бенедикт Солт часто жертвовал правилами ради результата.
* * *
До приезда полиции не так много времени, а он хотел успеть поговорить с каждым лично. Эмили, как он и предполагал, восприняла новость сдержанно. От неё он не стал скрывать свою личность и цель визита. Девушка внимательно его выслушала, потом заметила:
– Папа был незаурядной личностью. У таких много врагов, это естественно.
– Это естественно, – согласился Бен. – Неестественно, когда враги в твоём собственном доме.
– Матери я сообщу сама. У неё слабое здоровье, надо её подготовить.
Бен подумал, что у Маргарет будет теперь ещё один повод для недомоганий. Что ж, с ней он увидится позже, а сейчас пора нанести визит японцу. Вот кто должен искренне скорбеть о смерти мистера Лоу – сделка с покупкой фарфоровых редкостей теперь, конечно, сорвалась. Сато в этот ранний час не спал, пил чай, листая позаимствованный в домашней библиотеке альбом с газетными вырезками. Он был полностью одет, ботинки тщательно вычищены. Весть о смерти хозяина дома действительно его огорчила.
– Как жаль, – задумчиво протянул он. – Возможно, мне удастся договориться с наследниками?
– Что ж, думаю, нам всем стоит собраться в гостиной и дождаться приезда полиции. А вы всегда так рано встаёте? – Бен окинул одобрительным взглядом безупречный костюм Сато.
– Да. Только в утренние часы можно сосредоточиться и подумать. Видите ли, днём слишком много посторонних звуков. Шум машин, звуки музыки, чужие голоса, чужие мысли. И своих мыслей тогда не остаётся.
В дверь постучали. Заглянул Ван, сделал знак Бену – мол, нужно поговорить наедине. Сато, правильно истолковав заминку слуги, деликатно вышел.
– Что случилось, Ван? – Бен подошёл к столу, полистал альбом.
Как много вырезок! И на всех мистер Лоу с удовольствием позирует со своими фарфоровыми сокровищами. Вот он на открытии выставки, демонстрирует танцовщицу Мейсенской мануфактуры, вот в Британском музее, держит в руках бесценную вазу династии Мин. Все его любимцы, он их не прятал их, он гордился ими и с удовольствием показывал.
– Я не знаю, возможно, это важно, – слуга помялся. – Чашка пропала.
– Какая чашка?
– Любимая чашка хозяина. Красненькая. С цветочками. Каждое утро из неё чай пил.
– Как?! Та самая бесценная чашка «Бычья кровь»? Взломан сейф? Где она хранилась?
– Да нигде, у него в комнате всегда стояла. Старенькая! Её мыть надо было по-особому, он все говорил: «Смотри, Ван, не разбей, я очень сильно её люблю».
Вернулись в спальню убитого. Так и есть – на тумбочке остался белый чайник, блюдце, но чашки и след простыл. Случайный посетитель спальни и внимания бы не обратил, но Бен считал, что любая деталь достойна внимания. Несущественных не бывает. Оставалось подтвердить свою догадку. Он вернулся в комнату Сато. Японца не было, и он беспрепятственно полистал альбом, пока не дошёл до нужной фотографии. Теперь он знал, что искать. Но пока не знал где. Захватив с собой альбом, он отправился нанести визит Стивену.
Комната молодого наследника крупнейшей британской фарфоровой фабрики была полной противоположностью его собственной. Казалось, там недавно взорвался небольшой склад боеприпасов. Со стула печально свисали брюки, галстук украшал каминную полку, а сам молодой Лоу похрапывал, нежно обнимая наполовину пустую бутылку виски. Стивен не реагировал ни на своё имя, ни когда Бен потряс его за плечо, зато моментально проснулся, стоило попытаться отнять у него бутылку.
– А это, кажется, ваше, – покончив с новостями, Бен протянул ему аметист, поглядывая на левую запонку
