Послышался какой-то шорох. В коридоре возле нашей двери скрипнула половица.
— Тсс! — Я приложил палец к губам, осторожно подкрался к двери и распахнул ее.
За дверью стояла фрекен Фюре. Нимало не изменившись в лице, она решительно вошла в комнату.
— Я хотела только поменять полотенца, — сказала она.
Она сняла два полотенца, висевшие возле умывальника, которые, кстати, были совершенно чистые, и выплыла из комнаты, еще выше подняв голову над своей шалью.
Мы со Скоддландом переглянулись. Он шумно втянул в себя воздух.
— Холмевог! — произнес он так, что я не понял, то ли он горько вздохнул, то ли крепко выругался.
* * *
Не помню, что мне приснилось той ночью, забыл, как только проснулся. Но весь день что-то смутно теплилось во мне. И без конца всплывал в памяти один образ, бессмысленный и раздражающий. Луна.
Полдень уже миновал. Наша моторка подпрыгивала на волнах. Несколько часов мы кружили по морю, теперь мы следовали тем же курсом, которым в ту ночь шел «Арго». У нас за спиной на руле сидел владелец лодки, местный рыбак. Разговаривать с ним было все равно что говорить с морскими камнями.
В нескольких километрах к северо-западу на одном из островков виднелась какая-то башня.
— Холмевогский маяк, — показал мне Скоддланд.
С восточной стороны и гораздо ближе к нам из воды торчал скалистый островок. Указательный палец Скоддланда повернулся в его сторону.
— А это Хёгхолмен.
— Значит, мы сейчас войдем в мертвую зону? — спросил я.
— Вот-вот. Только теперь это уже не мертвая зона — маяк сделали выше… Вон смотри!
Маяк скрылся за гористыми очертаниями островка, но его свет был виден и над вершинами скал.
Скоддланд крикнул рулевому, чтобы он взял курс на Хёгхолмен. Рыбак повернул руль. Переместив табачную жвачку за другую щеку, он наблюдал за нами загадочным, как морское дно, взглядом.
Островок представлял собой удивительную горную формацию — геологический каприз Норвегии. Мы приблизились к гладкой вертикальной стене поразительно правильных очертаний. Она была похожа на колоссальный гранитный орган.
— Давай послушаем прибой! — И Скоддланд крикнул, обернувшись к рулевому — Выключи на минутку мотор!
Над нами кричали крачки, их крики предупреждали об опасности — они боялись за свои гнезда. Грохот прибоя звучал зловеще. Волна за волной обрушивались на отполированный водой камень и втягивались обратно, как будто пела огромная флейта. Скала служила мощным резонатором. В море играл орган.
— Вот здесь мы и разбились! — Скоддланд был весь мокрый от брызг, его снова обдало волной. — Ближе лучше не подходить!
Мы отошли от Хёгхолмена и взяли курс на маяк. Вечерело, на небе появилась бледная луна. Она напомнила мне, почему я оказался в этих местах. Толчком к моей поездке послужил сон.
— Послушай, Атле, — я наклонился к нему, я проверил по календарю, в ту ночь тоже было полнолуние. Может, то, что вы приняли за огни маяка, была просто луна? Ведь сквозь туман она могла показаться красной?
Скоддланд надменно улыбнулся:
— Чтобы лоцман спутал луну с маяком? К тому же луна не мигает!
— Ты прав! — Мне стало стыдно. Я задал глупый вопрос, недостойный журналиста, считавшего себя знатоком морского дела.
И тем не менее… Обычно я всегда склоняюсь перед логичными и разумными аргументами. А ответ Скоддланда был и разумный и логичный. Но, как ни странно, он меня не убедил.
Мотор смолк, и лодка подошла к причалу. Мы пристали по моей просьбе, мне хотелось поговорить со смотрителем маяка.
Сразу Скоддланд никак не прореагировал на мою просьбу, но тут он коротко бросил:
— Я подожду тебя в лодке.
— Почему? Тебе не интересно поговорить с ним?
— Нет. — Верхняя губа у него горько дернулась. — Свонес недолюбливал отца. И в суде давал показания против него. Я тебя подожду.
Он сидел на корме, а рыбак, стоя на носу, придерживал лодку. Я уперся рукой в столбик причала, готовясь спрыгнуть на берег. И вдруг мне захотелось вытянуть хоть слово из этого морского волка.
Я тихо спросил:
— Вы что-нибудь знаете о Сиверте Скоддланде, он когда-то был лоцманом в этих краях?
Рыбак бросил взгляд на корму — конечно, он узнал сына лоцмана. Жвачка переместилась за другую щеку, он сплюнул в воду коричневую слюну. И наконец откуда-то из глубины поднялся его голос. Глухой, но зловещий, как шум прибоя:
— Пьяница!
