«Они дождутся». – Евдокия Ивановна не сочла нужным успокаивать Пафнутьева простыми и невинными словами.
«Может, познакомите?»
«Кого с кем?» – Этот вопрос женщины прозвучал неожиданно жестко.
Но Пафнутьев решил не отступать и пояснил:
«Меня с теми вашими вещицами, которые истомились в ожидании».
«Чуть попозже», – ответила женщина, спохватившись.
Взяв из рук Пафнутьева нож, она легонько, почти нежно провела по лезвию ладонью, как бы смахивая невидимые пылинки, оставленные чужими касаниями. Поиграв солнечными отражениями на ноже, Евдокия Ивановна опять положила его посередине стола, точно на то самое место, где он и был до того момента, как к нему прикоснулся Пафнутьев.
«Пройдемте в комнату, Павел Николаевич. – Женщина пропустила гостя вперед, вышла из кухни вслед за ним и плотно прикрыла за собой дверь. – Что-то последнее время я чувствую дыхание свежего ветерка, постоянно в теле легкий озноб».
«Может быть, сквозняк», – предположил Пафнутьев и заботливо прикрыл дверь, ведущую во двор.
«Нет, это не сквозняк», – твердо сказала Евдокия Ивановна тем самым голосом, каким не говорят о погоде.
«Что же это?» – озадаченно спросил Пафнутьев.
«События, Павел Николаевич. Они приближаются».
«Вы имеете в виду?..»
«Мы с вами, Павел Николаевич, имеем в виду одни события. Те, которые нас с вами познакомили и, надеюсь, немного сдружили. Мы же встретимся с вами, когда вы вернетесь из города Ростова?»
«Обязательно».
«Я буду ждать вас. Вы ведь отправляетесь туда со своим помощником. Помнится мне, у него немного смешная фамилия…»
«Да, Худолей».
«Надеюсь, вы вернетесь втроем».
«Я тоже очень на это надеюсь».
Такой вот разговор припомнил Пафнутьев, когда сидел в самолете, откинувшись на спинку кресла. Но сейчас, по прошествии нескольких дней, он услышал в словах Евдокии Ивановны гораздо больше смысла, чем тогда, в скомканной беседе, происходившей на кухне. Теперь перед ним возникли вопросы, которых не было тогда. Он может и дальше доверять Евдокии Ивановне или должен ее опасаться?
Сейчас эта странная женщина вдруг показалась ему непредсказуемой и совершенно неуправляемой. Он понял, что не только молоток или профессиональный нож могут долгие годы томиться в ожидании своего часа. Не исключено, что в подвале и на чердаке могут тихонько скучать предметы куда более опасные, мстительные и решительные.
– Осторожнее надо бы с этой помощницей, – пробормотал он вполголоса и вдруг почувствовал, что кто-то настойчиво колотит его локтем в бок.
Конечно, это был верный помощник Худолей, который сладко проспал два часа полета.
– Подъем, Павел Николаевич! Идем на посадку. Красавицы стюардессы настоятельно советуют нам пристегнуться во избежание неприятностей, которые могут случиться при соприкосновении с землей. Вы как, в порядке?
– Да, вполне.
– Вы что-то бормотали во сне. Кто-то привиделся? Чует мое сердце, опять Евдокия Ивановна? Да, Паша?
– Она, сердешная, – подтвердил Пафнутьев.
– Осторожней бы с ней. Чреватая бабуля!
– Не нам нужна осторожность, Худолей, не нам.
– Неужто она еще на кого-то глаз положила?!
– Похоже на то.
– Поделись, Паша!
– Чуть попозже. Прилетели мы, однако. Ремни пора отстегивать.
Зайцева вполне можно было узнать по школьным фотографиям. Конечно, он повзрослел, вес немного набрал, как говорят, малость заматерел. Оно и понятно. У летчиков питание калорийное, работа обязывает. Залысинки появились, еще небольшие, но уже заметные.
«Взгляд у него спокойный, – отметил про себя Пафнутьев. – В нем разве что немного любопытства, скорее заинтересованности. Кто это, дескать, хочет со мной повидаться, по какому поводу?»
Присев к столику, за которым расположились Пафнутьев с Худолеем, Зайцев оглянулся, кому-то махнул рукой, улыбнулся.
Потом он спокойно повернулся к Павлу и заявил:
– Наш начальник полетов сказал, что вы хотите поговорить со мной. Он ничего не напутал?
