семье, но это стоит того, чтобы уехать в Лиссабон.
— Хорошо. — Барбара взяла передачу. — Наверное, вам непросто было дойти сюда. Точно не хотите войти на минутку?
Она посмотрела на его обувь: каблуки сношены почти до основания, — вероятно, он прошагал в этих башмаках весь путь из Франции.
— Нет, спасибо. Мне нужно возвращаться. — Он улыбнулся. — Но не мог не сдержать обещание. Поблагодарите от меня сеньора Форсайта. Мы так беспокоились, слышали, что немцы высылают беженцев-республиканцев из Франции обратно в Испанию, и боялись, как бы они не потребовали нашего возвращения. Но теперь мы будем в безопасности, спасибо вашему супругу.
Старик пожал ей руку, поправил на голове шляпу, развернулся и медленно побрел по подъездной дорожке.
Барбара закрыла дверь. Она заметила тень на лестнице, ведущей в полуподвальный этаж, и поняла, что Пилар подслушивала. Теперь так и будет?
— Пилар! — резко окликнула она служанку. — Приготовьте мне, пожалуйста, чашку шоколада.
— Sí, сеньора.
Каблуки быстро застучали вниз по ступеням.
Барбара постояла в холле, взвешивая на руке мешочек. Не монеты, что-то полегче. Она вошла в гостиную, развязала тесемку и высыпала содержимое на ладонь.
Это оказались кольца и цепочки, пара брошей и несколько каких-то странных вещиц, судя по форме религиозного назначения. Все предметы были из чистого сверкающего золота. Барбара нахмурилась, озадаченная.
Она решила, что лучше отнести мешочек Сэнди, и медленно поднялась по лестнице. В тихом коридоре шипело и урчало центральное отопление. Из-под двери кабинета выбивался свет. Барбара услышала, что Сэнди разговаривает по телефону. Она хотела постучать, но что-то в его тоне остановило ее, на ум пришло упоминание о фантазиях, которое он обронил прежде.
— Пора уже ему заговорить. Он проторчал у вас весь день. Что вы с ним сделали? — Последовала пауза, потом снова раздался голос Сэнди: — Эти старые марокканские трудяги — крепкие ребята. Он до сих пор твердит, что Гомес — его настоящая фамилия? Ну, полагаю, в этом есть смысл, им пришлось бы сделать фальшивые документы на чужое имя, а это в ведении гестапо.
Снова наступила тишина, пару раз Сэнди хмыкнул, соглашаясь с тем, что говорил человек на другом конце провода, потом заговорил резко и сердито:
— Предоставляю это вашим умелым рукам. — Он помолчал и добавил: — Вокруг Санта-Марии полно укромных мест… Слушайте, мне нужно идти. У меня тут документы Бретта. Нет, он мне доверяет. Да. Adíos.
Звякнула положенная на рычаг трубка.
Его фразы звенели в голове у Барбары. Что вы с ним сделали? В ведении гестапо. И Гарри как-то во всем замешан. Она стояла в коридоре, сердце у нее стучало. Услышала, как Сэнди выдвинул ящик стола, хмыкнул. Сглотнув, она тихонько отошла от двери, крепко сжимая в руке холщовый мешочек, — отдаст ему позже.
В гостиной на столике для шитья Пилар оставила чашку шоколада. Барбара тяжело села, опустила свою ношу на колени. Какими темными делами занимается Сэнди? Она снова вспомнила его глумливую ремарку про фантазии и подумала, что он способен на многое и что она вообще никогда его по-настоящему не знала. Еще раз нервно сглотнув, Барбара переложила мешочек на столик, посмотрела на него и вся сжалась. Она напряженно прислушивалась, не раздадутся ли за дверью шаги Сэнди.
София и Гарри медленно брели по наводненному народом рынку Растро. Было воскресенье, в холодный пасмурный день на главной барахолке Мадрида собралось множество людей. Шаткие деревянные прилавки с навесами были рассыпаны по узким улочкам вокруг площади Каскорро. На них сплошным ковром лежал всевозможный хлам: дешевые украшения, детали сломанных механизмов. Были здесь и канарейки в деревянных клетках. Гарри с удовольствием взял бы Софию за руку, но неженатым парам это теперь было запрещено — считалось аморальным поведением. Тут и там в дверях парами стояли гвардейцы и тяжелыми холодными взглядами обозревали толпу.
Прошла ровно неделя с тех пор, как они предавались любви в квартире у Гарри; влюбленные умудрялись видеться почти каждый день. У Гарри было время. Новых заданий от шпионов он не получал. По вечерам София приходила к нему домой и оставляла его рано, так как утренние смены на молокозаводе начинались с зарей.
Гарри впервые переживал влюбленность и был счастлив — счастлив, что его упорядоченный мир перевернулся вверх дном. Когда пришло очередное письмо от Уилла, он читал об их проблемах с поиском уборщицы для дома в деревне, об учебе детей и чувствовал себя невообразимо далеким от мира своего кузена и вместе с тем ощутил прилив горячей любви к нему.
Тяготила лишь необходимость таиться. Больше всего на свете Гарри хотелось поведать Софии о своей шпионской работе и о том, как она ему ненавистна; что его единственный друг в посольстве оказался соглядатаем, но он не мог и не должен был этого делать. София тоже не сказала родным об их отношениях, сославшись на неподходящее время. Оставляя Энрике присматривать за матерью и Пако, она говорила ему, что идет навестить одну девушку с молокозавода. Казалось, София не видела ничего особенно дурного в том, что лгала брату.
«Вероятно, при таких близких отношениях, как в их семье, эту близость можно вынести, только имея секреты», — размышлял Гарри.
Сегодня у Софии был выходной на молокозаводе, единственный в неделю. Она договорилась с Энрике, чтобы тот остался дома и последил за матерью и Пако.
Они отдали дань любви в квартире Гарри, после чего София предложила сходить на Растро. Пока они пробирались сквозь толпу, Гарри шепнул ей на ухо:
— Ты никогда не пахнешь молоком. Почему?
— А чем я пахну? — рассмеялась София.
— Собой. Такой чистый запах.
— Устроившись туда работать, я пообещала себе, что никогда не опущусь до того, чтобы пахнуть, как остальные. Там есть душ, помещение ледяное, с бетонным полом и сломанной металлической решеткой над стоком. Нужно быть осторожной, чтобы не свалиться туда, но я моюсь каждый день.
— И никто никогда не сломит твою волю?
— Да. — София улыбнулась ему. — Надеюсь, не сломит.
Они углублялись в толпу, смеясь над выставленными странными вещицами, и оказались в той части рынка, где торговали продуктами. Большинство прилавков были почти пусты, только кучки полузасохших сморщенных овощей попадались то тут, то там. В мясном ряду продавали отбросы, Гарри почуял вонь издалека, однако тут стояла очередь из желающих их купить. София заметила отвращение на его лице.
— Люди теперь хватают все подряд, — сказала она. — Пайком и собаку не прокормишь.
— Я знаю.
— Все в отчаянии. Вот почему Энрике взялся за ту работу. По натуре он хороший человек, он не хотел становиться шпионом.
— Интересно, если из человека не получился шпик, говорит ли это в пользу того, что он