* * *
Смотритель маяка Свонес принял меня гостеприимно. Он читал мои статьи в «Шёфартсбладет», слушал мои программы по радио и, конечно, решил, что я приехал, чтобы написать о его маяке. Он не имел ничего против.
Это был сухонький шестидесятилетний старичок, весьма жизнерадостный и самонадеянный, однако я быстро понял, что за этой самонадеянностью прячется неуверенность в себе.
Мы стояли на башне маяка возле проблесковой лампы. Смотритель только что подробно объяснил мне, как действует механизм.
— Я вижу, у вас современное оборудование! — воскликнул я. — Старый маяк был, наверное, более примитивный?
— Как сказать… — Он пожал плечами. — Да нет, не думаю. Маяк был снабжен хорошей проблесковой лампой, скорость вращения четырнадцать секунд. Ртутные поплавки…
— Ртутные поплавки Бурделя, те, что сменили старые вращающиеся катки? — уточнил я. Всегда полезно показать, что ты разбираешься в предмете разговора.
— Вот-вот. — Он кивком подтвердил мои слова. — Я вижу, вы все знаете… Конечно, старый маяк был маловат. — Смотритель бросил взгляд на берег, и в этом взгляде была укоризна, адресованная местным властям. — Впрочем, маяк был вполне надежен, — значительно прибавил он.
— Если не считать, что у него была мертвая зона? — невинно заметил я.
Он сразу насторожился. Глаза у него сузились. Что этот приезжий хочет тут разнюхать? Я продолжал:
— А скажите, можно допустить, что в ту ночь, когда разбился «Арго», на одном из островков был оборудован ложный маяк?
От его гостеприимства не осталось и следа.
— Конечно нет! Ни один опытный моряк ни с чем не спутает огней маяка. Тем более лоцман! — Смотритель защищался, словно его в чем-то обвиняли.
— Значит, огни маяка нельзя спутать, например… с луной? — невольно вырвалось у меня, я сам не ожидал этого и был готов откусить себе язык.
— С луной? — Смотритель даже глаза закатил от такой наивности. — Сиверт Скоддланд утверждал, что видел огни на севере. А как вам известно, в северном полушарии луну на севере не увидишь!
Я несомненно упал в его глазах. С высоты маяка — прямо в воду.
— Да, верно. — Я по-настоящему смутился. — Простите меня за такой глупый вопрос.
— Вот если бы вы сказали «звезды», другое дело, — он злобно усмехнулся. — Звездочки Сиверт Скоддланд видел сквозь любой туман. И одну звездочку, и целых три!
Почему смотритель вдруг сделался таким агрессивным? А ведь он что-то скрывает! Что-то не дает ему покоя! Неужели его мучит совесть?
— За что и потерял свои лоцманские права? Вы хотите сказать, что он пил даже на службе? — без обиняков спросил я.
— Если человек пьяница, то он пьет везде! — огрызнулся смотритель.
* * *
Мы спустились по крутой винтовой лестнице. Смотритель проводил меня до мостков.
— За год перед тем у нас тут было точно такое же кораблекрушение, — сказал он. — В тысяча девятьсот сорок пятом. Шхуна «Геба», три тысячи тонн, разбилась почти в том же месте, что и «Арго».
— И тоже был туман?
— Да. И «Геба» шла через полосу тумана без лоцмана. Потому что Скоддланд не явился на судно, хотя и был предупрежден.
— Почему же он не явился?
— Гулял на свадьбе. Вино да танцы! — Казалось, смотритель видит перед собой эту картину. И она возмущала его до глубины души. — Правда, говорили, будто он уехал со свадьбы в повозке, дабы выполнить свой долг, и, мол, только несчастный случай помешал ему вовремя попасть на «Гебу». Но у этого несчастного случая одно имя — пьянство!
* * *
— Неправда! Отец никогда не пил во время службы! — Голос Скоддланда перекрыл шум мотора. Рыбак перестал жевать табак и замер с жвачкой во рту, прислушиваясь к нашему разговору.
— Просто наши трезвенники и ханжи не могли ему простить, что он не желал иметь с ними дела. — Скоддланд в ярости ударил ногой о днище лодки.
Я хорошо понял его движение.
— И они объявили его неисправимым пьяницей?
— Лишив работы, им удалось сделать из него пьяницу. Вот тогда-то он и начал пить…
Морская прогулка закончилась, она оказалась весьма интересной. Мы со Скоддландом поднимались от пристани в город. С правой стороны улицы выделялось большое серое здание с островерхим порталом в центре фасада. Над порталом висела вывеска, сделанная высокими строгими буквами: ИОСАФАТ.