– Нет, это правда, – ответил Пафнутьев и тоже с ленцой огляделся по сторонам.
Два оперативника за соседним столиком, крепенькие, загорелые ребята в белых рубашках с короткими рукавами, ни у кого не вызывали подозрения или настороженности. А початая бутылка пива, стоявшая между ними, создавала атмосферу легкости и беззаботности.
– Я хотел только спросить вас кое о чем. – Пафнутьев покопался в папке, лежавшей на столе, и вынул достаточно большую фотографию Светы – Худолей очень даже неплохо увеличил школьный снимок.
Зайцев, все еще легкий, беззаботный и уверенный в себе, протянул руку к снимку и тут же, через секунду, сам того не замечая, отдернул ее.
– Нет. Я не знаю эту девушку.
– И никогда с ней не встречались? – негромко спросил Пафнутьев. – Не торопитесь отвечать, посмотрите внимательней. Этот снимок давний, ему около десяти лет. Сейчас она выглядит немного иначе. Ее мало кто узнает. – Пафнутьев вынул из потрепанной папки еще одну фотографию и положил ее рядом с первой.
На втором снимке был крупно изображен оскаленный череп с черными пустыми глазницами.
– Сейчас девушка выглядит примерно вот так, – невозмутимо добавил Павел.
– Нет-нет, мы незнакомы! – почти выкрикнул Зайцев, резко отодвинул стул в сторону и вскочил, готовый бежать.
Но оперативники, забывшие про пиво, нагревшееся на южном солнце, мгновенно оказались рядом с Зайцевым и снова усадили его на стул. Они тут же завели ему одну руку назад и пристегнули ее браслетами к спинке стула.
– Даже так, – растерянно пробормотал Зайцев.
– Вы напрасно торопитесь, – негромко продолжал Пафнутьев. – Начальник сказал мне, что полетов у вас сегодня не предусмотрено. Мы еще немного поговорим, если вы не возражаете. Наш самолет отправляется через два с половиной часа. Я хочу еще кое-что сказать и показать вам, если вы не против. Тогда наши отношения примут какую-то более-менее осмысленную форму. Договорились?
– Да, извините. Уж больно все это неожиданно.
– Согласен, – сказал Пафнутьев. – С другой стороны, у вас было время подготовиться.
– Этого времени оказалось даже многовато.
– Что вы имеете в виду?
– Да так, ничего, в общем-то. Вырвались слова.
– Бывает, – благодушно откликнулся Пафнутьев и снова открыл свою зловещую папку.
На этот раз он вынул оттуда фотографию, на которой были изображены несколько юношей и девушек. Все улыбаются, молоды и, как говорится, хороши собой. Был среди них и парнишка в белой форменной курточке. Как и на других снимках, он стоял чуть в сторонке. Но эту его обособленность можно было заметить, только зная о ней, ожидая ее и желая увидеть.
– Себя узнали? – спросил Пафнутьев.
– Да. Ничего парнишка был.
– На этом снимке ваши друзья. Похоже, он сделан после школы. Вы здесь уже в форменной курточке летного училища.
– Эта курточка у меня появилась еще в десятом классе, – неосторожно сказал Зайцев, тут же поперхнулся, замолчал и отодвинул фотографию от себя подальше.
– Да, это заметно, – проговорил Пафнутьев.
– А как вы догадались, что снимок сделан после школы? – осведомился Зайцев.
– На этом снимке у вас непорядок в туалете.
– Какой? – Зайцев свободной рукой снова придвинул к себе фотографию. – В чем непорядок? Ширинка застегнута, брючки наглажены, туфли начищены. Я вас не понимаю.
– На вашей курточке не хватает одной пуговицы, – сказал Пафнутьев и выразительно посмотрел на оперативников.
Дескать, ребята, будьте настороже. Сейчас возможны неожиданности.
Это было лукавое предложение Худолея. Еще при подготовке к этой поездке в Ростов он предложил Пафнутьеву одну пуговицу на фотографии заретушировать, чтобы Павел в нужный момент при разговоре с Зайцевым попытался использовать эту маленькую подробность. Если Игорь совершенно невиновен и оказался под подозрением случайно, то просто не обратит внимания на слова Пафнутьева о пуговице. Если же убийца все-таки он, то пуговица становится прямо-таки зловещей подробностью.
