вкус. Лицо его побагровело, и он без труда мог вообразить струи пара, вырывающиеся из его ушей, поскольку лоб взмок от пота. Горло горело, как в далекой юности после вечеринки с украденными у отца папиросами. Полицейский одним глотком расправился с собственным напитком, налил воды в пустой стакан и протянул его краснолицему Ричарду, преисполнившемуся благодарности.
— Спасибо, — прохрипел тот.
— Бруно! — окликнул полицейский через плечо. — Помнится, я предупреждал, чтобы ты больше не продавал жижу старика Реми?
Бруно, всплеснув руками, повернулся сделать замечание официантке, но передумал и скрылся в подсобке, бормоча Buon Dio на ходу.
— Это местная eau de vie [24], — объяснял полицейский Валери, пока Ричард постепенно возвращал себе привычный цвет лица. — Ходят байки, что студеным февральским утром chasseurs [25], в основном местные фермеры, могут глотнуть того же, чем заправляют баки своих тракторов; считается, что это приносит удачу. Вот только вряд ли многие фермеры, как и их техника, долго бы протянули, если бы так делали. Теперь это просто вроде легенды.
Валери, слушая его рассказ, с трудом подавляла улыбку, вызванную комической неловкостью Ричарда, поскольку не хотела разрушать свой невозмутимый образ.
— Еще два пастиса, Бруно, пожалуйста! Мадам? Нет? А, конечно, вы же за рулем.
На этот раз напитки почти сразу принес сам Бруно.
— Бруно, — спокойно сказал полицейский, — не подавай больше эту ерунду.
— Он попросил «местное», мы и дали ему «местное». — Странный напевный акцент делал мужчину похожим на персонажа оперетты.
— Бруно, — повторил полицейский мягко, положив свою огромную, как у медведя, лапищу на запястье мужчины, — больше никогда.
Бруно бесшумно отступил.
— Итак, давайте попробуем снова. — Голос полицейского снова был полон веселья. — Sante!
На этот раз полицейский сделал глоток поменьше, Валери — такой же, а Ричард с осторожностью последовал ее примеру. Он пил пастис множество раз; ему нравился этот напиток. Острый привкус аниса и ледяная вода делали его незаменимым в жаркие летние месяцы, но Ричарду казалось, что теперь он может стать искрой, от которой вспыхнет только что выпитое им ракетное топливо, а потом спутникам придется снимать его по частям с аккуратно подстриженных платанов, опоясывающих пустую площадь.
— Sante, — подхватил он с легким смущением.
— Что ж, я начну. — Полицейский аккуратно поставил свой стакан на стол и одернул рубашку, расправляя несуществующие складки. — Я старший капрал-шеф Филипп Боннивал.
Ричард чуть не подавился своим напитком. «Вот это да, — подумал он, — знатный титул для сельского полисмена! И как к нему обращаться? Не будешь ведь объявлять “мсье старший капрал-шеф” в начале каждого предложения: разговор тогда займет не один час».
Ричард снова обратил внимание на громадный рост мужчины и на массивное тело, скрывавшее стул, отчего тот походил на парящего Будду или на казака, застывшего в полуприсесте. И сразу стало понятно, как к нему обращаться. «Сэр» отлично подойдет.
— Я Ричард Эйнсворт. — Он протянул руку в запоздалом жесте вежливости и тут же пожалел об этом, предчувствуя костедробильное рукопожатие, которого, к его удивлению, так и не последовало. — Я держу chambre d’hote в Сен-Совере. — Становилось понятно, что Валери не намерена принимать в этом участие.
— На самом деле мне это отлично известно, мсье. — Офицер улыбнулся.
— Зовите меня Ричард, — предложил он, наклоняясь за орешками, лежавшими в маленькой коричневой мисочке, которую снова принесла молодая леди, напевающая за работой. Он заметил, что Валери проводила ее взглядом довольно рассеянно, когда та направилась внутрь здания. Тут Валери просияла ослепительной улыбкой, которая обезоружила обоих мужчин не только своей легкой красотой, но и тем, что возникла ниоткуда, как внезапная вспышка молнии.
— Я Валери д’Орсе. — Она царственно протянула вперед руку.
— Enchantee [26].
— А вы тоже занимаетесь этой chambre d’hote, мадам?
Подтекст этого вопроса был очевиден, и они сцепились взглядами, оставив Ричарда ждать ответа с не меньшим нетерпением, чем у офицера Боннивала.
— Я гостья, — заявила Валери прохладно, с намеренной двусмысленностью.
— Понимаю, — Боннивал откинулся на спинку стула. — Так что, интересно, привело англичанина, держащего chambre d’hote, — не обижайтесь, мсье, но вас выдал акцент, — и его очаровательную гостью в Вошель? — Он очень показательно выловил орешек из миски и с громким хрустом разломил скорлупу, ожидая ответа. Последовала секундная пауза, после которой Валери с Ричардом заговорили одновременно, тут же смолкнув и снова погрузившись в натянутое молчание.
Наконец Валери сказала:
— Ты можешь объяснить, Ричард.
— О, правда, — процедил тот сквозь стиснутые зубы.
— У тебя это так хорошо получается, — поторопила его Валери так, словно подозревала, что он что-то замышляет, хотя это было далеко не так.
— Премного благодарен, — сказал он, хотя «до черта благодарен» лучше отразило бы его отношение. — Ну, э-э-э, что ж, видите ли… — Оба собеседника смотрели на него: полицейский — мрачно, а Валери — с некоторой тревогой — и, похоже, не были до конца уверены в том, как все это закончится. — В общем, это где-то здесь, может, и не в самом Вошеле, но точно неподалеку. — Он замолк, словно сказанного было достаточно, и взял пару орешков.
— Так что там «неподалеку»? — решил уточнить полицейский, и змеиная улыбочка медленно поползла по его губам.
— Да, — сказал Ричард уверенно, — рад, что вы спросили. Видите ли, я киноисторик, был киноисториком и пытаюсь найти местность из одного фильма, м-м-м, фильма, который снимали неподалеку, я полагаю. — И снова они посмотрели на него так, словно с его стороны глупо было рассчитывать отделаться этими сказками в качестве объяснения. Он приложился к своему стакану. — Да, — продолжил он отчего-то с еще большей уверенностью, — «Поезд» 1964 года Берта Ланкастера. Он о Сопротивлении [27], слышали? — Судя по лицам, не казалось, что они слышали, и его попытка сменить тему, упомянув Сопротивление, очевидно, тоже провалилась. — Там еще снимался Пол Скофилд, который, конечно, получил «Оскар» только пару лет спустя, сыграв сэра Томаса…
— И вы полагаете, что его снимали где-то здесь? — В голосе Боннивала слышалось сомнение. — Думаю, я бы знал.
Помимо скепсиса в голосе он одарил Ричарда одним из взглядов, знакомых тому достаточно хорошо, поскольку он натыкался на них с тех самых пор, как в юности проявилась его одержимость кино. Этакая смесь недоверия, жалости и скуки. Ричард имел энциклопедические знания о британском и американском кинематографе от довоенного до предпрокатного периодов и иногда просто не мог удержаться и не продемонстрировать их. Клер называла это киноверсией синдрома Туретта [28].
— Вероятно, еще до вашего появления. — Ричард пытался не выдать всей информации о фильме и проявить толику лести, но, судя по лицу Боннивала, для лести прозвучало слишком едко.
— Наш уважаемый мэр, который тогда, возможно, им еще не был, отдал служению нашей маленькой общине несколько десятков
